Тильда. Маяк на краю света

Глава 34 Финал второго тома: о сгорающих дотла зорях, втором Свале империи и репетиции вечерней премьеры

Маяк на краю света. Двадцать восьмое орботто года Эн.

Лед, конечно, пошел жуткими трещинами, как и предсказывал ШурИк. Глубину паники, накрывающей мощно и с головой, когда ноги проваливаются под лед, руки пытаются схватить воздух, а темная ледяная вода тысячей болючих игл вонзается в тело… описать, полагаю, невозможно, даже если вы — поэт безграничного воображения. Эластичный купол, возникший при соприкосновении оправленного в серебро кристалла с морской водой, поверг ШурИка в шок, а секунду позднее — восторг.

— Это что же за магия такая⁈. — в восхищении потянулся он к светящейся ларипетре, и мы тут же перевернулись, разбивая тонкую корку льда.

Барахтаться в сплошной каше изо льда, круша тонкий покров в осколки, и вместе с тем целеустремленно продвигаться вперед было более, чем «почти невозможно». Требовалось как минимум слаженное сотрудничество с партнером и солидная доля везения. Довольно споро получалось у Басса с детьми — все же, пар ног в их шаре было три, но крошащийся лед постоянно сбивал их с направления, как и нас. Хуже всех приходилось неумолимо теряющей силы Авроре. С перепуганной Айдой и наполовину парализованным Фарром — честно пытающимся успокоить пытающуюся метаться медведицу, обнимая и поглаживая руками ее шею. Чаку с гаснущим в пепел Джарлетом, впрочем, тоже приходилось несладко.

— Погоди.

ШурИк, удерживая меня и равновесие за руку, выставил аркебузу вперед, за предел шара, подобно бушприту «Искателя».

— А теперь пошли…

Кто бы он ни был, назвавшись «фрилансером», голова у парня варила. Дело пошло веселее. Мы разбивали аркебузой лед, оставляя за собой широкий канал полыньи. И к первому лучу солнца с востока достигли твердого берега.

Выползли на коленках, отплевываясь, отряхиваясь, прыгая, мгновенно замерзая насмерть.

— Теперь бегом, на маяк! — воскликнул ШурИк, но я удержала его за локоть.

Следом за нами по темной водной просеке слаженно топал шарик дяди Тири. Но заря, темнейшество, светлейшество… были безобразно, гибельно далеко, их голубые шары беспорядочно катались по ломаному льду, сбивая с таким трудом пробитый нами путь. Даже если они выдохнутся, то не потонут, пока работает электролиз, но… что толку, если кто-то из них умрет внутри?..

Я оглянулась по сторонам: хотелось клацать зубами и выть от бессилия, с которым я ничего не могла поделать… Солнечный свет, сверкнув на миг, спрятался за аккуратной, выложенной из седого серого камня круглой стеной. Башня. В каких-то пятидесяти шагах по склону, поросшему ягелем. Башня. Так похожая на мою.

«Мы посадим новые розы».

Чак… это конец. В который раз. Ты скажешь, что я трусишка, и что все все равно получится, но почему… я чувствую, что это конец, даже если все получится?..

Башня маяка. Добрались.

Под ногами блестел песок. Звездная пыль. Да мы были облеплены ею и светились с ног до головы. Из моей груди вместе с кашлем и водой вырвался вздох. И какой от нее теперь прок⁈. Еще и там, на западе полощутся на ненадолго темном небе цветные отголоски солнечного ветра, будто насмешка.

Айда оттолкнула Фарра задними лапами, вырвалась из шара и погребла к нам. Фаррел выпал из шара, но Аврора не бросилась следом. Потеряла сознание?..

Вайд исчез на фоне мешанины белого льда и темной воды… Я всхлипнула, привставая на носочки. Чак заметил… Вайд взмахнул руками из пучины… Их руки соприкоснулись… Он с Кастеллетом… Но шар Ро лежит на воде недвижим…

— Айда! Сюда! — воскликнул мой партнер, замахал руками, и медведица, узрев хозяина, заметно успокоилась, направляясь к нашему островку.

— Есть веревка? — резко обернулась я к ШурИку, шаря по карманам серапе, в которых не было ничего, кроме путевых заметок «Как я покинула Стольный»…

Подпрыгивая, фрилансер хлопал себя по плечам, пытаясь согреться, с его длинной шубы стекали потоки воды. Я же и не забыла замечать, что мокрая, и что холодно — тоже.

— Зачем она тебе? — не понял мой партнер.

— Мы должны добраться до них и вытащить.

— Снова соваться туда⁈. Да ни за что!

ШурИк был категорически не согласен. Но, вероятно, что-то в моем взгляде заставило парня в мокрой шубе изменить характер ответа — не подозревала, что умею смотреть, как Фарр:

— Ладно, спрошу у смотрителя. Я сейчас!

Уже на бегу я услышала ШурИково довольное, почти мальчишеское: «вот он удивится-то!». И он скрылся за поворотом башни, свет с которой все еще постепенно тускнеющей звездой светился бесконечно высоко надо мной.

Айда толкнула шар короля и ребят, те коснулись берега, и купол «лопнул», едва ларипетра потеряла контакт с морем. Я подала Фриде руку и вытянула ее на звездный белый песок. Рядом упали измученные Бимсу и король. Айда выскочила следом, энергично отряхиваясь.

— Это и есть звездная пыль? — уронила Фрида челюсть, пересыпая в пальцах песок.

Я рассеянно кивнула.

Бимсу поднялся на локтях:

— Звездная пыль, солнечный ветер… — он тоже ткнул в растворяющееся в западное небо. — Вы, госпожа Сваль — привязка, а у зари и господина Джарлета в желудках зелье морской соли, да?

Я посмотрела в раскрасневшееся мокрое, обветренное лицо нашего последнего юнги. Он прав, сирена меня сожри… Набрала в карманы песка, сколько могла. Посыпала на волосы. Обернулась: ШурИк почти вскарабкался на склон. Навстречу ему шел человек в такой же шубе до колен. Смотритель… Из-за его спины сверкал свет встающего солнца.

Обернулась к исчезающей ночи: голубые шары. Покачивающийся безуспешно и лежащий без движения. И шагнула обратно.

— Госпожа Сваль! — удержала меня Фрида за руку.

С другой стороны — король Тириан.

— Тильда, не делай глупостей!

— Мы должны вызвать скорую помощь, — пожала я плечами и показала на свой браслет с ларипетрой.

А для привязки не обязательно все должно закончиваться хорошо. Иглы снова впились в тело прежде, чем ларипетра сработала. И я побежала вперед; легко, без преград и сомнений.

Вокруг шара Авроры намерзла совсем тонкая корка льда, а заря лежала на покатом полу с закрытыми глазами. Я толкнула ее шар своим. Заорала, отсоединяя кристалл от серебра, надеясь на невероятное, что она услышит меня, просто потому, что нельзя иначе:

— Ро! Аврорик!

И она… открыла глаза! Я даже засмеялась, уходя в ледяную воду. Аврора с трудом повернула голову. Увидела меня, шевельнула рукой… повернулась на бок с трудом, дотянулась… и ее горячие пальцы коснулись моих, втягивая внутрь.

Шар даже не слишком покатился — ледяные осколки помогали удержать равновесие. Ро вновь закрыла глаза и характерно обмякла в моих руках. Я держала ее ладонь в своей, стояла на коленях, пытаясь приподнять запрокинутую пылающую жаром златовласую голову…

— Аврора Бореалис… Не смей даже бросать меня, слышишь⁈

А она бледнела, растворялась в воздухе, как полярное сияние в утре. Я подняла лицо в западу и сквозь пелену нахлынувших слез… увидела его.

Удивленное лицо дяди. Он стоял совсем рядом — не на крошенном льду, а твердой земле. За его спиной шумели зеленые деревья, ярко по-летнему светило солнце. И… странные высокие скалы за спиной — узкие, правильной формы, будто взрывающие небо.

— Дядя? — прошептала я, сжимая все еще горячую руку уходящую руку.

У меня тоже бред?..

Дядя Барр что-то ответил за пределами моего шара, лишь по губам я могла прочесть пораженное «Гусенок⁈».

И вдруг он исчез. Со смутно знакомым мне «чпоком». Я оказалась в ледяной воде, а Аврора и исчезла. Бессознательно пытаясь ухватиться за крошащийся острый лед, я обернулась к востоку. Утро. Утро съедает зарю…

Или я только что видела другой мир⁈.

Меня выдернули из парализующей пучины за руку. Я шлепнулась… Чаку на грудь.

— Трусишка! — он ошеломленно, с убийственной нежностью прижал меня к себе.

— Тиль, что ты творишь⁈

Это уже голос братца, неловко перекатывающегося по полу.

— Вы видели⁈.. — воскликнула я, отчаянно цепляясь в серапе Чака, как в лед только что.

— Умереть захотела?

— Куда делась Аврора?..

Я сглотнула, по-прежнему тяжело дыша. Ткнула в стремительно ускользающий запад:

— Солнечный ветер. Звездная пыль… — погрузила руки в карманы, в которых после моих купаний еще остались крохи сияющего песка… Я всхлипнула. — Зелье морской соли… — целенаправленно повалилась на Джарлета, который был так же неподвижен, как Аврора — только что. — И я.

Устремила взор на запад. И снова увидела зеленые деревья, и странные горы, и почему-то не то пургу, не то пух, летящий в теплом — я уверена — ветерке и дядю Барра, склонившегося над нашей Ро. Я не могла сдержать улыбки: он снова назвал меня «гусенком»… Я будто вернулась в безмятежное детство на миг, когда мы были в Бубильоне, когда ничего еще не случилось… Когда мы еще умели быть настолько безоблачно счастливыми…

Стоя на одном колене над зарей, дядя вытащил из кармана блестящую дощечку, потянулся к ней пальцем и… вновь узрел меня.

— Я должна с ним поговорить! — воскликнула я, простирая руку вперед.

Но увидела только становящихся прозрачными бездыханного Джарлета — да и морской медведь с ним — и… моих лучших в мире мужчин. Фаррел Вайд не отрывал пораженного взгляда от Авроры и оглянулся на свою непутевую среднюю сестру лишь в последний миг перед тем, как испариться насовсем. А Чарличек… смотрел на меня со всепоглощающей тоской и нежностью, успел невесомо коснуться моих губ своими, ласково погладить оба шрама и прошептать:

— Я люблю тебя, Тиль. На сей раз никаких сомнений. Ты — самая лучшая на свете. И я…

Мой не то нервный, не то счастливый, торопливый смех и оборвался, когда он окончательно исчез, так и не договорив.

Из моей жизни. Из этого мира.

Никаких сомнений.

Потом, уже в тумане, случился «чпок» и меня выбросило обратно на ломающийся лед.

Первое орботто года Эм. Стольный город Вестланда.

— Выше! Барти, ну криво ведь — не видишь разве⁈

Тильда Сваль, засмотревшаяся на взметнувшийся в небо фонтан на площади Увядших Роз, вздрогнула: Стольный радостно погрузился в подготовку к первой годовщине фестиваля Всех Королев. Или дня Благодарения, как стали называть второе орботто — день, когда родилась Республика Мерчевиль и, по странному совпадению, истинная империя Объединенных Королевств. Не на бумаге, но в сердцах ее подданных. Разве народ помнит бумагу?

В этот раз все будет куда эпичнее и размашистее. Сегодня вечером в Опере — очередная премьера, на которую съедутся все представители знати Мерчевиля, Черного Тополя, Бу…

Кто-то толкнул кудесницу в мерчевильской маске.

— Ох, госпожа Сваль, простите!

Тиль усмехнулась и покачала головой: виновница столкновения была завалена букетами и в принципе чудо, что разглядела, с кем имеет дело.

— Ничего, госпожа Тенор. Просто задумалась. Узнали ведь меня.

Посторонилась. Виннифреда Тенор — они с Гарриком наконец поженились, и маленький Тенор уже всеми доступными способами заявлял права на главный голос в Опере всему переулку Падающей звезды — рассмеялась поверх охапки — Тиль вздрогнула — оранжевых массангей:

— О, госпожа Сваль, вашу задумчивость, как и таинственную маску, собираются на празднике скопировать все девушки возрастом от пяти лет. Вы теперь такая легенда, что я и не вспомню, что мы играли на одной сцене, — подмигнула Виннифреда-Карабос. — Год назад всего, а кажется, что вечность, правда?

И посмотрела в небо. Или на гирлянды, которые вешал Барти Блэквинг — новый имперский дознаватель, кстати — на пару с Жеком Обри, старшим экспедитором тайной канцелярии. Под руководством одной из практиканток Квиллы Мель.

Всего год назад. У них ведь все хорошо? Темнейшество, заря и… светлейшество.

— Побегу, — кивнула Виннифреда Тенор. — Я ненадолго, всего обещала Лилее массангеи принести: они у Фриды отлично разрослись. А так дел невпроворот, Хью — хороший управляющий, но без меня они с дочкой сегодня не справятся. А Гаррик весь в своей генеральной репетиции — что с этого обормота возьмешь…

Виннифреда, помахав, растворилась в веселой толпе из мерчевильцев, буканбуржцев, топольцев и вестландцев. Даже парочка ребят с Гудру мелькнула там — они со своими татуировками быстро завоевали в городе популярность и тоже толклись где-то здесь, помогая устанавливать ларьки и помосты, пока женщины украшали площадь цветами.

Тильда Сваль посмотрела на оживленных горожан, улыбнулась и бочком протолкнулась поближе к фонтану. Люди за спиной слились в сплошной фон: шум, гам, толкотня, а она глядела сквозь прорези маски в непрестанно пенящуюся воду и видела гейзеры Свальбарда, в тепле которых они с Чарличком считали звезды в ту последнюю ночь.

Вообще-то, это и к лучшему — Тиль обычно утешала себя этим. В конце концов он — государственный преступник. И вернись Чарличек в Стольный — сложить ему голову на этой самой площади. Уж дядя Тири позаботился бы о том. Дядя Тири знает, кто Кастеллет такой. Дядя Тири жестоко сообщил Ис, что Фаррел Вайд ликвидировал движение окончательно ценой своей жизни, дело закрыто и да будет так. Так лучше для всех.

Она совершенно точно потом долго плакала за закрытыми дверьми. И приказала спроектировать их Фарру памятник.

С новой энергией Исмея развернула амбициозные планы в неопределенном будущем снарядить новую экспедицию на Гудру. Наладить торговлю, пристроить колонии… Дядя Тири, разумеется, против. Он всегда против, если императрица что решила. В отместку за то, что уступил ей корону. У них там своя борьба за власть, в их дворце Чудесного Источника.

После первой же встречи по поводу экспедиции Тиль не выдержала этого опустевшего взгляда и новой жесткости младшей сестры. Она стащила у Кунста пару булочек, наполнила калебас цикоррой с молоком и влезла к в окно императорской спальни; где тайком рассказала императрице Исмее всю правду о путешествии. Все же, несмотря на все разногласия… они младшие сестры брата, который больше не вернется. Но не потому, что умер. Он совершенно точно жив. И теперь ведет свои стратегии в мире скорых помощей, антибиотиков, буллинга, психологии и всяких… туристов.

— Съесть мне свои лучшие туфли — он точно успешен, — Исмея подняла свою чашку торжественно.

— И главное — счастлив.

Теперь Тильда знала, насколько это важно. В путешествии учишься так многому. Жизнь — она в принципе рискованное путешествие. Жаль, что так часто — столь короткое. Мы не были рождены терять так быстро. Теперь они узнали, зачем мы живем?

Ты узнал, Чак?..

Тиль и Ис порадовались за брата искренне. И поплакали тоже от души, обнявшись на кровати. Как не делали уже девятнадцать лет. Пусть и каждая о своем. У всех свои поводы плакать.

Шансы Фарра на успех, счастье и полноценную жизнь были серьезны и велики: ведь в том мире есть антибиотики, скорая помощь и светящиеся дощечки. А тут и ОК справились.

Ведь Хью Блэка тоже хватила «дистрофия»: к концу путешествия он вовсе не мог двигаться. Квилла Миль не могла пропустить столь интересный случай. Бимсу записался к ней в помощники не то из сантимента, не то потому, что Хью — отец его лучшей подруги. Теперь у бывшего юнги «Сциллы» даже седина пропадает, и плотник он в «От пуза» хоть куда.

Бывший юнга «Искателя Зари» превратился в ученика городского лекаря — единственного, что не боится покидать ее стены каждый день, разносить заказы и бегать на занятия в Башню Знаний. И провожать оттуда разносчицу Фриду обратно в процветающий трактир «От пуза» в переулке Падающей Звезды.

Башня Знаний. Ее башня. И — увы или ура — доктора Жиля Риньи, что прочно обосновался при библиотеке и не подлежит изгнанию. Основал эту самую школу, где она теперь главный историк. Заставляет ее ходить к Кунсту на завтрак, появляться на дворцовых приемах с ним под руку, будто он ей — отец. И порой пинает на «просто прогулки», как вот сегодня. Чтобы не киснуть в книгах и воспоминаниях. Вон — Сваль тоже, случайно открыв тайны солнечного ветра и звездной пыли, оставшись совершенно один на краю света среди медведей и гейзеров, не сдался. Построил маяк, камень за камнем. Достал из дыры миров корабль, людей, преемника — потомок которого и сидит на маяке до сих пор. Стал Видящим и легендой. И изменил мир навсегда.

А ты, Тильда — теперь у нас второй Сваль. У тебя и фамилия его, и путь.

Так что просто иди вперед и не оглядывайся на потерянное.

Тиль горько усмехнулась. Коснулась лица, словно хотела смахнуть слезу, но упершись в плотный материал и перья, вспомнила, что там — мерчевильская маска. Надежно хранит шрамы, прошлое и нерешаемые печали. Никто не увидит, что она — заслуженная героиня Объединенных Королевств, первооткрыватель, автор шести научных трактатов, друг императрицы и боевой товарищ ее отца — плачет.

Сегодня она точно чужая в королевстве. И завтра. А потом все вернется на круги своя. Школа, музей, приемы, планы экспедиций. Все хорошо. Все правильно.

И совершенно ничто. Тильда вздохнула. Иногда тоска сжимала сердце когтями так, что казалось, будто уже вздохнуть не получится никогда. Но каждый раз — получалось. Да и ведь это он ей и втолковывал: живи тем моментом, что есть. Радуйся. Подставляй щеки солнцу. Щурься. Живи. Пока можешь.

Рука Тильды нерешительно потянулась к завязкам на затылке. Но девушка тут же ее отдернула прочь. Нет. Она не готова объяснять Стольному тот ужас, который объясняет шрамы на лице… той, что вовсе не герой.

Шмыгнула носом. Вытерла незаметно рукавом. И присела на парапет фонтана — чтобы смотреть на людей, смотреть вокруг, а не внутрь, не на себя, свои шрамы и воспоминания. Немножко — это хорошо, но не слишком долго. Так ведь и с ума сойти можно.

Снова к горлу подступил комок. Это нормально. Все грустят порой. Пришлось снова проехаться по настырному носу манжетой из черного кружева. Она снова собирает волосы в косы.

Она смотрела на людей, а видела туман. И то и дело подтирала нос и щеки.

— Госпожа Сваль?..

Окликнул ее кто-то, Тиль вздрогнула, и ей сразу стало стыдно, что ее могли застать за столь негеройским занятием. Она опасливо осмотрелась по сторонам, невольно ерзая. Из разноцветной толпы к фонтану выскользнул какой-то тип в маске, похожей на ее. Мерчевилец?..

— Так это вы, — заулыбался из-под маски незнакомец. — Это ведь вы написали трактат «О жизни в эпоху Сарасети»? Как же мне повезло встретить вас лично!

Он был высок — стандартно для мерчевильца, впрочем. Волосы спрятаны под шляпой. Шляпы в Стольном носили редко. Выглядело на редкость залихватски.

Тильда поднялась с парапета — вести диалог сидя было неудобно, да и не до конца по этикету. Она осторожно отвечала:

— Это лишь очерк, основанный на старинной книге.

— О, вот как? — незнакомец заинтересованно подошел ближе и, как ни в чем ни бывало, уселся на парапет. Похлопал по еще теплому, должно быть, камню, приглашая ее вернуться на насиженное место. — Так вы собирали материал, основываясь только на книге?

Тильда помялась на месте. Незнакомец немного нервировал — маска, настойчивость, граничащая с назойливостью и хамством, само то, что незнакомец… А вместе с тем, если ему, мерчевильцу, трактат попал в руки и он ее искал, возможно, он может и что рассказать для дополнения. И она сдалась: села рядом, на безопасном расстоянии и поддержала разговор:

— У меня не было возможности побывать на острове. Поэтому я сужу только по книге и… обрывкам историй, собранных в путешествии.

— Наслышан, — закивал незнакомец, и темное перо на его шляпе запрыгало в полном согласии со словами. — Вот книгу о нем — учитывая ваш несомненный писательский талант — я бы прочитал куда охотнее трактата.

Чисто мерчевильская непосредственность и бахвальство. Кастеллет впитал ее так несомненно в свое время, что, несмотря на вестландское происхождение, стал несомненным мерчевильцем. Несмотря на новый приступ тоски, Тиль рассмеялась — ей захотелось поговорить с этим настолько же легким человеком еще и еще, пока тоска не забудется.

— А вы хам, сударь, — сказала она самым вежливым тоном и сложила руки на груди.

— Хам? — искренне удивился незнакомец. — Это почему же?

Тильда повела бровями, забывая, что под маской этого красноречивого жеста не видно.

— Скрываете лицо под маской, не представились. До фестиваля еще день, как-никак.

— Но вы тоже скрываете лицо под маской, — веско возразил незнакомец.

— Вы хотя бы знаете мое имя.

— Справедливо. Как насчет отобедать со мной? И сходить в оперу? Я слышал, сегодня дают представление.

Тильда расхохоталась. И ведь

— Вы настоящий мерчевилец, сударь!

— Сочту это за комплимент.

Незнакомец поднялся с парапета и предложил ей локоть. Кудесница покачала головой и приняла руку.

— Вы бы довели нашего дознавателя до сердечного приступа.

— Знаете… это уже пройденный этап. Одного почти довел. А потом как довел, так и вывел, — болтал незнакомец, и на сердце Тиль будто тоже опускалось лето.

И кружился пух в воздухе, как в тот момент, когда она увидела дядю Барра на Свальбарде… И с этим странным незнакомцем вдруг чувство холода внутри исчезало. Идти бы и идти, слушая его болтовню ни о чем, чувствуя верный локоть и глазами памяти воскрешая милое лицо с ямочками на щеках…

Тиль и не заметила, как снова из-под маски покатилась слеза.

— Эй, трусишка, да тебе надо продуть нос! — вдруг воскликнул раздосадованно… ее провожатый.

Тиль перевела помутневший взгляд на незнакомца. Все та же шляпа с пером, маска, и рост… этот рост — ее макушка на уровне его глаз. И надо лишь слегка задрать голову, чтобы посмотреть в эти… знакомые, смеющиеся карие глаза. И платочек, который он прижал к ее носу.

— Снова носишь маску? Я ведь говорил… Ну, давай…

Она дрогнула, позволила себе просморкаться шумно и некрасиво, не отводя глаз от случившегося чуда. Он?..

— Дашь почитать мемуары? Они ведь есть? И там про меня много, да? Не поверю, что…

Они стояли под каким-то кленом в маленьком парке за Оперой, и этот клен по-орботтовски радостно шелестел еще чуть клейкой, девственной листвой. Внутренности Тильды наливались глухой яростью. Она шмыгнула к дереву, прижалась к стволу, закрыла глаза.

— Э… нет! — только и успел воскликнуть Чак Кастеллет, скрывшийся за столь непритязательной маскировкой, но корень из-под земли уже вырвался и опрокинул его на землю, наподдав напоследок под зад.

Черная шляпа слетела, рыжие кудри вырвались на солнце, в глаза заглянуло весеннее небо. И — разъяренная Тильда Сваль, наваливаясь сверху:

— Ты! Ты был здесь, ты был жив, и не дал знать? За нос водил⁈ Научный трактат⁈ Да чтоб тебя сирены съели!

Чак со смехом корчился под ее непоставленными ударами, пока не поймал за запястья, не прижал к себе, не перекатился, не навис и не пробормотал ласково:

— Они никого не едят — сама говоришь в трактате «О подводной жизни», я читал. Ты знаешь, что малышка Ис собирается и с сиренами договор заключать?

— Никакая она тебе не малышка, — процедила сквозь зубы Тиль, чувствуя, как предательские слезы текут и текут за уши. — Она императрица.

— Которая меня повесит при первом удобном случае. Я тоже скучал, трусишка.

И улыбнулся. Той улыбкой, которая значит все на свете. И Тиль сразу поразилась — как она могла на него злиться?.. Безобразие. Возмутительно. Что за засранец у нее муж.

Чарличек осторожно сдвинул с ее лица маску. Провел пальцем по шрамам.

— Снова ты ее нацепила… Ведь тебе-то уж без надобности.

Расслабленно распластавшаяся Тильда приподнялась, потянула завязки на его маске. Та черным шелком упала ей на грудь, а губы оказались слишком близко.

Вопрос с площадью Увядших Роз и дядей Тири они как-нибудь да решат.

Гаррик Тенор вышел из Оперы всего на минутку глотнуть свежего воздуха. Будь прокляты эти буканбуржцы и мерчевильцы, подавшиеся в актеры! Если друг другу не повыдергивают волос до вечерней премьеры, то…

Трубадур крякнул: под кленом в траве целовались двое. Кажется, одним из участников мероприятия была Тильда Сваль. Вот только ее пресловутая маска валялась рядом, и можно было заглянуть, что же там сталось с лицом героини ОК — сплетни всякие ходили… Да и любвеобильностью она прежде не отличалась — даже про доктора в башне слухи пускать никому в голову не пришло. А тут — странный парень в черном с рыжей шевелюрой. Кто бы это мог быть?..

Разве что тот, что играл принца в прошлом году? Но тот никогда не носил черного, да и дознаватель казнил ведь мятежника. Вон — памятник ему за это готовят на площадь Русалки. И Страннику нравилась заря империи, Аврора Бореалис, его былой партнер, теперь погибший в водах Белого Шепота вместе с дознавателем, как и положено всякому, что туда сунется…

Несмотря на отягощающие обстоятельства вроде живота — при новорожденном сыне и не таким навыкам научишься — хозяин оперы покрался в сторону влюбленных бесшумно. Каково же было его удивление, когда ветка клена ощутимо хлестнула его по лицу — ни с того, ни с сего! Гаррик Тенор от неожиданности так и подпрыгнул на месте, и в сей момент земля у него из-под ног ушла. Пока он приходил в себя, клен чинно вернул свои корни и ветки на место, а влюбленные исчезли.

Гаррик Тенор сидел на земле, хлопал ресницами, совершенно ничего не понимая. Показалось, что ли?..

Это все хронический родительский недосып, нервическое истощение от этих пиратов и торговцев, а еще — конечно же, это главное — воображение драматурга. Стоит купить у этого парня от Квиллы Мель — Бимсу, кажется — капли какие, что ли. Успокоительные.

Жиль Риньи, хмуря брови, переводил глаза со снявшей маску Тильды на Чарльза и обратно.

— Я знаю, — кивнула Тиль. — Но он мой муж — вы же знаете, Риньи.

Кастеллет удивился:

— Почему ты вообще перед ним отчитываешься? Твоя ведь башня.

— Он мне теперь… гм… вроде отца.

У Риньи на лоб взлетели брови.

— Скорее, мы сотрудники… научные работники при музее…

Доктор определенно смешался. Кастеллет, как всегда, бесстыдно воспользовался ситуацией: хохотнув, грациозным движением перетек в кресло.

— Вам бы понравился тот мир, доктор. Там сплошные музеи, наук — по пальцам не перечесть…

— Как ты вернулся? — Тиль упала на стул, подперла подбородок ладонями, готовясь слушать.

— О, это длинная история… У Ро был флакончик с зельем и далекозор, у меня компас и кусок звездной пыли с алтаря — я ведь не все вам отдал доктор, каюсь. Фарр припомнил тонкости на пару со Звездочетом…

И вот — он уже у стула Тиль, и берет ее за руку, и становится на колени:

— Но главное — Риньи, раз уж вы названый отец моей жены — вы ведь нас благословляете? Мы супруги год, но нормальной церемонии так ведь и не случилось. Отныне я не Жан-Пьери, не Кастеллет, даже не Джарлет. Я — из рода Свалей, хранителей маяка на краю света. Вероятно, потому и сваливаю постоянно… Но Тильде больше не придется страдать от этого. Иначе я бы и не возвращался. Обещаю.

— Жизнь — в принципе опасное путешествие, — фыркнула Тильда, но руки не отняла. — Так что не зарекайся. Но только попробуй у меня свалить еще хоть раз…

— Да, знаю… Первое дерево мне отомстит. Так вы согласны? Дядю Тири я возьму на себя — уж на него компромата у меня хватит.

Кастеллет смотрел так, словно уже получил положительный ответ. Доктор Жиль Риньи почесал затылок. Безумцы. Влюбленные — всегда безумцы.

— Я настрою скрипку.

— Скрипку?..

— А на свадьбе вам играть кто будет? — проворчал Жиль Риньи. — Гаррик Тенор?

Молодые рассмеялись.

— Мы как раз идем на премьеру.

— Вы с нами доктор?