Триумф безголовых

Глава 13

Задерживаться в подвале, куда привела нас Псина, было нельзя – в него тоже проникал дым от бушующего на первом этаже огня. И хоть дышалось тут еще терпимо, пересидеть пожар под домом у нас не вышло бы. Тем паче огонь продолжал разгораться и никто пока его не тушил.

– Вот комната, где держали пленника. – Вездесущая открыла одну из дверей, мимо которых мы проходили. – Как видишь, она пуста.

И все же здесь осталось больше следов, чем на Тотенштайне, где найденные нами улики не имели прямого отношения к пленному кригарийцу. Посреди комнаты стояло массивное деревянное кресло, чьи ножки были намертво приделаны к полу. На подлокотниках и спинке имелись кованые хомуты, призванные удерживать пленнику руки и шею. А рядом в пол было вмуровано железное кольцо – затем чтобы прицеплять к нему ножные кандалы.

Баррелий обошел вокруг кресла, которое с натяжкой можно было назвать мебелью, и осмотрел его сверху донизу. После чего дотронулся пальцем до левого подлокотника и сказал:

– Здесь что-то есть. Скребли ногтем, но царапины свежие. Кто мне подскажет, что это за буква?

Я хотел было вызваться, но вспомнил, что Горшок не умеет читать, и промолчал. К тому же среди нас хватало умников, кому не было нужды скрывать свою грамотность.

– Нет такой буквы, – объявил Таврий, тоже осмотрев исцарапанный подлокотник. – Скорее, это знак. Если глядеть на него со стороны сидящего, похоже на… Я бы сказал, что на корону. В чем дело?

Он торопливо отступил от кресла, к которому приблизилась Вездесущая. После того, как она предложила оставить священника в горящем здании, тот еще больше невзлюбил «демоницу». Разумеется, он догадался, что она из Плеяды Вездесущих, хотя ни Псина, ни ван Бьер об этом не обмолвились. Но Таврий был не дурак, чтобы принять вооруженную канафирку-поджигателя за кого-то еще.

– Так и есть, – согласилась с курсором Псина. – Четырехзубая корона тетрархии – вот на что это похоже. А на короне три полоски. Смею предположить, что это цифра «три», указывающая на Вальтара Третьего.

– И зачем пленнику оставлять этот символ? – спросил Таврий.

– Возможно, тут и правда нет смысла, – допустил Баррелий. – Мало ли что мог выцарапать на стуле ногтем обездвиженный человек, которого вдобавок опоили дурманным зельем Но если считать это сигналом, который пленник хотел нам подать, тогда все очень серьезно. Возможно, он подслушал разговор похитителей насчет Вальтара Третьего, и понял, что против тетрарха что-то замышляется. Вот и решил нас предостеречь, надеясь, что мы здесь объявимся.

– И все же чересчур сомнительная находка, – покачал головой курсор. – Мешок с документами, который мы раздобыли на Тотенштайне, был куда весомой уликой.

– Вот именно, что «был», – мрачно усмехнулся ван Бьер. – Те свитки вернулись к своим хозяевам, и пользы нам от них теперь не больше, чем от выеденного яйца. Да и от этих царапин – тоже. Мы же не предъявим их как свидетельство того, что тетрарху угрожает опасность. Тем более мы и сами в этом не уверены.

– Твоя правда, язычник. Нам нужны другие доказательства. Желательно неопровержимые, – согласился Таврий. И поводив носом по воздуху, забеспокоился: – Надо бы поторапливаться, а то скоро здесь будет нечем дышать.

Бегло осмотрев эту и соседнюю комнаты, мы нашли лишь одну любопытную вещь. Точнее говоря, ее подобрала Псина, сразу опознавшая в ней знакомую улику. А мы прошли мимо, сочтя ее обычным пыточным инструментом, похожим на те, которые ван Бьер разбил в кладбищенском подземелье.

– Кихар-меражда! – провозгласила Вездесущая, показывая нам свою находку. Это было нечто вроде человеческого намордника со странным механизмом. – Так вот где у них проходил обряд заррагариб!

– Чего-чего? – переспросил Баррелий.

– Я говорю – вот оно, устройство, которым эти мерзавцы удаляли себе языки, – пояснила канафирка. – И кресло с зажимами наверняка служило для посвящения в гарибы, а уже потом для пленников.

– Что-то непохоже на канафирский механизм, – усомнился монах. – Слишком грубая и неряшливая работа.

– Отрадно, что ты тоже заметил, – кивнула Псина. – Да, эту кихар-мираджу собрали не в Плеяде. И даже не в нормальной мастерской. Жуткая кустарщина. Такую кривулину мог сварганить человек, видевший когда-то оригинал, но не имевший под рукой ни чертежей, ни подходящих инструментов.

– У тех, с кем мы дрались в доме, языки были на месте, – припомнил кригариец. – За всех не отвечу, но у большинства – точно.

– Во главе гарибов из Плеяды тоже стоят люди с языками, – ответила Вездесущая. – А иначе, сам понимаешь, командовать такими солдатами было бы очень сложно.

– Если тебе не нужна маска, позволь, я ее заберу, – попросил курсор. – Мне она пригодится для отчета.

– Да пожалуйста. Мне эта дрянь ни к чему, – не возражала канафирка. И отдала Таврию кихар-мираджу, которую тот предусмотрительно завернул в найденную здесь же ветошь.

Добравшись до тоннеля, что вел из подвала в дальний конец сада, к беседке, мы, однако, не стали торопиться вылезать наружу.

– Если не желаешь снова угодить в драку, лучше подожди, – наказала Псина ван Бьеру, закрывая за нами люк потайного хода. – На том конце хозяева могут устроить засаду на случай, если ты знаешь об этом тоннеле и тоже решишь по нему удрать.

– А как ты сама о нем проведала? – спросил Пивной Бочонок. – Тебе же еще утром не было об этом известно.

– Мы проникли в сад до рассвета и спрятались в зарослях. Когда вечером махади следила за пленником, его тоже ввели через садовую калитку. Поэтому мы знали, что если его решат переправить куда-то еще, мимо нас он не пройдет. Увы, мы опоздали. Пленника увели из дома до нашего появления. Зато мы обнаружили, как хозяева спускаются из беседки в потайной люк. Видимо, они часто пользовались тоннелем, поэтому не запирали лаз. Вот мы и подумали, а не добраться ли нам этим путем до подвала.

– А если бы вас поймали на полдороге?

– Такое не исключалось. – Вездесущая проверила, плотно ли закрыта крышка люка. А затем подперла ее взятой из подвала лопатой, так как изнутри не было запора. – Но риск того стоил. Если бы нам удалось освободить пленника, я вколола бы ему сыворотку, от которой он пришел бы в себя. Так что обратно мы прорывались бы втроем. Но нам не подфартило: в подвале мы нашли лишь одно пустое кресло.

Пригнув головы, дабы не задевать низкий потолок, мы отправились поближе к выходу. Рев пламени и грохот рушащихся перекрытий был слышен даже глубоко под землей. Но дым сюда не проникал, а тот его запах, что мы чувствовали, источала наша одежда, успевшая им пропитаться.

– А как вы узнали, что мы тоже здесь? – вновь поинтересовался Баррелий у Вездесущей. Дойдя до конца тоннеля, он воткнул факел в подставку и уселся передохнуть на нижнюю ступеньку лестницы.

Мы тоже расселись вдоль стен, ибо в ногах правды не было. Таврий расположился в сторонке, все еще побаиваясь Вездесущих, да и кригарийца, небось, тоже. Я плюхнулся на землю возле Эльруны. Без задней мысли – просто где стоял, там и сел, а пигалица оказалась рядом. Но она сочла, что я недостоин приближаться к ней и демонстративно отодвинулась. Я же слишком устал, чтобы выказывать ей ответное презрение. И, даже не взглянув на нее, достал из торбы флягу, утолил жажду, а затем протянул воду монаху.

– Махади увидела в окно подвала, как вас впустили во двор, – ответила Псина на вопрос кригарийца. – Вас и священника. Стало ясно, что вы взяли его в заложники и решили использовать, как пропуск дом. Однако сейчас я вижу, что чего-то недопонимаю.

– Я не заложник! – устало возмутился Таврий. И вкратце объяснил канафирке, что связывает его и нас. Глотнув воды, Баррелий пустил флягу по кругу, и когда она вернулась ко мне, он успел пересказать о наших кладбищенских похождениях более подробно.

– И что вы сделаете после того, как выйдете отсюда, святой сир? – осведомилась Псина, когда монах поведал ей об утраченном мешке с уликами.

– Ты хочешь знать, доложу Надзорной палате о том, что связался с вами? – ответил вопросом на вопрос Таврий.

– А вам известно мое имя?

– Нет, – ответил курсор. – Но разузнать его не так уж трудно, поверь. Только что я от этого выиграю? Мы рассекретили убежище гадов на Тотенштайне, сожгли их гнездо здесь и с чем в итоге остались? Вы не нашли своего человека, а я лишь понял, что в Тандерстаде бесчинствует неведомая секта, которая вырывает своим членам языки и поклоняется статуе безголового воина. Есть, правда, надежда, что мы выбьем признание из Мильтада Копфера, но что-то подсказывает мне – он не вернется на пепелище родного дома. Либо Копфер сбежал из столицы, либо он уже мертв и зарыт где-нибудь в собственном саду. Вот и повторяю: что я выиграю, доложив о вас в Надзорную палату? О вас и о моем пропавшем блитц-жезле, будь он неладен, прости меня Господи!

– А что вы выиграете, умолчав о нас? – спросил ван Бьер.

– Не я выиграю, кригариец. Правильнее сказать, что все мы выиграем, если я повременю с докладом, – поправил его священник. – Тем более, что о моем визите в дом Копфера палата не знает. А кто меня здесь видел, вряд ли станет писать об этом донос.

– Продолжайте, святой сир, – попросил Баррелий, заинтересованно прищурившись.

– Помогите мне раскрыть эту тайну – и я клянусь Громовержцем, что Капитул никогда не узнает о вашей причастности к ней. А я в свою очередь помогу вам всем, что в моих силах.

– Не больно-то много вы сделаете для нас в одиночку, – покачал головой кригариец.

– Я уже говорил тебе, что видел в архивах Капитула портрет человека, в честь которого соорудили под землей ту статую, – напомнил Таврий. – Еще несколько зацепок я обнаружил в свитках, когда бегло прочел их в пещере. Небольших зацепок, но для архивных поисков они сгодятся. Также было бы неплохо узнать имя вашего человека, которого похитили молчуны. Уверен, они бы не покусились на кого попало, и человек этот наверняка не простой.

– Так вон чего вы добиваетесь – чтобы мы вам исповедались! – хмыкнул ван Бьер. – Хотите получить нужные сведения в обмен на обещание покопаться в архивах. Что-то эта сделка не кажется мне честной. Где уверенность, что вы поступите в точности как сказали?

– Я поклялся именем Громовержца, – нахмурился курсор. – Теперь это для меня вопрос чести!

– И что мне, язычнику, до вашей чести? – пожал плечами Баррелий. – Разве в священной книге Громовержца нет заповеди, которая позволяет вам давать язычникам заведомо невыполнимые клятвы? То есть лгать ради богоугодного дела, если оно того стоит?

– Книга пророка Осагрия, глава вторая, стих шестнадцатый, – уточнила всезнающая Вездесущая. – Очень удобная заповедь. Написана столь витиевато, что ее можно трактовать и так, и этак. Короче говоря, оправдание вранья в наилучших традициях Капитула.

– Что же тогда остается? – Таврий развел руками. – Чую, не выйти мне отсюда живым, раз вы все такие недоверчивые. Очень жаль. Надеюсь, вы хотя бы позволите мне помолиться перед смертью?

– К чему тратить время на молитвы, которые вас не спасут? – ответил ван Бьер. – Зато я точно знаю, что спасет – ваша искренность. Расскажите, чем вы на самом деле занимались на кладбище и почему вас не защищают храмовники. В сказку про то, что они якобы не обучены вести слежку, я не верю, уж извините.

Курсор тяжко вздохнул, зажмурился и, склонив голову, начал тереть виски. Псина и Баррелий переглянулись, но промолчали, давая священнику время поразмыслить. Мы с Эльруной тем более помалкивали, ибо кто мы были такие, чтобы встревать в важный разговор.

– Ну хорошо! – Таврий открыл глаза и резко выпрямился. – Хочешь правду – получишь ее. Но взамен я получу от тебя то же самое, ты не против?

– Все зависит от того, скажете вы действительно правду или сочините очередную ложь, – ответил ван Бьер.

– Судить об этом лишь тебе, но я попытаюсь, – решился святой сир. Затем полюбопытствовал: – Как много ты наслышан о прошлогоднем разграблении Кернфорта, с чего, собственно, и началась Золотая война?

– Кое-что слышал от людей, которые там побывали, – ответил ван Бьер. Он не сказал, что мы с ним, а также Псина угодили в самую гущу тамошней заварухи, потому что Таврию знать об этом было необязательно.

– В таком случае ты помнишь, где скрывались проникшие в город наемники перед тем, как они устроили грабеж, – продолжал курсор.

– Говорят, будто они выдавали себя за паломников с севера, предъявляя подложные грамоты. А собирались они в монастыре Храмовников.

– Так и было. Храмовники, конечно, отрицают свою причастность к этому. Заявляют, что фальшивые документы островитян были неотличимы от подлинных, и что они вели себя как истинные паломники. Однако с тех пор Надзорная палата главного Капитула стала приглядывать за своим рыцарским орденом. Особенно в Эфиме. Больше всего от удара по вейсарским банкам пострадала тетрархия, и мы не можем допустить, чтобы это повторилось впредь.

– То есть вы перестали доверять ордену Храмовников? Но их дозоры по-прежнему ходят по улицам Тандерстада.

– В моем случае, кригариец, это не вопрос доверия. Я – один из сыщиков, который следит за нашими рыцарями. И на Тотенштайн прибыл по той же причине. До меня дошли слухи, что храмовников стали замечать по ночам в старой части кладбища. Вот мне и приспичило это проверить.

– Но храмовников там не оказалось. Молчуны, которых я убил в склепе, точно не были членами этого ордена.

– Не были, – подтвердил Таврий. – Но они так или иначе связаны со столичными храмовниками. А подобные связи трудно назвать безобидными и не порочащими. Вот почему я вынужден обратиться за подмогой к вам, язычникам. По крайней мере ваши боги мною изучены не представляют для меня загадки. К тому же мы оказались союзниками в этой войне. С той лишь разницей, что я раскрыл вам свои карты, а вы мне еще нет.

– Вряд ли это были все ваши карты, – усомнился ван Бьер, – но те, которые я увидел, непохожи на крапленые. Хорошо, святой сир. Так и быть, откровенность за откровенность. Не выдам большой секрет, если скажу, что накануне Битвы Тысячелетия в Тандерстаде собрались все выжившие кригарийцы. Разумеется, затем чтобы сражаться на стороне Вальтара Третьего…

И Баррелий поведал курсору о том, что случилось с его братьями, не сказав, правда, что они прибыли в столицу по просьбе тетрарха. Также Баррелий умолчал о том, что тетрарх вызывал его к себе и намекнул, что вскоре снова призовет кригарийцев. Неведомо, зачем, но явно не для того, чтобы просто благословить их на битву.

– Ты поступил разумно, сообщив мне эти подробности, – кивнул Таврий, выслушав монаха. – Они – серьезная зацепка. Похищение четырех знаменитых воинов в преддверии великого сражения выгодно лишь нашим врагам. И мне прискорбно видеть, что орден Храмовников якшается с ними… А какое отношение к этой истории имеют Вездесущие?

– Плеяда не хочет, чтобы странные люди без языков были приняты вами за наших шпионов, – ответила Псина. – Канафир не участвует в Золотой войне и держит нейтралитет. Но кто-то, по всем признакам, желает сделать нас вашими врагами. Кстати, о вашем жезле, святой сир. У кригарийца возникли опасения, что если мы вас отпустим, то больше никогда не увидим. Но я дам вам железный повод вернуться, даже если вы сами не горите желанием это делать.

– А при чем тут мой блитц-жезл? – удивился курсор.

– При том, что если он появится на черном рынке, я вам его достану.

– Почему ты в этом так уверена?

– Я не уверена. Но вы не первый курсор, который теряет в Тандерстаде свой символ святости. И я в курсе, где всплывет ваш жезл, если его все-таки надумают продать.

– Спасибо тебе огромное, но вынужден отказаться, – отверг Таврий это предложение. – Жезл для меня, конечно, дорог, но я не стану из-за него должником Плеяды. За это можно и головы лишиться.

– Кто здесь ведет речь о долгах? – всплеснула руками Псина. – Разве мы не договорились о сотрудничестве? Ну вот и считайте мою помощь обычным содействием в рамках нашего временного союза.

– Это… это… да, это сильно меняет дело, – с неохотой, но все же признал священник. – Но как я смогу опять вас разыскать?

– Об этом не беспокойтесь, – заверила его Вездесущая. – Я сама вас найду. Сколько времени вам нужно, чтобы изучить архивы?

– Через четыре дня я должен идти на доклад в Надзорную палату, – прикинул Таврий. – Очень хотелось бы, чтобы к тому моменту жезл был у меня, а иначе мне не поздоровится. Поэтому за три дня я постараюсь отыскать все, что нужно. Буду ночевать в архиве, если потребуется.

– Хорошо, значит, договорились, – кивнула Псина. – Через три дня пришлю вам весточку с дальнейшими указаниями. Не спрашивайте, как, все равно не отвечу. А сейчас, парень, дай-ка мне еще воды, если осталась. Надо бы нам отмыть лица перед тем как выходить в город, а то на трубочистов мы с махади точно не смахиваем…