Триумф безголовых

Глава 20

Тоннель – один из многих, – по которому в Зирт стекали нечистоты, вонял так, как и положено вонять большой трубе с дерьмом. Хорошо, что она была широкой и нам не пришлось брести по щиколотку в мерзкой жиже – какая-никакая, а радость. Как и то, что мы были живы, хотя эту свою оплошность храмовники еще могли исправить.

Впрочем, ушли мы недалеко. Еще до того, как нам понадобился факел, наш путь преградила массивная решетка. Не сплошная – в ней была дверь. Вот только навешенный на нее замок давал понять, что так легко мы в канализацию не проникнем.

– Можешь его вскрыть? – спросил я у Псины.

– Могу, но не стану. Мне еще жизнь дорога, чтобы соваться туда без приглашения, – ответила она. После чего достала кинжал и громко заколотила его рукоятью по прутьям решетки. И не просто так, а словно бы выстукивая некую мелодию.

Музицировала Вездесущая недолго. Вскоре она сочла, что этого достаточно, хотя никто ей не отозвался и не подал знак. А Псина, вернув кинжал в ножны, принялась раздеваться и выжимать промокшую одежду. Не только верхнюю. И ее не смущал ни я, ни возможные взгляды тех, кому был адресован поднятый ею шум.

Как человек воспитанный, я отвернулся, дабы не смотреть на ее тощую задницу, мелкие груди и на все остальное, что она без стеснения оголила. И что рисковала застудить – было слышно, как шпионка дрожит, и как стучат от холода ее зубы.

– Кто вы такие и что здесь ищите? – неожиданно спросили из-за решетки. Явившийся на стук человек решил тем не менее остаться в темноте, и я не видел даже его силуэта.

– Извини, тихий сир, я не знаю, как надо отвечать сегодня на твой вопрос, – ответила Псина, выжимая воду из штанов. – Но если бы ты задал его месяц назад, я бы сказала, что мы – желтые мотыльки, прилетевшие на свет догорающей свечи.

– Раз тебе неведомо последнее слово-ключ, ты сюда не войдешь, – отрезала темнота. – А если войдешь без дозволения, то не выйдешь.

– Не давай поспешных обещаний, тихий сир, – заметила на это Вездесущая. – Со дня на день я бы получила нужное слово-ключ, причем из уст самого Тишайшего. Просто довелось явиться раньше и не тем путем, которым я всегда попадаю в Оплот Безмолвия. За нами гонятся храмовники, и если ты не откроешь дверь, скоро они нас настигнут.

– Ты, чернолицая, или ошиблась адресом, или бредишь. – Человек за решеткой оставался непреклонным. – Возвращайся, откуда пришла. И не смей больше здесь появляться, а не то умолкнешь навсегда.

– Слушаю и повинуюсь, тихий сир. – Псина отвесила ему поклон, что выглядело издевкой, поскольку она все еще была голой. – Только как мне быть с «заказухой», которую я несу для Тишайшего? Если храмовники зарубят меня и вернут ее себе, а Тишайший об этом прознает, у тебя будут крупные неприятности.

– Что еще за «заказуха»? – спросил незримый привратник.

– Курсорский жезл. Думаешь, почему за нами гонится храмовый дозор?

– Покажи.

Прежде чем вытащить из моей котомки трофей, Вездесущая оделась и обулась. Все также прячась в тени, «тихий сир» молча осмотрел поднесенный к решетке блитц-жезл, затем изрек:

– На вид и правда настоящий. А почему никто в Оплоте не слыхивал о том, что Тишайший объявил на эту штуковину «заказуху»?

– Наверное, не всем из вас он доверяет, – предположила шпионка.

– А какой-то чернолицей, значит, доверяет? – В голосе привратника послышалась обида.

– Ага. Настолько, что даже раскрыл мне свое настоящее имя.

– И каково оно?

– Не уверена, что ты вправе его знать, раз тебя поставили стеречь «дерьмовые ворота».

– Да ладно брехать-то!

– Разве насчет блитц-жезла я солгала? – заметила Вездесущая и снова потребовала: – Ну хорошо, поболтали и хватит. Впускай нас, пока храмовники не нагрянули.

– Впущу, – смилостивился наконец-то человек за решеткой. – Но ты отдашь «заказуху» мне, и я сам отнесу ее Тишайшему. От твоего имени, само собой. И если он даст добро на вход, вы войдете в Оплот Безмолвия. Если же нет – не обессудьте, но ваши утыканные стрелами трупы уплывут в Зирт.

– Поганые условия, но будь по-твоему, – согласилась канафирка. – Только не забудь передать Тишайшему, что жезл доставила ему Псина. Просто Псина. Очень надеюсь, он не накажет тебя за то, что прежде ты не слышал моего имени.

Я так и не разглядел стража «дерьмовых ворот». Впустив нас, он снова запер их и, взяв блитц-жезл, растворился во мраке. Мы с Вездесущей сделали то же самое, поскольку торчать возле выхода было не только опасно, но и холодно, а Псине не помешало бы срочно отогреться.

– А вдруг у храмовников тоже есть ключ, что тогда? – спросил я, уже догадавшись что мы имеем дело со столичными ворами. О Тихом Братстве Тандерстада было известно не только в Эфиме, но и далеко за пределами тетрархии.

– Тогда храмовники войдут в тоннель и нам придется снова от них удирать, – ответила Псина. – Тихие братья не ссорятся с законом и разбегаются по норам, когда его слуги сюда вторгаются.

– А Тишайший – он их вожак?

– Зачем тебе это знать? – проворчала канафирка, растирая себя руками.

– Просто хочу понять, что у тебя на уме.

– И какой мне прок от твоего понимания или непонимания? – фыркнула она. – Просто держи язык за зубами и всё. У этих стен не просто есть уши – у них десятки ушей. Тихие братья не убивают детей, но могут сделать с тобой много чего нехорошего. Например, продать в подпольный бордель. Только не в качестве слуги, а… Короче, не зли их понапрасну. Если хозяева Оплота Безмолвия вдруг решат, что ты ведешь себя подозрительно, я за тебя не заступлюсь.

Что такое, этот Оплот Безмолвия, я спрашивать не стал. Решил, что вскоре увижу его своими глазами, раз уж Псина затащила меня в эту выгребную яму.

Ни фонарей, ни факелов здесь не горело, но кромешной тьмы тоже не было. Кое-где сверху падали лучи света, проникающего сюда через зарешеченные отверстия в мостовых, куда стекали дождевые воды. Эти же отверстия пропускали уличные шумы, отчего тоннель казался уже не столь зловещим и отрезанным от города.

Не могу сказать, как далеко мы забрели в полумраке, дыша нечистотами. Но когда мне стало чудиться, что привратник уже не вернется, он таки объявился. И не один. Около полудюжины Тихих братьев внезапно окружили нас, вынырнув из темноты. А один из них, не сказав ни слова, протянул нам два мешка из плотной черной ткани.

– Надень это на голову, – велела мне Псина, взяв один мешок себе, а другой протянув мне. – Не спорь. Так надо.

Да я и не думал перечить – просто растерялся при виде бесшумных людей-призраков. А когда выполнил ее распоряжение, то очутился уже в настоящем кромешном мраке без единого проблеска света.

Не поручусь за шпионку, но я не мог идти по канализации вслепую. Поэтому кто-то схватил меня за шкирку и повел, направляя куда нужно и предупреждая о неровностях под ногами.

Вообще-то тоннель шел прямо, но мой провожатый и я стали выписывать такие зигзаги, что вскоре я перестал ориентироваться, в какую сторону мы движемся. Также я понятия не имел, где Псина – нас запросто могли увести в разных направлениях. Окликнув ее, я схлопотал подзатыльник и больше так не делал. Она не отозвалась: либо тоже опасалась побоев, либо нас и вправду разлучили.

А вскоре мои ноги ступили на то, чего я до сей поры в тоннеле не наблюдал – лестницу. Спускаться по ней с мешком на голове было еще страшнее, и не только из-за крутых ступенек. Провожатый держал меня крепко, но я все равно ему не доверял. И боялся, что его пальцы разожмутся и я, навернувшись с высоты, сверну себе шею.

За первой лестницей оказалась вторая, а за нею – третья. Такие же длинные, извилистые и крутые. Мы спустились глубоко под землю, зато нечистотами здесь уже не воняло. Как раз наоборот, воздух стал даже приятным, так как пах жареным на костре мясом.

Этот мирный и домашний запах подействовал на меня успокаивающе. Сквозь плотную ткань мешка теперь пробивался свет костров и факелов. Помимо этого отовсюду слышались голоса, но сдержанные. Нигде не слышалось громкого смеха, ругани и криков.

И когда с меня наконец-то сняли мешок, стало ясно, зачем он был нужен. Местонахождение подземного убежища, где укрывалось столько людей, и впрямь требовалось держать в тайне. Понятия не имею, куда отсюда выветривался дым, но в канализации его не ощущалось. Возможно, он выходил на поверхность где-то в коптильнях, что тоже располагались в этой части столицы.

Наверняка Оплот Безмолвия, как и подземелье культистов на Тотенштайне, тоже являл собой уцелевший фрагмент древнего города Боденлоза. Останки загадочной архитектуры – обломки колонн, арок и стен, – которые я видел в свете костров, были чужеродны для Тандерстада. Их сложная резьба и барельефы тоже выглядели причудливо. Однако никого из местных обитателей эти древности, кажется, не интересовали. Тихие братья установили между ними палатки и шатры, где и жили, а также хранили свою воровскую добычу.

Я напрасно переживал за Псину. Нас с нею не разлучали, а подвели к самому большому шатру, перед которым на грязных коврах возлежала пестрая компания, пускающая по кругу бутыль с вином. Видок у этих оборванцев был еще тот, хотя в город они так вряд ли выходили. На их грязных шеях висели толстые золотые цепи, их лохмотья усеивали драгоценные ордена и заколки, а на каждом пальце сверкало аж по нескольку перстней с самоцветами. Один уродливый забулдыга нацепил раззолоченную кирасу и шпоры столь искусной работы, что их не постыдился бы носить сам тетрарх. Другой оборванец вычищал грязь из-под ногтей кинжалом с золотой рукоятью, инкрустированной сапфирами. А голову еще одного венчала корона. Небольшая, но, судя по благородному сверканию ее камней, явно не поддельная.

Под пристальными взорами Тихих братьев – надо полагать, это были их вожаки, – я ощутил себя так, словно они уже продавали меня в бордельное рабство. Или они всерьез прикидывали мне красную цену? Впрочем, когда Псина с ними заговорила, их внимание обратилось на нее, и у меня отлегло от сердца.

– Спокойного тебе мрака и богатой добычи, Тишайший! – поприветствовала она главаря, которым, как нетрудно догадаться, был оборванец в короне.

– Благодарствую, Псина, – с подчеркнутым достоинством кивнул Тишайший – заросший щетиной крепыш с наполовину остриженной головой. Длинные волосы на другой ее половине и по цвету и по спутанности напоминали паклю. – И за подарочек тоже спасибочки. Хотя на кой он мне сдался, ума не приложу. Я же не давал тебе такой «заказухи». Или давал, но был пьян и запамятовал?

– Прими это в дар нашей дружбе, – сказала канафирка. – Твой страж «дерьмовых врат» под Вейсарским мостом хорошо делает свою работу. Кабы я не соврала о «заказухе» лично для тебя, он ни за что бы меня не впустил.

– Да неужели хоть кто-то в Оплоте не удрал с поста и чтит кодекс Тихого братства? – сокрушенно вздохнул вор в короне. – О, времена! Взгляни на меня: я безмерно удивляюсь тому, что еще вчера было в порядке вещей!

– И правда, что-то маловато у тебя нынче народишку, – согласилась Псина, окинув взором Оплот Безмолвия. – Сколько раз тут была, но такое малолюдье вижу впервые.

– Так война на пороге, вот и сбегают люди-то. Почитай, каждый божий день, – пояснил Тишайший. – Мы и сами в последние недели попритихли. Солдатня топчется в городе на каждом углу и денно и нощно. На вражеских лазутчиков облавы устраивает, но нашего брата ей под горячую руку куда больше попадается. Половина Оплота от такой поганой житухи разбежалась. – Он сплюнул, после чего указал Псине на место рядом с собой. – Присаживайся, чернолицая сестра, выпей с нами. Кстати, а твоя махади поднаторела в маскировке. Совершенно неузнаваема! Скажи ты мне, что передо мной не девчонка, а пацан – враз поверил бы!

И Тишайший указал на меня пальцем, отягощенным тремя перстнями.

– Твои глаза не лгут. Это не махади – это и есть пацан, – усмехнулась Вездесущая, подсаживаясь к Тихим братьям и принимая у одного из них бутылку. – Мелкий приятель одного моего приятеля. Был «отвлекашкой», пока я работала.

– Плохой «отвлекашка», раз за вами увязалась погоня, – заметил Тишайший.

– Это моя вина, а не его, – неожиданно вступилась за меня Псина. – Пацан тут ни при чем. Просто все пошло не так, как я рассчитывала. Пока до тебя не дошли сплетни, хочу, чтобы ты знал: не я убила сегодня на пляже Сетей курсора из Надзорной палаты. Он подрабатывал моим осведомителем, но ему на хвост сели храмовники, которые его и прикончили. И нас бы прикончили заодно с ним, если бы им повезло больше.

Мне сесть не предложили, но я счел, что негоже топтаться за спинами хозяев. И, отойдя в сторонку, уселся на один из ящиков, что там стояли. Никто даже не взглянул в мою сторону. Все сейчас таращились на Вездесущую, которая рассказывала о слишком невероятных вещах.

– Храмовники убили курсора? – не поверил ей главарь. – Отродясь не слышал ни о чем подобном.

– А о том, что намедни паладин Гийом Кессарский в одиночку зарубил четырех кригарийцев, ты слышал? – спросила Псина.

– Такая весть в нашу яму упала, – подтвердил Тишайший. – А это связано с убийством твоего сыскаря?

– Более чем уверена, – не стала кривить душой шпионка. – Сыскарь раскопал для меня сведения о Гийоме Кессарском. Убийство кригарийцев – грязный спектакль, и я хочу выяснить, с какой целью он устроен. Но теперь в смерти курсора обвинят меня, и мое описание развесят на всех столбах рядом с описанием последнего выжившего кригарийца.

– Именно поэтому ты вся дрожишь, злючка? – Король воров улыбнулся ей щербатой улыбкой и приобнял ее за плечи своей чумазой рукой. Странно, но Псина восприняла это совершенно спокойно. Так, словно была его близкой подругой.

Или и впрямь была?

– Иди искупайся в Зирте, и я посмотрю, как застучат твои зубы. Те, что у тебя еще не выпали. – беззлобно огрызнулась она.

– Дерьмовое предложение, – ответил Тишайший. – У меня есть получше. Как насчет того, чтобы пойти в шатер и хорошенько отогреться под одеялом, а твоя одежда пока посохнет у огня?

– О да неужто ты по мне соскучился? – Вездесущая ласково провела пальцем по небритой щеке «коронованного» урода. Будь я проклят, если она и правда с ним не заигрывала!

– А ты разве не скучала? – Другая рука главаря бесцеремонно залезла канафирке под одежду. Его приятели тоже осклабились, а носитель кирасы противно захрюкал, что, видимо, являло собой смех.

– Погреться, говоришь? – Псина вопросительно изогнула бровь. Но ломалась она недолго. – Пожалуй, это лучшее, что мне предлагали за последнюю неделю. Только ты будешь греть меня под одеялом один, без своих похотливых кабанчиков, лады?

– Чем же они плохи?

– Не в них дело. Просто день был слишком муторным. Боюсь, сегодня меня одной на всех не хватит.

«Кабанчики» после такого заявления враз сникли и издали дружный разочарованный выдох. А тот, что хрюкал, протянул удрученное «Ну-у-у во-о-от!» и хлопнул себя по коленям.

– Будь по-твоему, злючка, – сжалился над Псиной Тишайший. И, поднявшись на ноги, широким жестом пригласил даму в шатер. А когда та, виляя бедрами, проследовала внутрь, успокоил приятелей: – Эхма, братья, не ваш нынче день. Но я обещаю: в следующий раз Псина возместит вам все, что задолжала. И ублажит каждого с удвоенной силой. А сейчас извиняйте, мне пора спасать нашу черную сестру от холода, пока она вконец не замерзла…