Таврий с опаской присматривался к нам, пока мы высаживались из лодки. И отважился подойти лишь когда мы ступили на песок и сами направились к нему.
– Твоя записка, которую мне подсунули в руку, когда я вздремнул над книгами – это сделал твой шпион или наш предатель? – перво-наперво осведомился курсор у Псины вместо приветствия.
– Понятия не имею, о чем вы говорите, – состроила она невинное лицо. – Какая еще записка? Ничего такого я вам не посылала.
– Ты смеешь лгать священнику прямо в глаза? – Похоже, Таврий запамятовал, с кем имеет дело.
– Я вам не лгу, а говорю чистейшую правду. – Псина и бровью не повела. – На той записке-расписке, или что там вам сунули в руку, было написано мое имя?
– Нет, но…
– Ну вот, видите! А может, пока вы спали, на вас снизошло озарение? И ваша рука сама написала послание, чтобы вы не забыли о вещем сне, когда проснетесь?
– Ладно, Господь тебе судья, – отмахнулся Таврий, поняв, что все равно не добьется истины. – А где кригариец?
– Сир ван Бьер назначил меня своим посыльным. И просил извиниться перед вами за то, что не смог прийти лично, – заявил я без напоминания канафирки. Так, чтобы не казалось, будто я говорю под ее диктовку. – Сиру ван Бьеру слишком опасно теперь ходить по городу. Почему – надеюсь, вы знаете, святой сир.
– Да уж, отлично знаю, – кивнул Таврий. – Город третий день на ушах стоит. Все только и судачат, что о приближении армии южан и о покушении на тетрарха. Еще судачат, что стражники попытались схватить пятого кригарийца и даже ранили его, но ему повезло уйти. Как по-твоему, этим слухам надо доверять или нет?
– Не надо, святой сир, – ответил я. Пока мы плыли на лодке, Вездесущая научила меня отвечать на вопросы, которые курсор наверняка задаст. – С сиром ван Бьером все в порядке. Просто в городе на всех столбах расклеены плакаты с его описанием, и он выходит на улицу лишь по ночам.
– Отрадно слышать, что он соблюдает осторожность. А что насчет моего блитц-жезла?
– Сначала расскажите, чем увенчались ваши архивные поиски. – Псина, как и Баррелий, тоже не проявляла к священнику большого уважения, хотя держала себя в рамках приличий.
– Не слишком плодотворно. Но и пустым я оттуда не ушел, – ответил Таврий. – По крайней мере, выяснил личность человека, чью безголовую статую мы видели на Тотенштайне. Больше ничего. Но и эти сведения – уже серьезная зацепка.
– И как зовут того человека?
– Э, нет, так не пойдет. Сначала верни жезл!
– Назовите имя, святой сир, – стояла на своем Вездесущая. – Прошу вас! Не упорствуйте и да воздастся вам – ведь так учат ваши божьи заповеди, да?
– Не смей упоминать всуе наши священные письмена, безбожница! – возмутился курсор. Но быстро остыл и, с любопытством посмотрев на мою котомку, в которой явно что-то лежало, сдался: – Имя того обезглавленного – Клеор Фреймон. Он четвертый дихентарий ордена Змееглавых рыцарей.
– Дихентарий? – вырвалось у меня. Это было единственное слово, что отпечаталось в моей памяти, и то не целиком, после того, как я заглянул в трофейные свитки. И о чем поведал Баррелию и Псине, когда мы выбрались из горящего дома. Не знаю, как монах с его ушибленной головой, но канафирка явно не забыла о том разговоре. И услыхав из уст курсора знакомое слово, убедилась, что он нам не врет.
– Да, сын мой, ты не ослышался, – подтвердил Таврий. – Змееглавцы называли дихентариями своих главных магистров. Но я сомневаюсь, что ты слышал о таком ордене. Да и шпионы Канафира – тоже.
– А у этих рыцарей что, и правда были змеиные головы? – удивился я.
– Верните жезл и я расскажу вам о них. И об их четвертом из пяти предводителей Клеоре Фреймоне, – пообещал священник.
– Хорошо. Уговор есть уговор, – не стала больше упорствовать Псина. И вытащив у меня из котомки жезл, вернула его Таврию. – Нынче Громовержец вам благоволит. Ваша утрата и правда всплыла позавчера на воровском рынке.
– О! Хвала Громовержцу! Я верил, что он меня не оставит! – только и оставалось воскликнуть курсору.
Наступил, что называется, момент истины. Курсор наконец-то обрел не только утраченный символ святости, но и оружие, которое было пострашнее всего арсенала Вездесущей. Стоило лишь Таврию нацелить на нас жезл и сверкнуть молнией, и перед ним на песке улягутся два обугленных трупа. Или три, если Нестор тоже попадет под удар божественной силы.
Мог ли Таврий так поступить? Мог, кабы считал нас врагами. Правда, его тут же постигло бы фиаско. Нацель он на нас блитц-жезл, и Псина вмиг прикончила бы его. Почему я уверен, что она бы его опередила? Потому что сейчас его оружие было не страшнее обычной дубинки и не могло пускать молнии.
Всему виной была та самая Книга Силы, в которую успели заглянуть и мы с Баррелием, и Псина – после того, как отобрала ее у нас. В Книге раскрывалась природа чудес Капитула, включая смертоносные палки курсоров. Конечно, наших скудных познаний не хватило, чтобы уразуметь тамошние истины. Но мы все же отыскали на чертежах блитц-жезла секретную кнопку. И выяснили, что запас молний в нем ограничен. Иными словами, курсоры как-то заряжали их туда, а не брали с небес из рук Громовержца. И когда заряды кончались, можно было давить на кнопку сколько угодно – чуда не происходило.
Вот почему мы не волновались, когда жезл очутился в руках курсора. Потому что Псина не собиралась возвращать ему боеспособное оружие и разрядила то еще в лавке Гезира. Но проверить чистоту помыслов Таврия не преминула, раз уж ей представился удачный случай.
– Не предполагал, что когда-нибудь это скажу, но все же благодарю тебя за помощь, дочь Плеяды, – молвил священник, принимая из рук Псины свою утрату. – Однако ты не будешь против, если я проверю, не осквернен ли символ моей святости?
– Только если он не привлечет к нам внимание, святой сир, – ответила шпионка. – И если вы при этом не поджарите нас.
– Думаешь, мне нужно то или другое? – ответил Таврий. После чего отвернулся – якобы в целях нашей безопасности, а на самом деле, чтобы мы не видели, как он нажимает секретную кнопку, – и проделал то, что он назвал проверкой.
Вполне ожидаемо святость в жезле Таврия не обнаружилась, и Громовержец не порадовал его сверканием молнии.
– Извините, святой сир. Если бы я знала, что эту штуку так легко осквернить, то прикасалась бы к ней в перчатках, – заметила Псина. Вернее, пошутила, но курсор об этом не подозревал.
– Ничего, все в порядке, – заверил он нас, пряча многострадальный жезл в поясной чехол. – Громовержец всемогущ и ему несложно освятить мой символ заново. Просто это занимает время и требует особого ритуала… Ну что же, раз ты оказалась человеком слова, я тоже тебя не разочарую. Итак, Клеор Фреймон, дихентарий рыцарского ордена Змееглавых. Очень древнего ордена, как вы уже поняли, раз никто из вас о нем не слышал. Хотя до магистров Плеяды, я уверен, сведения о змееглавцах доходили, ведь этот орден жив и поныне.
– Тайные рыцари? Да полноте! – фыркнула Псина. – Рыцарь не должен ни от кого скрываться. Он должен заявлять о своих подвигах всему свету. И стяжать славу себе и своим братьям по оружию.
– Так-то оно так, – подтвердил Таврий. – Просто нынче эти рыцари известны под другими именами – не змееглавцев, а храмовников.
– Ах вот оно что! – осенило Вездесущую. – Значит, не Капитул собрал подле себя эту свору псов. Это вы обратили в свою веру один из множества рыцарских орденов, и он начал служить вам, поменяв устав, название и герб.
– А историю Змееглавых предали забвению, благо, она была не слишком длинной, – продолжил священник, не оспорив ни единого слова канафирки. – Однако не все змееглавцы выбросили свой шлемы в виде змеиных голов, одели накидки с новым гербом и присягнули на верность Капитулу. Часть рыцарей обвинила братьев в предательстве и объединилась вокруг нового предводителя. Или, правильнее сказать, не нового, а более старого – ушедшего в отставку, предыдущего дихентария Клеора Фреймона.
– Так-так… Но они не выстояли против отступников и целого Капитула в придачу? – Наверняка Вездесущая предугадала, что случится дальше.
– Само собой. История последних змееглавцев была короткой и незавидной, – согласился Таврий. – Какое-то время они сражались, но в конце концов оставшихся в живых поймали и обезглавили. Вот тогда-то и произошло самое интересное. Фреймона казнили первым – затем чтобы сломить в его бойцах остатки духа и надежд. Но едва голова дихентария слетела с плеч, как вдруг его тело вскочило на ноги, выхватило меч из ножен ближайшего храмовника, зарубило палача и ранило еще пару рыцарей прежде чем рухнуло обратно на помост. Можешь представить себе такое?
– Не могу, – помотала головой Псина. – Больше похоже на волшебную сказку, которую сочинили после казни. Очевидно, кто-то в народе сочувствовал неподкупному рыцарю Фреймону, вот и постарался, чтобы его имя не забылось, а вошло в легенды.
– Я в точности также и подумал, – поддержал ее курсор. – Тем более, эта история случилась без малого триста лет назад, а нашим архивным материалам от силы века полтора. Но как бы то ни было, теперь мы можем свести воедино все, что нам известно.
– Среди нынешних храмовников вдруг обнаружились тайные поклонники предводителя давным-давно исчезнувшего ордена, – подытожила Вездесущая. – Вопрос в том, что пробудило в них жгучий интерес к трехвековой сказке о безголовом воине.
– Речь идет не просто о поклонниках, – уточнил Таврий. – Речь идет о настоящем языческом культе. В свитках культистов, что я успел бегло прочесть, говорилось о том, что неупокоенный дух Клеора Фреймона еще напомнит о себе. Однажды он вселится в тело простого воина и сделает его величайшим воином мира. Что и случилось три дня назад, когда паладин ордена Храмовников Гийом Кессарский победил в одиночку четырех кригарийцев.
– Вот-вот. Правда, за день до этого храмовники опоили кригарийцев дурманным зельем, связали и похитили. Теперь ясно, с какой целью. Затем чтобы бросить их, беспомощных, под меч своего командира и объявить того воскресшей легендой.
– Можешь не напоминать, я в курсе. А иначе я бы не стоял на этом берегу. Или тебя бы тут ждала засада. Но я не отказываюсь от своих слов о том, что вы – мои союзники, и не откажусь от вашей дальнейшей помощи. Особенно теперь, когда гниль язычества точит орден Храмовников изнутри.
– Чтобы докопаться до истины, мне надо знать, чего еще добился паладин Гийом этим спектаклем кроме того, что переименовал себя в Клеора и стал народным любимцем, – заявила Псина.
– И любимцем тетрарха, – добавил курсор. – Храмовникам запрещено принимать в награду медали, золото и иные ценности. Поэтому Вальтар Третий даровал Гийому должность своего главного знаменосца. Впервые за всю историю Эфима это почетное звание получил не гвардеец, а храмовник.
– А что стало с прежним главным знаменосцем – сиром Ундерхоффом?
– Отправлен в почетную отставку. Он был уже староват и негож для грядущей войны. К тому же все его подвиги остались в прошлом, а войску в преддверии Битвы Тысячелетия требовался новый вдохновитель. И вот он появился. Причем гораздо более яркий, нежели сир Ундерхофф в годы своей славы.
– Хорошо. Итак, Гийом Кессарский сорвал тройной выигрыш. Сначала он заставил храмовников вспомнить легенду о безголовом воине, став его новым воплощением. А затем Гийома боготворил народ и он занял место среди приближенных Вальтара Третьего. Если это были его конечные цели, он их достиг. И все же слабо верится, что он на этом остановится. Знаменосец, за которым стоит тайная армия рыцарей-отступников и который в свою очередь стоит за спиной тетрарха – любопытный расклад. А если учесть, что культисты знают толк в ядах, я бы сказала, что скоропостижная смерть Вальтара Третьего от неизвестной болезни – не такой уж невероятный прогноз на ближайшее время.
– Господь всемогущий! – всплеснул руками Таврий. – Какой же разразится скандал, когда я напишу обо всем, что мы выяснили, и об этих догадках в моем завтрашнем докладе Надзорной палате! Не могу не написать, хотя, чувствую, не сносить мне за это головы…
– Тхаль акран! – неожиданно воскликнула на канафе Псина. Или выругалась, потому что прозвучало именно так. Но не успел я удивиться, как она толкнула меня в плечо с такой силой, что я отлетел в сторону и упал на песок.
Сама Вездесущая тоже не осталась на месте. Пригнувшись, она подскочила вплотную к курсору, но не напала на него, а как будто укрылась за ним.
А в следующее мгновенье туда, где я только что стоял, вонзилась стрела. И вторая такая же впилась в песок в двух шагах от Таврия и Псины.
Но была и третья стрела. Только до земли она не долетела, поэтому я увидел ее не сразу. А когда увидел, Таврий уже шатался и держался обеими руками за горло, из которого хлестала кровь. Вернее, хлестала она из дыры в горле, пробитом насквозь прилетевшей непонятно откуда стрелой.
Одной из первых стрел, но далеко не последней из тех, что были заготовлены для нас неведомым противником…