Уцелевшая

32. Откровения. Анализ

Я знаю, вы умираете от желания узнать, что же я делал дальше. Ну же, признайтесь, вам хочется это узнать. Если бы вы смогли до меня добраться, вы бы, наверное, заперли меня в клетку и засыпали вопросами в жалких попытках постичь мой образ мыслей.

Только вы задавали бы мне неправильные вопросы. Люди вроде вас никогда не задают правильных вопросов — ваш мозг не в состоянии их выдать. Я избавлю вас от излишних усилий и попытаюсь предоставить ответы на фундаментальные вопросы, которые вы не можете сформулировать.

В этом мире есть два типа существ: сильные и слабые, хищники и добыча. В том числе и среди людей. Некоторые, вроде вас, живут в покорности, под бременем такой бессмысленной химеры, как совесть. Их не хватает на то, чтобы схватить жизнь за горло, сжать что есть силы и победить в эпохальной битве, которая превращает овец в волков. Другие, такие как я, всегда берут то, что им надо, и никогда не страдают от предрассудков, которые могут затормозить их движение вперед. Например, им не мешает представление, что некто провел черту между тем, на что можно охотиться, и тем, на что нельзя.

По общему мнению, совершенно нормально впиться зубами в яблоко. Но те же представления не позволяют вам вонзить зубы в человеческую плоть. Так ведь? Вы следите за моими рассуждениями? А как насчет собаки или кошки? Тоже не разрешено. Хм-м… они ведь млекопитающие, как и мы, люди, и защищены предубеждениями, с младенчества впечатанными в ваш мозг.

Но позвольте… а как же коровы? Свиньи? Овцы? Кто посчитал допустимым впиваться зубами в сочный рибай? Кто решил, что правильно, а что нет? Или, вернее сказать, чьи приказы вы выполняете? Готов поспорить, под таким углом вы на это не смотрели.

Чем ниже по пищевой цепочке мы опускаемся, тем более приемлемым становится принесение живого существа в жертву нашему эпикурейству. Нет на свете такого вида рыб, которым бы удалось этого избежать, как бы глубоко они ни плавали, исключение составляют только ядовитые и невкусные. А уж растительная жизнь, включая и мои выступающие в качестве метафоры яблоки, вообще не имеет ни малейшего шанса. Ее или культивируют, или массово уничтожают, исходя лишь из ее питательной ценности.

Но в таком случае что, согласно вашим странным понятиям, делает одних священными коровами, а других — добычей? Где проходит эта черта? Большинство млекопитающих находится в опасности. Чем более они экзотичны, тем больше богатые (читай сильные) готовы (читай могут) заплатить, чтобы погрызть их. Конечно, если эти экзотические животные не ядовиты и не отвратительны на вкус или не признаны несъедобными по каким-либо другим причинам.

Мы, люди, удобно устроились на самой вершине пищевой пирамиды, и считается, что мы вне досягаемости. Некоторые виды дошагали вместе с нами до вершины, став нашими компаньонами: кошечки, собачки, рыбки, хомячки и всё остальное, над чем мы так любим сюсюкать. Существует неписаное правило, что твари, которые оказались на вершине пищевой пирамиды за какие-либо заслуги или в качестве ассоциированных членов, также оказываются вне пределов досягаемости.

Я начинаю видеть, где проходит разделительная черта, а вы?

Если дистанция в пресловутой пищевой цепочке между вами, царящим на ее вершине, и вашим потенциальным ужином достаточно велика, вы можете пойти и насладиться им. Это согласуется с вашими мудреными нравственными и даже религиозными нормами.

Ну и кто из нас лицемер?

Теперь вы понимаете, почему для меня выбрать яблоко из щедрой вазы жизни и получить от него удовольствие абсолютно приемлемо, даже при том, что яблочко оказывается тем, что вы назовете «невинным человеческим существом». Я нахожусь достаточно высоко в пищевой иерархии — выше вас. Намного выше. Не обремененный совестью, я достиг потолка своего полета, в моем случае — своего воображения и своей жажды жизни. Разрыв между мной и другими человеческими существами, включая вас, настолько велик, что я могу пировать, не отвлекаясь ни на какие представления о морали. Приятного мне аппетита!

Давайте я вам еще кое-что объясню из того, чего вы не понимаете. Я вовсе не каннибал. Все, что я говорил о поедании, поглощении, смаковании или пиршествах, было метафорами, призванными избавить вас от подробного описания того, что я на самом люблю делать. Это не более чем аллегории, используемые для иллюстрации концепций, которые ваш ослепленный разум по-другому не способен воспринять. Нет-нет, я не ем человечину, никогда не ел и не собираюсь.

Я — собиратель. Я собираю образчики особого вида власти. Вам, вероятно, трудно это понять, но, прошу вас, постарайтесь. Я словно перезаряжаемая батарея, только моя энергия никуда не уходит, я накапливаю ее и удерживаю то, что накопил. Моим возможностям нет границ, я могу аккумулировать бесконечное количество энергии, и мне всегда нужно еще. Когда я забираю жизнь, моя сила растет, и я чувствую, как тело и мозг наливаются энергетическими разрядами. Когда я овладеваю телом женщины, которая извивается и кричит подо мной, когда мои ноздри раздуваются и руки слегка дрожат от возбуждения, я наполняю себя новой силой. Поэтому я никогда не тороплюсь… я смакую. Это все равно что вкушать изысканный ужин, но только ментально, а не физически.

Понимаете, я жажду власти, я зависим от нее. Это хитро, даже для меня, потому что с каждым разом, чтобы заставить этот клапан внутри меня открыться, нужны все более сильные встряски. Поэтому я продолжаю поиск.

Поиск чего, спросите вы…

Как и большинство зависимых, я ищу тот идеальный замес, распаляющий удар адреналина, дофамина и других волшебных нейромедиаторов, которых так жаждет мое тело. Да, я наркоман, но я не сдохну в канаве беззубым, закутанным в лохмотья, отверженным всеми слоями слепого, нетерпимого общества. Я не жертва, я — хищник. В отличие от прочих наркоманов, я контролирую свою зависимость, а не она контролирует меня.

Вот почему, войдя в дом к Эмили Тауншенд, я вооружился набором защитных атрибутов: пластиковыми завязками, большими мешками для мусора, латексными перчатками и презервативами. Наконец я был готов к тому, что я всегда хотел сделать, еще со времен Донны.

Вот почему, когда несколько недель спустя я узнал, что полиция поймала Семьянина, я испытал облегчение, даже чувство освобождения. Больше не надо отвлекаться на бесполезные усилия, как-то — мужей и детей. С того момента я мог предаваться своей настоящей страсти.

И последнее: я смог пожертвовать яблоком своей мечты, Лорой, отдать ее другому, чтобы он сорвал и… Нет для этого подходящего слова. Он не насладится ею. Он не будет смаковать ее маленькое идеальное тело, как это сделал бы я. Он всего лишь подчистит концы — и все. Эх… какая несправедливость, какая пустая трата…

Но он намеревается сделать это сегодня. Скоро с моим кризисом будет покончено. Прощай, Лора, прощай, мой вечно запретный плод.