Глава 18. Пиппа

– ДЫШИМ, – напоминает Хейзел, медленно расхаживая между рядами учеников и поправляя позы. Она кладет руку мне на поясницу, и я сильнее выгибаюсь в своей «собаке мордой вниз».

С моего носа на коврик капает пот. Я знаю, что это занятия по «горячей йоге», но я и забыла, насколько она горячая. Я выпила две бутылки воды за сорок минут. В моем спортивном лифчике скапливается пот, и когда я вытягиваюсь, поднимая правую руку вверх, он стекает вниз. У меня в трусиках мокро, но не в приятном смысле.

Я смотрю на Джейми, и наши взгляды встречаются. От жары у него разрумянились щеки. От футболки он избавился через несколько минут после начала занятия, и я не могу сосредоточиться ни на позах, ни на голосе Хейзел. Кроме нас в зале еще три человека, но я едва их замечаю.

Тело Джейми Штрайхера идеально. Бусинки пота катятся по рельефному прессу. Аккуратно подстриженные волоски равномерно покрывают широкий торс. Мощные, мускулистые руки удерживают его над полом. А грудь и ноги? Высечены из камня. Внизу живота дорожка волос ведет прямо к нему в шорты, и мое воображение следует за ней снова и снова.

При каждом движении его мышцы сокращаются. Горящие глаза, устрашающая сила; он – идеальное воплощение жизненной энергии и мощи.

По телу прокатывается возбуждение, и я представляю, как он подхватывает меня и перебрасывает через плечо.

Может, рано я заговорила о трусиках.

А еще он невероятно гибкий. Судя по глубине и сбалансированности поз, он уже занимался йогой раньше.

– Поза ребенка, – произносит Хейзел с нажимом, как будто повторяет это уже не в первый раз. Она выпучивает на меня глаза с немым вопросом: «Боже, да что с тобой?», и я быстро принимаю позу.

Позволить Джейми пойти со мной было ужасной идеей. Я не могу перестать пялиться на него. Он безупречный олимпиец – папа рассказывал, что он выступал на зимней Олимпиаде за Канаду, – а я сейчас выгляжу как помойная крыса.

Какое-то время мы остаемся в позе ребенка, и Хейзел наполняет наши бутылки с водой. Я поглядываю на Джейми, и мышцы на его спине выглядят уже не такими напряженными.

На его спине много мышц. Я крепко зажмуриваю глаза и опускаю голову, возвращаясь в позу. У меня и так все сложно с Джейми, и, если я буду пожирать его глазами, делу это точно не поможет.

Я вспоминаю глухой стон, донесшийся с утра из его спальни. Я пытаюсь убедить себя, что он просто потянулся после сна. Он сказал, что у него все болело. Наверное, так и есть.

Но все это не мешает мне представлять, чем еще мог быть вызван этот стон.

Хейзел тыкает меня под ребра. Все остальные уже встали в позу стула, а я все еще в позе ребенка.

– Сосредоточься, – шепчет она мне, проходя мимо.

Я очень сосредоточена. Сосредоточена на хоккеисте без футболки, который мне абсолютно не по зубам.

* * *

После занятия я быстро принимаю душ, переодеваюсь и возвращаюсь в лобби. Другие ученики фотографируются с Джейми. Две преподавательницы по йоге, которые встретили нас, ждут своей очереди у стойки, не отрывая от него глаз, а когда место освобождается, они мгновенно подлетают к нему и обнимают за талию. У меня неприятно покалывает между ребер.

Он не улыбается, но и не раздражен. Одна из женщин жмется к нему все сильнее, и он кидает взгляд в мою сторону.

У меня внутри все возмущается, а плечи напрягаются. У меня нет никаких причин злиться. У меня нет на него никаких прав. Он мой босс и сосед, и на этом все. Мне просто… очень не нравится, когда они так его трогают и смотрят влюбленными глазами.

– Какого черта, – шипит мне в ухо Хейзел, – ты притащила его сюда?

У нас не было возможности поговорить наедине до занятия.

– Он меня особо не спрашивал.

Мы смотрим, как остальные тренеры продолжают щелкаться.

– Он очень гибкий, – лукаво смотрит на меня она.

– Прекрати, – сдерживаю смех я.

Ее выражение – сама невинность.

Джейми заканчивает фотографироваться и подходит к нам.

– Хорошее занятие, – говорит он Хейзел с коротким кивком. – Спасибо. – Он протягивает руку. – Я Джейми.

Она неуверенно ее берет.

– Хейзел.

– Вы работаете с командой.

На ее лице проскальзывает удивление.

– Да.

Она называет имя старшего физиотерапевта, с которым работает, и Джейми кивает.

– Другим игрокам тоже не помешает что-то в этом роде.

Хейзел молча пожимает плечами, но я вижу, что она пытается скрыть улыбку. Она может вести себя достаточно холодно, особенно с мужчинами, но в глубине души хочет, чтобы с занятий люди уходили с хорошими впечатлениями, даже если они профессиональные хоккеисты.

– Пообедаете с нами? – спрашивает он.

Йога, а теперь обед. Мое сердце поет, но я приказываю ему заткнуться. Он, наверное, умирает от голода и просто не знает, как избавиться от меня, или не хочет быть грубым. Я смотрю на Хейзел, она смотрит на меня. Между нами разворачивается целый немой диалог.

– Она с удовольствием, – отвечаю я, улыбаясь Джейми.

* * *

Джейми приводит нас в странный мрачноватый бар в переулке в Гэстауне.

«Грязный фламинго», – читаю я вывеску над входом.

– Не говорите, что это пивнуха, – предупреждает он, удерживая перед нами дверь.

Мы с Хейзел останавливаемся на входе, пока глаза привыкают к темноте. Играет Tangerine, моя любимая песня Led Zeppelin[6]. Внутри бар оказывается уютным и теплым, и я сразу влюбляюсь в это место – винтажные концертные постеры, фотографии над баром, мигающие огоньки, растянутые под потолком.

За стойкой женщина смешивает напитки. На самом деле она выглядит просто шикарно: я в восторге от ее гранжевого образа а-ля девяностые.

Она смотрит на Джейми.

– Опять ты.

Он издает какой-то горловой звук, похожий на сдавленный смех. Барменша здоровается со мной и Хейзел.

– Садитесь где хотите.

Мой взгляд останавливается на постере «Квадрофении»[7] The Who[8].

– Хейзел! – показываю я на него. – Смотри!

Хейзел улыбается.

– Круто.

– Вам нравится «Квадрофения»? – спрашивает барменша.

Мы усаживаемся на барные стулья.

– Это любимый альбом нашего отца, – объясняю я. – Мы выросли на этой пластинке.

Она глядит на нас, и на секунду на ее лице появляется одобрительная улыбка.

– Хороший вкус. – Небольшая пауза. – Я Джордан.

– Пиппа. – Мне она сразу нравится. – Это Хейзел. И Джейми.

Она кивает Хейзел, а когда поворачивается к Джейми, выгибает бровь.

– Никаких разговоров о хоккее.

Он издает очередной звук, смахивающий на смех. Мы заказываем обед, и во время еды у Джейми с Хейзел завязывается полноценная беседа о йоге.

– Мне хотелось бы создать курс для травмированных спортсменов, – говорит Хейзел. – Что-то не такое интенсивное.

– Хейзел хочет когда-нибудь открыть собственную студию, – объясняю я Джейми. – Пространство, где люди со всеми типами фигуры будут чувствовать себя комфортно. Не только стройные.

Он вскидывает брови и смотрит на Хейзел с чем-то, похожим на уважение.

– Отличная идея. В мире должно быть больше людей типа тебя.

Она молча смотрит на него.

– Я думала, тебе положено быть козлом.

Джейми смотрит на меня, и в его глазах загорается огонек.

– Это ты ей так сказала?

– Эм, – моргаю я. – Нет? – Очень убедительно, Пиппа. Я морщусь, но уже улыбаюсь. – Ну, ты меня уволил.

Мы не отрываясь смотрим друг на друга, и все у меня внутри приятно, мягко переворачивается. Опять этот потрясающий изгиб в уголке его рта. Мне ужасно хочется протянуть руку и дотронуться до него. Хейзел весьма выразительно переводит взгляд с него на меня. Наши взгляды встречаются, и она смешно двигает бровями.

Она правда пытается не поддаться его очарованию, но его вдумчивые вопросы, искренний интерес к ее профессии и полное отсутствие эго не оставляют ей шансов.

А мне что, оставляют? Что это за новая версия Джейми? Это совсем не тот самоуверенный козел, которым я его представляла.

Джейми доедает сэндвич и откидывается на стуле.

– Ты даешь индивидуальные уроки?

Она озадаченно отвечает:

– Да.

Джейми коротко кивает.

– Мой тренер с тобой свяжется.

Потом, когда он уходит в уборную, я улыбаюсь Хейзел.

– Ты права. Все хоккеисты – зло.

Она закатывает глаза, но тоже улыбается.

– Неважно, – сестра с хитрым прищуром смотрит на меня. – Ты ему нравишься.

Я вспыхиваю, и грудь согревают волнующие, радостные чувства.

– Да он с трудом меня выносит.

Она закашливается.

– Ты серьезно?

– Хейзел, этот парень меня уволил. Он взял меня обратно только потому, что ему стало стыдно. А потом он увидел, как я плачу, и все стало еще хуже. – Я понижаю голос. – Ему меня жаль. По большому счету я просто гуляю с его собакой. Я ему не нравлюсь.

Она смотрит на меня все тем же умудренным жизнью взглядом.

– Ты ему нравишься.

Я злюсь, потому что из-за ее слов в моем животе поднимается стая бабочек.

На стойке жужжит ее телефон.

– Тут куча уведомлений, – бормочет она, хмурясь на экран. – Черт… – произносит она через минуту ошалевшим тоном, прокручивая комментарии.

Ее отметили на одной из фотографий с Джейми, которую сделала другая ученица. Она завирусилась в соцсетях, потому что Джейми почти никогда не фотографируется с фанатами. На телефоне всплывает имейл, и она его открывает.

– У меня все забито на следующей неделе, – произносит она в некотором шоке.

У меня отвисает челюсть.

– Это потрясающе!

Она качает головой, продолжая читать.

– И весь месяц. На мои субботние занятия по горячей йоге запись закрыта. Студия хочет добавить второе занятие в полдень.

Я свечусь от счастья. Она смотрит на меня со смешной изумленной улыбкой, и благодарность к Джейми стискивает мою грудь. Мне нравится видеть Хейзел такой счастливой и гордой.

Вернувшись, Джейми настаивает на том, чтобы оплатить наш ланч и напитки в знак благодарности Хейзел за занятие. Потом мы с ней прощаемся и возвращаемся в квартиру.

Тут меня осеняет, я оборачиваюсь и щурюсь на него.

– Ты знал, что твое появление на занятии у Хейзел поможет.

Он пожимает плечами, но уголок его рта приподнимается. Мое сердце екает в груди.

– А-а-а, – киваю я, улыбаясь. – Ладно. Теперь понятно.

– Что? – озадаченно спрашивает он.

А продолжаю ему улыбаться.

– Ты милый.

Он смотрит на меня так, будто я отрастила вторую голову.

Я киваю.

– Да. Так и есть. Ты заботишься о маме, ты взял бродячую собаку, которой был нужен дом, ты разрешил мне переехать. – Я показываю большим пальцем в том направлении, откуда мы пришли. – Ты купил нам обед. Ты милый.

Он прикладывает таблетку к домофону на первом этаже и открывает передо мной дверь, не глядя мне в глаза.

– Да ничего такого.

– Я сказала, что коллеги Хейзел – стервы, и ты пришел на помощь.

Пока мы ждем лифт, его взгляд останавливается на мне, и я вижу в нем тепло.

– Может, мне просто хотелось провести с тобой время.

Я хмыкаю.

– Ага. Конечно. У тебя, наверное, супермодели на быстром наборе, поэтому очень логично, что тебе захотелось провести время со мной.

Мы заходим в лифт. На его губах играет веселая усмешка.

– На быстром наборе?

– Да, так я и сказала. – Меня распирает от смеха. То, как он внимательно смотрит на меня, и то, что я, наверное, правда его веселю, вызывает у меня какой-то неудержимый восторг.

Наши взгляды встречаются, и сердце падает, но я предпочитаю списать это на движение лифта. Его глаза блестят, и я чувствую его свежий, будоражащий запах.

О боже!

Он не улыбается, но его лицо лучится теплом. В моей груди пляшут счастливые искорки, и мне хочется прижать к ней руки. Это новое ощущение.

– Я должна тебе за сегодня, – почти шепчу я, внезапно замечая, какой лифт маленький и как много пространства занимает Джейми.

Он с усилием глотает, не отрываясь от меня.

– Хочешь возместить?

У меня размыкаются губы, а по спине пробегает дрожь. Его глаза горят огнем, а я моргаю, как под гипнозом.

Это прозвучало очень двусмысленно. Мышцы у меня между ног мучительно сокращаются. О господи! Не могу же я завестись прямо в лифте. Я не из таких.

Уголок его рта приподнимается в ухмылке, и мое сердце бьется быстрее.

Я именно из таких. Слишком поздно. Это происходит. Мы здесь. Мне хочется трахнуть моего босса-хоккеиста прямо в лифте.

Мне правда нельзя этого делать. Джейми противопоказан мне по всем параметрам. Он слишком сексуальный, слишком милый, и от него слишком хорошо пахнет. Если я позволю своему увлечению вырасти в нечто большее, это закончится разбитым сердцем.

– Ладно, – говорю я, выдержав его наэлектризованный взгляд.

– Спой для меня.

Я замираю. Мое горячее возбуждение мгновенно гасится ледяной глыбой испуга.

– Что угодно, – говорит он, и у меня мурашки от его низкого голоса. Дверь лифта открывается. – Какую-нибудь любимую песню, все равно.

Я уже готовлюсь сказать ему, что не могу, но он резко опускает голову, так что наши глаза оказываются на одном уровне. Он придерживает открытую дверь.

– Нет, можешь, – говорит он твердым, не терпящим возражений тоном. У него снова кривится уголок рта, и я задумываюсь: может, если я сяду перед ним и исполню песню, то смогу выудить у него полноценную высоковольтную улыбку?

Соблазнительно.

Я продолжаю стоять в той же застывшей позе, но его рука ложится мне на поясницу, и он мягко выводит меня из лифта. Его тепло проникает через слои одежды, и мне хочется прильнуть к его руке.

За дверью нас встречает Дейзи, и он берет поводок со столешницы.

– Значит, договорились. – Он застегивает на ней ошейник и распрямляется. – Спасибо за веселое утро, Пиппа, – бормочет он.

Договорились?

Не знаю, какое у меня выражение лица, но его губы снова складываются в сексуальную ухмылку.

– Пока, – говорит он и выходит за дверь.

Я пару минут стою на месте, думая о его томной ухмылке и о тяжести его ладони на моей спине.

Он хочет песню, но каждый раз, когда я беру в руки гитару, все у меня внутри переворачивается от страха и сомнения.

Нет, можешь, сказал он, и это звучало очень уверенно. Может, он прав. Может, и могу. Я облокачиваюсь на дверь и испускаю тяжелый вздох.

Загрузка...