СЛЕДУЮЩИМ ВЕЧЕРОМ ПИППА возвращается домой вместе с Дейзи и останавливается на кухне как вкопанная. Она наклоняет голову и удивленно мне улыбается.
– Что это? – показывает она на жуткий беспорядок, который я устроил.
Я потираю шею, чувствуя себя ужасно глупо. Не могу поверить, что это показалось мне удачной идеей.
– Ужин, – выдавливаю я, взглянув на нее, и сразу отвожу глаза. – Я сделал нам ужин.
Я в полном раздрае. Постоянно представляю, как она доводит себя до оргазма своей игрушкой, и одновременно умираю от страха, что она выяснит, от кого она. Пока она, видимо, не знает – иначе давно бы ушла или позвонила в отдел кадров. От мысли о ее отъезде меня тошнит. Я представляю себе ее лицо, когда она выяснит про игрушку, и мне хочется рвать на себе волосы.
Я пытался сепарировать Пиппу. Выделить для мыслей о ней – о ее чувственных губах, идеальных сиськах и круглой, звонкой заднице – отдельный ящичек, который буду открывать только перед сном в своей постели.
Но это не работает. Она ни на секунду не выходит у меня из головы, а покупка секс-игрушки стала дамокловым мечом, который нависает над любыми нашими отношениями.
Меня рвет на части, поэтому я решил отвлечься и приготовить нам ужин. Не знаю почему. Кажется, я уже даже собственную логику не понимаю. Особенно если речь идет о Пиппе.
Она мило моргает.
– Не знала, что ты умеешь готовить.
Я пожимаю плечами, как будто это неважно.
– Тебе необязательно есть, если не хочешь.
– Хочу! – быстро возражает она. – Просто удивлена. – Она ободряюще мне улыбается, и мои натянутые нервы капельку успокаиваются. – Приятно удивлена. – Она что, краснеет? Она подходит к духовке и заглядывает внутрь.
– Энчилады?
Я киваю.
– Черная фасоль, ямс и шпинат. Будет готово через двадцать минут.
Она поднимается в свою комнату, чтобы бросить вещи, а я отчаянно выдыхаю и запрокидываю голову. Через пять минут она возвращается, а я закидываю посуду в машинку. Она протягивает мне грязную миску, и наши пальцы соприкасаются. Между нами пробегает электричество, и я шарахаюсь от нее.
– Что с тобой? – с немного насмешливым любопытством изучает меня она. – Ты какой-то дерганый.
У меня напрягаются плечи.
– Все нормально.
Она фыркает.
– Джейми, ты очень напряжен. Может, тебе нужен массаж или что-то такое?
Мой член твердеет, когда я представляю ее мягкие руки, мнущие мою шею. Да что за херня, господи.
– Не нужен мне массаж, – рявкаю я.
Она поднимает руки над головой.
– Я не говорила, что сама собираюсь его делать. Расслабься.
Да что же я творю! Я делаю глубокий вдох. Пиппа проскальзывает мимо меня к раковине и начинает мыть нож, и тут я бессознательно подхожу к ней сзади, беру за плечи и отодвигаю.
– Я приберусь. Я тут насвинячил не для того, чтобы ты за мной убиралась.
– Я понимаю, – пожимает Пиппа плечами, на которых по-прежнему лежат мои руки. – Но рада помочь. Я тоже здесь живу.
– Пиппа. Сядь.
Она кладет чистый нож на сушилку и с озабоченным видом поворачивается ко мне.
– Я что-то не так сделала?
– Нет. – Я себя просто ненавижу. – Извини. Я сегодня на нервах.
Она напряженно поджимает губы.
– Я могу как-то помочь?
И вот опять – я представляю, как она опускается передо мной на колени и берет меня в свои роскошные губы. Я уже хочу сказать «нет», но у меня перед глазами всплывает другой образ. Мы сидим в гостиной посреди ночи, и она играет мне на гитаре.
– Музыка. – Я складываю руки на груди и облокачиваюсь на столешницу. – Вот это бы помогло.
Ее губы растягиваются в улыбке, и она тянется за телефоном.
– Хорошо! Я могу побыть диджеем.
– Нет!
Она вскидывает подбородок, приподняв бровь.
– Ты.
Уголок ее губ съезжает в сторону, но она выдерживает мой взгляд.
– Это была единоразовая акция. – Она улыбается, как будто шутит, но в ее глазах мелькают беззащитность и страх, и у меня сжимается сердце.
Я приподнимаю бровь в ответ.
– Я сделал ужин. – Я тоже немного дразню ее, но в то же время и нет.
Мы смотрим друг на друга, и я чувствую, как ее решимость тает.
– Ну же, пташка, – мурлычу я. – Хочешь заставить меня умолять?
Она фыркает, закатывая глаза.
– Ладно. Но только потому, что у тебя явно был плохой день. – Ее милый рот кривится в лукавой ухмылке, и из голоса совершенно пропадает неуверенная интонация, которая звучала в нем минуту назад. Она взбегает по лестнице.
Возвращается с гитарой и усаживается на диван. Я стою посреди заляпанной кухни и завороженно смотрю, как она водружает ее на колени и закидывает ремень на плечо.
Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Я тут немножко поэкспериментировала, – признается она с забавной, чуть смущенной улыбкой, и мне хочется снова ее поцеловать. – Получилось не очень.
Я громко вздыхаю, выпуская весь воздух из легких.
– Это уже мне судить.
– Ладно, – задумчиво улыбается она и начинает играть.
Ее музыка разносится по квартире, и мою грудь как будто сжимает теплыми, но крепкими тисками. Ее песня полна надежды, она милая и веселая. Стихи о том, как снова сесть на лощадь после того, как упал. У Пиппы нежный, но сильный голос, и она контролирует его, как профессионал. Кажется, что даже самые сложные ноты она берет легко и непринужденно.
Когда она поет о том, как пережить тяжелые времена, я надеюсь, что это как-то связано со мной, что моя мотивационная речь про возвращение на лед перед прощальной вечеринкой возымела свой эффект.
Я правда очень хочу, чтобы это было так.
Звучит строчка о том, как найти кого-то получше, и в этот момент мне лезут в голову дурные мысли. А что, если она думает переехать к кому-то другому? Я представляю, как она листает приложение для знакомств, и меня тошнит. Я вижу парня, который стучит в нашу дверь, чтобы забрать ее, и у меня до боли стискиваются зубы.
Мелодия прерывается, и на ее лице мелькает застенчивая улыбка.
– Чего-то я не вижу, чтобы ты прибирался, – поддразнивает меня она.
Я моргаю и встряхиваюсь.
– Это ты написала?
Она кивает.
– Понимаю, еще нужно дорабатывать.
– Зачем ты это делаешь? – вырывается у меня давний вопрос. – Так себя принижаешь?
Ее лицо болезненно кривится, и она ерзает, подбирая под себя ноги.
– Эм, – ее ресницы дрожат. – Мне кажется, лучше сказать все первой, чтобы другие не успели. – Она смотрит на меня исподлобья, и мне нестерпимо хочется снова ее поцеловать, хотя бы ради того, чтобы отвлечь ее от придурков, заставивших ее поверить, что она недостаточно хороша.
– Я бы никогда такого не сказал, пташка.
Она удерживает мой взгляд, а потом коротко кивает.
– Я знаю.
Господи, я свихнулся на этой девчонке.
– Как кто-то может сказать тебе «да», если ты сама говоришь себе «нет»? – спрашиваю я. Она покусывает губу, глядя на меня, но я не хочу больше давить и просто щелкаю пальцами в воздухе. – Следующая!
Она смеется, и напряжение рассеивается.
– Какой требовательный.
Пока я прибираюсь, Пиппа продолжает играть. Дейзи сопит на диване. Когда сигналит таймер, я достаю тарелки и приглашаю Пиппу присесть за накрытый стол.
Воздух звенит от веселого возбуждения. Это похоже на свидание. Нет. Не на свидание. Это похоже на… что-то большее. Что-то естественное, простое и очевидное. Как будто мы пара или что-то такое. Дейзи тоже ест свой ужин из специальной миски для контроля питания, которую я ей купил, и Пиппа смеется, глядя на ее виляющий хвост.
Мы похожи на семью.
У меня внутри все сжимается. Но мы не семья, и я это знаю. Это просто попытка сгладить углы, чтобы не потерять человека, который мне очень нужен в этом году.
Пиппа откусывает кусочек и одобрительно мычит.
– Джейми, это восхитительно.
Я улыбаюсь, глядя в тарелку.
– Спасибо. Я в детстве готовил их для мамы.
Она смотрит на меня с недоверчивой улыбкой – немного насмешливой, немного удивленной.
– Ты готовил в детстве?
Я киваю, крепче сжимая стакан. И на меня снова наплывают воспоминания – мамина сумрачная комната посреди дня, шторы занавешены, а она лежит под одеялом и спит мертвым сном. Она только и делала, что спала неделями, пока не приходила в себя после своих приколов. Так она это называла – приколы.
– Ладно, – говорит Пиппа, не развивая тему.
Но из-за ее реакции мне сильнее хочется с ней поделиться. Она не претендует на мое личное пространство, а это значит, что любую информацию оставит при себе. Она никогда ничего не расскажет прессе или общим друзьям.
– У моей мамы была депрессия, когда я был маленьким. Так что иногда приходилось готовить себе самостоятельно.
Она сочувственно смотрит на меня, но жалости в ее взгляде нет.
– Понятно. Извини.
– Все нормально. Я справлялся.
Ее черты меняются, как будто она что-то внезапно поняла, и на ее лице появляется небольшая улыбка.
– Вот почему ты обо всех заботишься.
Я просто пожимаю плечами.
– У меня нет выбора.
Она тянется ко мне через стол, накрывает мою руку своей и слегка сжимает. У нее такая нежная кожа, и я напрягаюсь изо всех сил, чтобы не притянуть ее к себе на колени, как на прощальной вечеринке.
– Извини, – шепчет она и отдергивает руку, видя мое суровое выражение.
Все пошло наперекосяк. Мы едим в неловкой тишине, а когда заканчиваем, она встает, чтобы убрать тарелки, но я останавливаю ее.
– Я все сделаю, – говорю я резче, чем рассчитывал.
Она присаживается на диван и снова берется за гитару. Она играет еще одну песню, пока я отдраиваю кухню тщательнее, чем когда-либо в жизни. Если я остановлюсь, она прекратит петь, а мне отчаянно хочется слышать ее голос. Когда она поет, сидя на моем диване, это место становится похоже на дом.
Ее песня кончается, и она оборачивается ко мне с веселой улыбкой.
– Кажется, ты уже разделался с этим пятном.
Я опускаю взгляд на сверкающую столешницу, которую продолжаю тереть.
Она закусывает губу, и на ее лице написано волнение.
Ноги сами несут меня в гостиную. Кажется, я просто не могу отказать ей. Я плюхаюсь на стул напротив нее.
Она недолго молчит, нерешительно глядя на меня.
– У нас все хорошо?
Я отрывисто киваю.
– Все нормально, Пиппа.
Она пристально на меня смотрит и покусывает нижнюю губу, а я не могу выкинуть из головы, какой мягкой была эта губка у меня в зубах, когда я целовал ее на вечеринке.
Черт возьми, я бы что угодно сделал, лишь бы испытать это еще раз.
Между нами натянутой струной повисает тишина, и я вскакиваю на ноги. Нервы на пределе, и я обязательно сделаю какую-нибудь глупость, если дальше буду здесь с ней сидеть.
Я уже почти успеваю дойти до своей комнаты, когда ее голос останавливает меня.
– Это из-за той игрушки, которую ты купил? – Она стоит на последней ступеньке второго этажа, сложив руки на груди.
У меня внутри все падает. Ну конечно, она догадалась.
– Пиппа, – судорожно вздыхаю я. – Прости, пожалуйста.
Она молча смотрит на меня. Я не могу прочесть ее выражение.
– За что?
Я мотаю головой. Меня уже мутит от нервов.
– Я переступил черту. Ты доверила мне свой секрет… – Мне дико стыдно, и я запинаюсь. – Я не хотел сделать тебе неприятно. Просто выпил слишком много пива и думал о тебе весь день. – Черт, я не планировал это говорить. – Потому что мы переписывались. Я постоянно прокручивал в голове, что ты сказала мне на вечеринке. – Наши глаза встречаются, и у меня кровь закипает в жилах. – Мне нравится, что ты здесь. Мне нравится, когда ты играешь у меня дома и когда ты приходишь на мои матчи.
Ее рот складывается в улыбку.
– Мне нравится гулять с тобой и когда ты делаешь ужин.
Мое сердце готово разорваться. Не могу поверить, что я чуть все не похерил просто потому, что слишком возбудился.
Она прячет руки в рукава свитера.
– И мне нравится ходить на твои матчи и общаться с твоей мамой.
Теперь мы просто стоим и перечисляем причины, почему мне не стоило делать того, что я сделал.
Тут она высовывает язык и облизывает губы.
– Я ею воспользовалась.
Меня душит стон, когда я вспоминаю звук, с которым она кончала от своей игрушки. Я могу только представлять, как это выглядело. Проклятье, я не могу перестать представлять, как это выглядело.
Я не могу врать.
– Я знаю.
– Знаешь? – Ее глаза округляются.
– Тут не идеальная звукоизоляция, – почесываю переносицу я. Теперь она знает и, может, будет поосторожнее, и мне не придется ходить со стояками весь день.
Она переминается и скрещивает ноги.
– Я недавно слышала, как из твоей комнаты доносится мое имя, – шепчет она, и ее щеки вспыхивают.
Я замираю. Вчера у меня действительно вырвалось ее имя, когда я передергивал, думая о ней. От одного воспоминания у меня вся кровь устремляется к члену.
– Я не слышал, как ты вернулась.
Мы смотрим друг на друга одно бесконечное мгновение, и воздух между нами искрится. Она закусывает губу, и я завороженно смотрю за каждым ее движением. Я представляю, как она делает это, когда я глубоко запускаю в нее пальцы.
У меня закрываются глаза. Черт. Как бы отчаянно я ни пытался, я не могу выкинуть эти мысли у себя из головы. Я чувствую, что снова возбуждаюсь.
– Джейми, – выдыхает она, и я смотрю на нее.
Блеск ее глаз подсказывает мне, что сейчас произойдет что-то опасное. Она скажет то, о чем я не смогу перестать думать. Я просто уверен.
– Что? – рычу я.
– Почему ты купил мне эту игрушку? – Ее ресницы дрожат. – Правдивый ответ.
Я делаю шаг навстречу ей. Ниточка, на которой держится моя сила воли, готова лопнуть.
– Потому что я хотел дать тебе то, что не мог он.
Ее взгляд падает на мой стояк, и к нему приливает еще больше крови.
– Потому что, – продолжаю я, ведь, похоже, от этой девчонки я не в состоянии скрыть ничего, – я хотел, чтобы ты получила самый сильный оргазм в своей жизни, и это была единственная возможность. И я не хочу, чтобы этого добился кто-то другой.
У нее сокращается горло, и она снова краснеет, но по-прежнему глядит прямо на меня. Между нами растет плотное, наэлектризованное напряжение, и я приближаюсь к ней еще на один шаг.
– Сработало? – спрашиваю я, потому что не могу удержаться.
Она прерывисто дышит и кивает, и мои яйца готовы взорваться. Мне нужно уйти в свою комнату. Я спячу, если она продолжит так на меня смотреть.
Мой самоконтроль разъезжается по швам, и я надвигаюсь на нее, пока не припираю спиной к стене. Моя грудь соприкасается с ее, и я чувствую на шее ее дыхание, когда она вскидывает голову, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Тебе надо прекратить так на меня смотреть, пташка, – говорю я, упираясь предплечьем в стену над ее головой.
– А то что? – выдыхает она.
– А то я потеряю голову, – говорю я, как будто этого уже не случилось. – Я постоянно думаю о том, как ты пользуешься этой игрушкой.
Ее губы подергиваются в едва заметной улыбке. Кокетливой, дразнящей и вызывающей, как будто она прекрасно понимает, что со мной делает.
Держи дистанцию, твержу я себе. Но голосок в голове становится все тише и дальше.
– Хочешь показать мне? – слова срываются у меня с языка раньше, чем я успеваю остановиться. Голос звучит глухо и тягуче.
Еще секунду мы стоим лицом к лицу, и голосок в моей голове пытается достучаться до меня в последний раз, но я захлопываю перед ним дверь. Это не романтические отношения. Пиппа совсем неопытна в постели, в отличие от меня. Кто лучше покажет ей, чего она стоит, чем я – мужчина, который ее боготворит?
В сумерках коридора ее зрачки мерцают.
– Хорошо.
Я окончательно теряю контроль, и моя рука обхватывает ее шею, прижимая ее губы к моим.