В одно касание

Глава 69. Джейми

МЫ С ПИППОЙ едем домой по петляющему шоссе, слушаем музыку, разговариваем и восхищаемся горными лесами и чистыми голубыми озерами.

Я никогда не был так охренительно счастлив. Я никогда так себя не чувствовал, и, когда я вспоминаю, как упорно пытался отказаться от нее, мне становится смешно.

– Чего улыбаешься? – спрашивает Пиппа с пассажирского кресла.

Я смеюсь над одной мыслью, что смог бы уйти от нее. Я смеюсь над своей идеей, что всю жизнь вздыхать о ней – гораздо лучший вариант, чем это. Лучше, чем быть вместе. Чем признаться друг другу в своих чувствах.

– Просто счастлив, – говорю я, и она улыбается мне в ответ.

– Я тоже.

– Хорошо.

У меня звонит телефон. Это мамин номер. Я отвечаю по громкой связи, так как телефон подключен к машине.

– Привет, – отвечаю я. – Мы уже едем домой. Должны быть на месте часа через полтора.

– Это Джейми? – спрашивает женский голос, и мы с Пиппой хмуримся друг на друга.

Меня сразу охватывает жгучая тревога.

– Да?

– Я звоню вам из отделения неотложной помощи больницы Лайонс Гейт, – продолжает она.

Тревога захлестывает меня полностью, и у меня пересыхает во рту. Это больница в Северном Ванкувере. Мы приближаемся к одной из смотровых площадок на шоссе, и я притормаживаю.

– У вашей мамы была паническая атака. С ней все в порядке, но мы хотели бы, чтобы кто-то ее забрал.

У меня в голове полный хаос, и я сжимаю руль так, что у меня белеют костяшки. Ей же лучше. Она ходит к психотерапевту, и она планировала выбрать таблетки. У нее не было панических атак с того вечера, когда приезжали мы с Пиппой. Мы преодолели это.

Ей лучше.

Пиппа кладет руку мне на плечо, и ее глаза полны беспокойства.

– Понятно, – говорю я, потому что не знаю, что еще сказать.

– Ее машину отогнали на стоянку местного магазина, – продолжает женщина, и что-то в моей груди съеживается.

– Она была за рулем? – шокированно гляжу я на Пиппу. Она нервно покусывает нижнюю губу.

– Похоже, у нее случилась паническая атака за рулем, а потом она врезалась в полицейскую машину.

У меня внутри все падает. Не могу в это поверить. Этого не может быть.

– Черт, – бормочу я, запуская пятерню в волосы. – А что насчет лекарств? Она сегодня их не принимала?

Повисает долгая пауза, и мое сердце ухает еще глубже.

– Мы не в курсе ни про какие лекарства, – говорит женщина. – В анкете про это ничего не написала.

Она солгала мне. Все эти уклончивые разговоры, когда я думал, что ей просто нужно личное пространство. Она никогда ничего не принимала. У меня темнеет в глазах и гудит голова. Все гораздо хуже, чем я мог себе представить. Она была за рулем и врезалась в полицейскую машину. Она должна была приглядывать за Дейзи…

Мой пульс разгоняется до предела.

– А собака в машине была?

Если о Дейзи что-то случилось, я этого не вынесу. Я никогда себе не прощу.

– Нет, – отвечает женщина. – Она сказала, что собака дома.

Мы с Пиппой с облегчением смотрим друг на друга. Ну хотя бы что-то.

– Мы будем на месте, как только сможем, – уверяю я женщину.

Я вешаю трубку и смотрю на Пиппу. Я чувствую себя потерянным и сбитым с толку, и вот мне уже снова десять, и я возвращаюсь домой к маме, которая спит в три часа дня с задернутыми шторами. Мне в душу проникает гнетущее ощущение разочарования и ужаса.

– Думал, ей лучше, – говорю я Пиппе. – Думал, она справляется.

– Я знаю, – кивает она все с тем же обеспокоенным лицом. – Я тоже. Но выздоровление – это не линейный процесс.

Я молчу, потому что не хочу говорить о возможности, что ей могло вовсе и не становиться лучше.

Следующие полчаса мы едем в тишине, а я переосмысливаю все, что раньше считал правдой.

Я думал, маме лучше и ей больше не требуется контроль над каждым моментом ее жизни.

Считал, что смогу со всем справиться.

Единственный раз в жизни я решил, что могу сделать что-то для себя.

– Я отправлю тебя домой, – говорю я Пиппе, когда мы подъезжаем к больнице. Я весь на иголках из-за нервов, усталости и обиды. – Я должен разобраться с этим один. Я вызову тебе такси.

Она смотрит на меня с пассажирского кресла, как будто не верит.

– Нет.

– Да. – У меня внутри все стискивается от напряжения. Мой инстинкт брать на себя ответственность и все исправлять сейчас выкручен на максимум. Но даже я вижу, что все мои предыдущие действия не принесли никаких результатов.

Я просто, на хрен, потерян. Я понятия не имею, что делать.

– Я не поеду домой, – заявляет Пиппа и складывает руки на груди. Я слышу упрямство в ее голосе и тяжело вздыхаю.

Если мама не способна на прогресс или даже на попытки прогресса, то я не понимаю, как у нас с Пиппой что-то может сложиться. И это разбивает мое чертово сердце. Может, это и не вредит нашим отношением прямо сейчас, но рано или поздно обязательно навредит. Я не могу сделать этого с Пиппой. Я не могу постоянно предпочитать ей маму. Я не могу вкладывать каждую каплю своей энергии в беспокойство о ней.

Мою грудь скручивает от боли. Все, что мы вчера друг другу сказали, – зря.

– Ладно. – Мы останавливаемся на парковке больницы. – Тогда сиди в машине.

В ее глазах мелькает боль.

– Нет.

У меня нет сил с ней спорить.

– Ладно.

В приемном покое дежурная медсестра называет нам мамин номер палаты, и мы спешим дальше по коридору.

Мы подходим к двери, и Пиппа касается моей руки.

– Я подожду снаружи. Если что-то нужно, я здесь.

Я заранее готовлю себя к тому, что внутри меня ждет просто куча дерьма.

– Спасибо.

В палате мама весело болтает с медсестрами, смеется и улыбается. У нее здесь, на хрен, вечеринка. Она видит меня и вздыхает, закатывая глаза.

– О господи! – смотрит она на медсестер. – Кэндас, я же просила тебя не звонить ему! – Она морщится, когда видит мой синяк. – О, ну что это такое? Как прошла поездка?

Я смотрю на нее и не могу поверить своим глазам. Мой мозг затуманивают гнев и какая-то горькая обида.

– Мы можем остаться наедине? – прошу я медсестер, и они всей стайкой убегают.

Когда мы оказываемся вдвоем, мама начинает ерзать под моим взглядом.

– Милый, я в порядке…

– Не говори, что ты в порядке. – Меня сейчас стошнит. – Не говори, что все хорошо, что это ерунда и что тебе не нужна помощь.

Она удивленно смеется, но ничего веселого тут нет.

– Мне не нужна помощь.

– Ты врезалась в полицейскую машину.

На какое-то время повисает тишина, и мы просто смотрим друг на друга. Во мне что-то сломалось, и когда я ищу свой бесконечный источник терпения, вместо него я натыкаюсь на чувство предательства и обиды.

Что-то должно меняться, и до этого момента это был я. С мамой я всегда был тем, кто прогибался. Я всегда вдохновляю Пиппу отстаивать свои права, ставить себя на первое место, делать то, что лучше для ее карьеры и жизни, но сам своим советам не следую.

– Я переехал сюда ради тебя, – говорю я ей, но и себе тоже.

Она отмахивается от меня.

– Ты переехал, потому что скучал по Ванкуверу.

– Нет. – Я складываю руки на груди и чувствую, как сильно бьется мое сердце. – Я переехал сюда, потому что у тебя начались панические атаки и ты, очевидно, не могла справиться с этим сама.

Она моргает, как будто я ударил ее, но, хоть у меня и сжимается сердце от ее боли, она должна услышать правду. Слишком долго она от нее бегала.

– У тебя была паническая атака, и ты попала в аварию. Так что я перевез сюда всю свою жизнь, чтобы заботиться о тебе.

Она сжимает челюсти и смотрит в пол, как будто глядит в зеркало. Сказав правду, я будто развязал какой-то узел у себя в груди. Ее пальцы нащупывают браслет и начинают крутить бусинки. Она избегает моего взгляда.

– Сестра по телефону сказала, что ты не на лекарствах.

– Мне это не нужно, – бормочет мама. – Я пробовала. – Она говорит о коротком промежутке времени много лет назад, когда ее депрессия перешла в самую острую форму. – От них я совсем дурею.

– Это было пятнадцать лет назад, – резко говорю я. – Сейчас существуют новые препараты и новые исследования. Есть врачи, которые специализируются на тревожных расстройствах. – Я замолкаю, чтобы задать вопрос, на который, впрочем, я, скорее всего, знаю ответ. – Ты нашла нового психотерапевта, как обещала?

Она не отрывается от бусин и крутит их.

– Ничего не получилось.

– То есть нет. – Я шумно выдыхаю.

Теперь я все вижу предельно ясно. У меня перед глазами вся картина. Ей будет становиться все хуже, а я буду по крупицам отдавать свою жизнь, пока ничего не останется, ведь я не хочу ранить ее чувства. И все это время я буду убеждать себя, что не могу быть с женщиной, которую люблю, потому что у меня нет на нее времени.

У меня разрывается сердце. Я люблю Пиппу, и я не хочу отказываться от нее. Я люблю маму и не хочу смотреть, как ей становится хуже.

– Почему ты ехала одна? – мягко спрашиваю я.

У нее гуляют желваки, а взгляд прикован к бусинам.

– Мне нужно было кое-что в магазине. Это была короткая поездка.

Она могла получить серьезные травмы или травмировать кого-то еще. А если бы в машине была Дейзи…

Я даже думать об этом не хочу. Я слишком люблю эту собаку.

– Ты знаешь, что у тебя бывают панические атаки во время вождения, но все равно села за руль. Чем это отличается от того, что сделал папа?

Она вскидывает голову, потому что я задел нужный нерв. Хорошо.

– Джейми, – суровым тоном говорит она.

Я никогда с ней так не разговаривал. Мы никогда его не обсуждали.

Я делаю шаг вперед и складываю руки на груди.

– Ты игнорируешь проблему, и все становится только хуже. Ты наврала мне про поиски терапевта.

Ее рот сжимается.

– Я искала, – говорит она чуть слышно. – Я искала, а потом просто… – Она замирает и качает головой. – Просто не смогла.

– Почему?

Она вскидывает руки, и на ее лице написаны недовольство и дискомфорт, но мне все равно.

– Я не хочу больше об этом говорить.

У меня учащается пульс.

– Ты никогда не хочешь об этом говорить.

– Это не твоя проблема, дай мне самой с этим разобраться.

Моя голова готова лопнуть.

– Я не хочу сваливать все только на твои плечи, потому что я люблю тебя и всем в жизни тебе обязан, но ты должна дать мне что-то. – Я нервно чешу лицо, чувствуя свое полное поражение. – Я уже не знаю, что делать. Если ты не сможешь позаботиться о себе, я буду постоянно о тебе волноваться, и у меня не будет нормальной жизни. Знаешь, что я говорил себе все эти годы, мам? Я говорил себе, что мне нельзя ни с кем встречаться или заводить семью, пока я не уйду из хоккея, потому что мне нужно сосредоточиться на своей карьере и на заботе о тебе.

В ее глазах вспыхивает боль.

– Я влюбился в Пиппу. – Мой голос смягчается, когда я думаю о женщине, стоящей за дверью. – Я люблю ее и хочу быть с ней, но боюсь, что это не позволит мне приглядывать за тобой. – Я кладу руку на грудь, которая ноет от боли. – Я не знаю, что делать.

Лицо мамы вытягивается, и она выглядит совершенно опустошенной.

Я сглатываю плотный комок в горле и присаживаюсь рядом с ней на койку.

– Я тебя слишком люблю. Меня убивает, когда происходит что-то такое.

Она пробегает пальцами по бусинам на своем запястье и делает глубокий вдох.

– Я чувствовала такую вину за то, что случилось с твоим отцом, – шепчет она, зажмуриваясь от боли. – Если бы ты был в машине, я никогда не смогла бы себе простить.

– Знаю. – Она никогда не произносила этого вслух, но почему-то я знал.

– Я никогда не была для тебя хорошей матерью. – Из ее глаз текут слезы, и она быстро их вытирает, прежде чем печально покачать головой. – Я думала, вся эта дрянь осталась позади. – Мы встречаемся глазами, и она все еще плачет, глотая слезы. Я понимаю, что она имеет в виду депрессию и тревожность. – Я так отчаянно на это надеялась.

– Ты чувствовала вину из-за того, что так и не заставила отца обратиться за помощью?

Она смотрит на меня и кивает.

– Так чем же отличается твое поведение? – Я пытаюсь говорить мягко, потому что этот кусок будет сложнее всего переварить. – В глубине души ты понимаешь, что тебе нужна помощь, но просто игнорируешь проблему.

Я вижу в ее глазах все: вину, тревогу, волнение, сожаление, ненависть к себе и покорность.

– Да, – говорит она, опуская плечи. – Ты прав.

– Я не хочу быть прав.

На ее лице мелькает горькая улыбка.

– Сложно признать, что существует проблема. – Она замолкает. – Что у меня проблема.

– Знаю.

Она поднимает на меня взгляд.

– Я хочу, чтобы у тебя было все.

– Я хочу, чтобы ты пошла к психотерапевту и преодолела это. Потому что я уверен, что ты можешь. – Я думаю о Пиппе и о том, через что она прошла со своим бывшим. Как она пыталась загасить свою уверенность, но в итоге стала только сильнее и прекраснее. – Трудности не делают тебя слабее. Они делают тебя сильнее, и ты знаешь, что можешь с этим справиться.

Несколько мгновений мы просто смотрим друг на друга. Все изменилось к лучшему. Я это чувствую.

– Ты любишь Пиппу? – мягко спрашивает она, в восхищении глядя на меня.

Я фыркаю.

– Это все, что ты вынесла из разговора?

Она легко посмеивается и вздыхает.

– Я найду терапевта. Я поговорю с ним по поводу лекарств и отнесусь ко всему серьезно. Потому что я не хочу больше в этом завязать и желаю тебе счастья. – Несмотря на грусть и стыд, ее глаза лукаво загораются. – Так ты любишь Пиппу?

Я улыбаюсь, и мое сердце готово обнять весь мир.

– Да. Я люблю Пиппу.

– И она любит тебя?

– Ага, – отзывается Пиппа из коридора.

Мы оба взрываемся смехом.

Пиппа просовывает голову в дверь со смущенной улыбкой.

– Извините.

– Заходи, заходи, – машет ей моя мама.

Пиппа проскальзывает в комнату и облокачивается на стол у двери.

– Вы хорошо повеселились на вечеринке? – спрашивает мама.

Мы с Пиппой переглядываемся и улыбаемся.

– Да. – Она улыбается еще шире, и мне интересно, какой именно момент она вспоминает. – Джейми смотрелся очень хорошо.

– А Пиппа выглядела потрясающе, – приподнимаю я бровь. – Как и всегда.

– Я хочу посмотреть фотографии. – Мама переводит взгляд с нее на меня с довольной улыбкой. – И вы любите друг друга?

Я смотрю Пиппе в глаза, и мое сердце делает в груди сальто.

– Да.

Мама удовлетворенно мычит.

– Я надеялась, что так и будет.

– Я тоже, – признаюсь я.

Мой взгляд падает на левую руку Пиппы, и я размышляю, не слишком ли рано покупать ей кольцо.

Может быть.

Или нет.

Мы уезжаем из больницы и отвозим маму домой, и когда Дейзи видит нас, она несется мне навстречу и запрыгивает прямо на руки, восторженно размахивая хвостом как сумасшедшая. Мама с Пиппой смеются.

Пиппа сегодня не оставила меня, хотя я упрямо настаивал отправить ее домой в приступе паники и стыда. Она была со мной с самого первого дня, еще до того, как мы стали парой, и я знаю, что, даже если мамино выздоровление займет больше времени, чем я ожидал, я не останусь с этим один на один.

Пиппа не просто любовь всей моей жизни; она – моя семья.