Я НЕ МОГУ ПЕРЕСТАТЬ думать о ней.
– Еще по одной, – говорит Оуэнс официантке, показывая на нашу толпу. Сегодня вся команда пошла в бар после проигрыша «Хьюстону».
Я глотаю пиво, пытаясь заглушить навязчивую тревогу. Каждый раз, услышав свисток на сегодняшнем матче, я боролся с желанием оглянуться через плечо. Постоянно представлял, что она сидит на трибуне, улыбается и смотрит на мою игру. Меня не было шесть дней, и я вынужден взглянуть суровой правде в глаза.
Я скучаю по своей пташке.
Официантка ставит передо мной еще одно пиво, и я быстро допиваю остатки и с благодарностью отдаю ей пустой стакан.
– Ты сегодня не в духе, – задорно улыбается мне Оуэнс. Я молча смотрю на него. – Как дела у твоей подружки?
Моей подружки. От этих слов в груди становится тепло.
– Она моя ассистентка, – говорю я, но звучит это не очень убедительно.
– Ну да, – ухмыляется он. – Я это и имел в виду.
Я залпом выпиваю половину пива.
– Ее дела – не твое собачье дело.
Он громко хохочет, запрокинув голову.
– Расслабься, Штрайхер. Я не собираюсь ухлестывать за Пиппой.
Мои плечи расслабляются, и я выпиваю еще.
Я вспоминаю наш с Пиппой разговор в машине, когда я сказал ей не приводить домой парней. Как же тупо. Ничего более примитивного я придумать не мог? Она наверняка думает, что я токсичный придурок.
А потом была вечеринка. Поцелуи, прикосновения, она у меня на коленях. Я думал об этом всю неделю.
– Ты, наверное, мне голову откусишь, если я тебе кое-что скажу, – начинает Оуэнс.
– Так не говори.
Он усмехается.
– Не. Все равно скажу. Ты играешь лучше при Пиппе.
Я складываю руки на груди и чувствую, как у меня раздуваются ноздри. У меня странно давит в груди.
– Это потому, что с ней на игру всегда приходит мама, – резким тоном отвечаю я. – Я беспокоюсь о ней.
Он покачивает головой, и его глаза блестят.
– Не думаю, что дело в этом.
– Ты пьян.
Он снова смеется.
– Да, есть такое, но это не значит, что я не прав.
Я закатываю глаза. Эти чертовы молокососы думают, что знают все на свете. С другого края стола его зовет Волков, и, когда Оуэнс уходит, я представляю Пиппу за моими воротами. Нервы сразу успокаиваются.
Черт.
Я потираю переносицу. Я не готов решить проблему. Это трусливо с моей стороны и противоречит всему, что я знаю о выдержке и психологической устойчивости, которым меня научил спорт, но…
Но я правда не могу сделать этого с Пиппой. Я не могу проявить необходимую жестокость и оказаться в той же категории, что и Зак, этот хренорылый ублюдок. После того как я услышал ее пение и игру на гитаре, я знаю, что у нее есть все необходимое для музыкальной карьеры.
Просто она этого еще не понимает.
У меня в заднем кармане вибрирует телефон. Пиппа прислала фотографию с Дейзи на прогулке сегодня утром. Солнце просвечивает сквозь деревья, и глаза Пиппы ярко сияют. Два розовых пятна расцвели на ее щеках от холода. Мое сердце сжимается. Я вглядываюсь в изображение, изучаю черты ее лица, смотрю на ее карамельные волосы. На ней только легкая куртка, и я хмурюсь.
Одевайся теплее, пишу я. В горах становится холодно.
Я не отрываясь смотрю на телефон, полностью сконцентрировавшись на пляшущих на экране точках. Во мне поднимается волна болезненного возбуждения, как перед ударом в мои ворота.
Опять командуешь, отвечает она.
Я вздыхаю, упираюсь кулаком в подбородок и снова перематываю на ее фотографию. От пива у меня путаются мысли, и я представляю, как она говорит это в постели.
В мою ватную голову лезут картинки, как мы лежим вдвоем, голые, и тяжело дышим. Может, я прижму к кровати ее запястья, когда буду входит в нее и смотреть, как туманятся ее глаза.
Мой член напрягается, я зажмуриваюсь и тру ладонями лицо. Господи, Штрайхер. Соберись.
Проблема Пиппы с оргазмами не давала мне покоя всю неделю.
Я смотрю на нашу переписку, и мне хочется столько всего ей написать. Как ты? или Ты тоже думала обо мне? или Я знаю сотню способов, как заставить тебя кончить.
Как дела дома?
В итоге я останавливаюсь на самом нейтральном варианте.
Тихо, – отвечает она. – Дейзи по тебе скучает.
У меня разгоняется пульс. Я подаюсь вперед, упираясь локтями в колени и глядя в телефон.
Я вернусь, не успеет она оглянуться, – пишу я.
Ответ приходит сразу.
Она ждет с нетерпением.
Уголки моих губ приподнимаются.
– Черт побери! – вопит Оуэнс с другого конца стола, показывая на меня пальцем. – Он улыбается!
Я недовольно качаю головой, но, кажется, до сих пор радостно скалюсь.
– Отвали, Оуэнс! – кричу я в ответ, но без злости. Он весело улыбается мне.
Расскажи, где вы на этой неделе гуляли, – пишу я Пиппе.
Нужно детальное расписание?
Да. Желательно почасовое.
Высокие требования.
Я прыскаю, глядя в телефон. Колено трясется, во мне бурлит энергия.
Спустя полчаса мы все еще переписываемся. Сообщения летят в обе стороны со страшной скоростью. Я уже не считаю, сколько пива выпил. Я особо не пью – мама всегда волновалась, что я унаследую отцовский алкоголизм, – но убеждаю себя, что посиделки с парнями необходимы для укрепления командного духа, о котором так заботится Уорд. Я на той эйфорической стадии, когда все кажется немного веселее.
Еще раз спасибо, что сходил со мной на вечеринку, – пишет она.
Я уехал на выездную игру следующим утром после вечеринки, так что у нас не было возможности поговорить.
Нет проблем.
Я хотела извиниться за то, что наговорила.
Я напрягаюсь.
Объясни.
Ответ приходит не сразу, и я почти ощущаю, как она пожевывает нижнюю губу на другом конце континента.
То, что я рассказала про нас с Заком… Это было непрофессионально.
Я ощущаю зуд в груди и прижимаю к ней руку, как от боли. Я представляю, как ее брови беспокойно хмурятся. Она жалеет, что рассказала мне?
Я заставил тебя рассказать.
Неважно. Это не твоя проблема, и мне стыдно.
Я не понимаю, что за чувства я сейчас испытываю. Это что-то среднее между желанием крепко обнять ее и не отпускать много часов подряд и острой потребностью доказать, что она ошибается по поводу своей «проблемы», которую сама себе придумала.
Нечего стыдиться, пташка.
Я нажимаю «отправить», не успев подумать, стоит ли мне так ее называть. На самом деле совсем не стоит, если мы правда хотим держаться рабочих отношений. Но, кажется, я уже не могу остановиться.
Ну ладно… – отвечает она. – Спасибо, что выслушал.
Можешь обсуждать это со мной, когда захочешь, – пишу я, как будто я ее хренов парень или что-то такое. У меня тянет в груди от этой мысли.
У меня перед глазами вспыхивает отталкивающий образ. Я представляю, как мы с Пиппой сидим на диване в моей квартире и она рассказывает мне о сексуальных проблемах с новым парнем. Меня захлестывает ярость. Меня трясет от этой мысли.
Я уже иду спать, – пишет она. – Спокойной ночи, Джейми.
Спокойной ночи, Пиппа.
Еще очень долго после последнего сообщения я пялюсь в телефон и прокручиваю нашу переписку.
Зак не мог ее удовлетворить, а я мечтаю об этом. Не только из-за азарта, но и потому, что Пиппа – чудо и она заслуживает всего самого лучшего. Я до сих пор вижу ее страдальческое лицо, когда она рассказывала об этом. Это ее правда расстраивает.
Я обязан все исправить. Я должен позаботиться о ней.
Я зарываюсь лицом в ладони. Существует миллион серьезных причин, почему мне стоит забыть о том, что она вообще мне все это говорила. Она работает на меня, я доверил ей свой дом, свою собаку, даже свою маму! Она мне нравится, и я не хочу такой же катастрофы с ней, как и с Эрин. И я по прошлому году понял: мама нуждается в моем присмотре, пусть сама еще не готова это признать.
– Штрайхер, когда я говорил, что тебе нужно больше времени проводить с командой, – криво ухмыляясь, говорит Уорд, тыкая в телефон у меня в руках, – я не это имел в виду.
Я оглядываюсь по сторонам. Все за столом что-то обсуждают, болтают и смеются, а мои мысли сейчас в Ванкувере, вместе с женщиной, от которой я должен держаться подальше.
Я прячу телефон в карман, и Оуэнс заказывает мне еще одно пиво.
В свою комнату я вваливаюсь уже глубокой ночью. Я совсем окосел и очень долго возился с ключами, прежде чем открыть дверь. После того как я убрал телефон, Оуэнс еще долго смешил нас историями про свою летнюю поездку по Европе. Он напоминает мне Миллера до того, как он стал придурком. А Уорд даже рассказал нам о своей жизни до травмы, когда он играл за Торонто.
Но мои мысли все время возвращались к Пиппе и ее проблеме.
Я стягиваю футболку и штаны и плюхаюсь в постель, достаю телефон и снова пролистываю нашу переписку с Пиппой.
Это просто вопрос времени – когда она решит разоткровенничаться с другим парнем, который тоже захочет ей подсобить.
Я откидываю голову на подушку и глухо рычу. При мысли о том, что придется ее с кем-то делить, у меня стискиваются челюсти. Мне нравится Пиппа, и не только потому, что я хочу ее трахнуть. Мне нравится болтать с ней, нравится проводить с ней время и жить с ней. Она делает для меня кексы. Она смешная, милая и красивая.
Думаю, мы друзья. Я не хочу, чтобы она делала кексы для другого парня или пела в душе, когда он слушает под дверью.
У меня кружится голова, и я понимаю, что пьян. Я не был пьян много лет.
Мои мысли снова дрейфуют в сторону Пиппы, и в ватной голове возникает озорная идея. Я нахожу в телефоне секс-игрушку, о которой давно слышал. У меня кровь шумит в ушах, а член каменеет, когда я отправляю игрушку в корзину, указываю наш адрес, оформляю заказ на имя Пиппы и оплачиваю его.