– ПЕРВАЯ ЛИНИЯ ОБОРОНЫ у них слабая, потому что Хаммондс вылетел из-за травмы, – говорит Уорд нашим защитникам в раздевалке. Хейден Оуэнс и Алексей Волков, более взрослый защитник, кивают.
Уорд продолжает рассказывать о стратегии на сегодня. Обстановка в раздевалке наэлектризована, накалена от общего напряжения. Даже снизу мы слышим, как бушуют на трибунах фанаты.
«Калгари Кугарс» – наши сильнейшие соперники, и сегодня у нас с ними первая игра в этом сезоне.
Уорд пробегается по приемам, которые мы тренировали на этой неделе, но мои мысли где-то далеко.
Они с моей милой ассистенткой в крошечных шортиках и топе, со скрещенными гладкими ногами и гитарой: она поет мне свою песню посреди ночи и выглядит как ангел, посланный с небес.
Или, может, ее послал дьявол, потому что Пиппа чертовски соблазнительна.
Потрясная. Даже тогда.
Что-то приятное разливается в моей груди. Она помнит меня и думает, что я сексуальный.
Я думал о ней с той минуты, как проснулся сегодня утром. Всю тренировку я вспоминал ее пение. Стоя в душе, я представлял ее рядом со мной, голую, мокрую и смеющуюся, со сверкающими глазами. Когда я зашел за ланчем в «Грязный фламинго», то вспомнил искорки в ее взгляде, когда она смотрела на фонарики под потолком.
Когда Пиппа сыграла мне, я дико хотел ее поцеловать. Ее соски, выступающие под тонкой тканью, сутками мучили меня. Я не помню, когда последний раз меня так тянуло к женщине.
Я в полной жопе.
Я одергиваю себя. Нет, я не в жопе. Со мной все в порядке. Я занимаюсь с лучшим спортивным психологом в мире и знаю, как блокировать посторонние мысли. Пиппа – это не вариант. Пиппа не входит в мои планы, и места для маневров тут нет, ведь меня преследует тревожное чувство, что если мы сблизимся, то уже не сможем остановиться.
Один спортивный психолог в Нью-Йорке посоветовал опираться на мою волю к борьбе. Бросай себе вызов, сказала она. А держаться подальше от Пиппы – моей школьной любви, девушки, которой я не могу сказать «нет», – тот еще вызов. Но нет ничего такого, с чем я не справлюсь.
Я вспоминаю улыбку, которая расплылась на ее лице, пока она играла и пела. Как будто она и удивлена, и горда собой. У меня замирает сердце, и я касаюсь груди под экипировкой. Черт возьми, она была прекрасна, и оттого, что сначала она боялась, а потом перестала, меня переполняет гордость.
Надеюсь, она понимает, что не сломлена. Надеюсь, она осознает, на что способна.
Сегодня она снова здесь с мамой. У меня в груди взрываются салюты при мысли, что Пиппа будет смотреть игру. Может, закусит свою нежную пухлую губку в решающий момент.
– Штрайхер!
Я вскидываю голову. Уорд и все остальные в раздевалке пялятся на меня.
– Ты в порядке? – наклоняет голову Уорд, глядя на мою грудь, к которой я до сих пор прижимаю ладонь.
Моя рука резко опускается.
– Да, – киваю я. – Порядок.
По пути на площадку он отводит меня в сторону.
– Сегодня же не возникнет проблем? – спрашивает он, пока другие игроки спешат на площадку. Грохочет музыка, и игроки выезжают на лед, чтобы разогреться.
Черт. Мои мысли о Пиппе у меня на лице написаны! Соберись, Штрайхер! Я качаю головой.
– Нет.
Уорд внимательно изучает мое лицо.
– Не дай Миллеру влезть тебе в голову. – Он оглядывается и дожидается, пока наш менеджер по экипировке выйдет из коридора. – Я знаю о вашем прошлом.
В моей голове с дикой скоростью проносится рой мыслей. Рори Миллера недавно продали в «Калгари». Я знал это, но напрочь забыл.
Вот как у меня плохи дела с Пиппой. Я забыл, что парень, с которым я вырос и который был моим лучшим другом, пока не превратился в конченого козла, будет сегодня на льду.
Я хмурюсь, глядя на Уорда.
– Откуда вы знаете?
– Это моя работа.
За свою семилетнюю карьеру Миллер заслужил репутацию тусовщика, бабника и отбитого черта на льду. В позиции правого нападающего он развился до невероятного уровня, и вместе с ним выросло его эго. Тренеры не отказывались от него, потому что он приносил очки, но он далеко не был любимцем публики.
Играть против него не доставляет мне никакого удовольствия. «Калгари» – одна из самых близких к нам команд с точки зрения географии, так что в этом сезоне нам придется сразиться с ними шесть раз.
У него наивысший средний показатель по очкам в лиге, и он будет швыряться в меня шайбами весь вечер. Именно об этом я должен был думать всю неделю. Готовиться и пересматривать старые матчи.
– Ты играл с ним, – продолжает Уорд. – Ты знаешь его слабости?
Миллер – звезда. Всегда был, еще с нашего детства. Он самый упертый человек, которого я видел. Мы бы никогда не стали друзьями, если бы я не был вратарем.
Я припоминаю прошлые игры. Он не слушает указаний тренера. На старте все будут думать, что придерживаются определенной стратегии, но Миллер сразу ее поломает, рассчитывая набрать дополнительные очки. И, поскольку обычно у него это получается, тренеры закроют на это глаза.
Я привык внимательно следить за ним, вне зависимости от расстановки других игроков. Я знаю, что ему нельзя доверять.
Я киваю Уорду.
– Да. Я знаю его.
– Хорошо, – он хлопает меня по плечу. – Пойдем покажем отличную игру.
Я выхожу на лед, и по спине пробегают мурашки. На другом конце площадки соперники разогреваются, нарезают круги и бросают шайбы во вратаря. Арена уже забита, энергия бьет через край.
Рори Миллер тоже здесь, со своей самодовольной, нахальной улыбкой, из-за которой ему хочется дать по лицу. Он наклоняет голову, разворачивается, несется к сетке и забрасывает шайбу в ворота, а потом резко тормозит. При виде его улыбки от уха до уха меня корежит от злости.
Он пытается меня взбесить. Вот что он делает.
Я приближаюсь к своим воротам, пытаясь сфокусироваться. Разогреваюсь перед стойкой, и тут мы встречаемся взглядами с Пиппой. Она сидит за воротами с мамой и маминой подругой.
На ней шапка «Vancouver Storm». Я смотрю на нее, моргаю, и в моей груди разгораются знакомые искорки.
Ее лицо проясняется, она поднимает руку и коротко, застенчиво мне машет. У меня подергивается уголок рта. Я машу в ответ, и тревога, которую я чувствовал секунду назад, испаряется. Она показывает на свою шапку, и я киваю, позволяя себе улыбнуться. Мне приятно видеть ее в мерче нашей команды.
Сидящая рядом с ней мама болтает и улыбается. Она что-то говорит Пиппе, она кивает и смеется. Маме нравится Пиппа, и она спрашивает про нее при каждом звонке, и это мне тоже нравится.
Я рад, что после игры дома меня будут ждать Дейзи и Пиппа.
Звучит свисток, и начинается третий период. Когда «Калгари» перехватывает шайбу, у меня кровь стучит в висках.
Я ощущаю спиной взгляд Пиппы, и он, как мягкое одеяло, обволакивает меня и успокаивает нервы. Я заблокировал все удары, и толпа скандирует: «Непробиваемый Штрайхер!»
Их левый нападающий перебрасывает шайбу Миллеру, и он объезжает Оуэнса. А затем уходит в отрыв и несется изо всех сил, не отрывая от меня взгляд. На лице все та же ублюдочная самодовольная ухмылка. Его команда становится на позицию, но я не обращаю на них внимания.
Ему тяжело. Его улыбка вымученная. Я его нервирую. Он здесь для того, чтобы обыграть меня, что-то мне доказать: может, что он прекрасно обходится без меня или что я для него просто очередной соперник.
Он на секунду переводит взгляд мне за спину, и его глаза округляются от удивления.
Пиппа. Мое сердце замирает. Он знал, что я неровно к ней дышал в старшей школе. Я никогда ему не говорил, но он знал.
Когда я понимаю, что он сделал, толпа уже разочарованно ахает, а шайба оказывается в сетке.
Миллер проезжает мимо меня с кошачьей улыбкой. Фанаты освистывают его, и он обращает свою ухмылку на них, и это раззадоривает толпу еще больше. Мое сердце падает, я сжимаю зубы, но отставляю все мысли в сторону, пока идет игра.
Я думаю о его слабостях, пока моя сидит прямо за моей спиной.
Мы выигрываем, и после краткого обсуждения матча с тренером в раздевалке я принимаю душ и поднимаюсь в комнату для гостей игроков.
Мое сердце замирает, когда я вижу, как Рори чертов Миллер нависает над Пиппой с хищной ухмылкой. Он что-то ей говорит, она смеется, а он склоняется все ниже.
Во мне пробуждается первобытный инстинкт защитника. Игроки другой команды довольно часто заходят в комнату ожидания своих соперников, тем более если у них там друзья или родственники. Но я точно не рад видеть его здесь, особенно, мать твою, рядом с ней. Я сжимаю зубы и вырастаю прямо перед ним, разделяя их и глядя ему в лицо.
Его темно-русые волосы еще мокрые от пота, и он не переодел форму. Он что, пытается впечатлить ее?
Он смотрит на меня с нахальной усмешкой.
– А вот и он!
– Какого хрена ты тут делаешь? – выдавливаю я, испепеляя его взглядом.
Он расплывается в улыбке, и мне хочется убить его на хер.
– Просто болтаю с очаровательной Пиппой, – говорит он, а потом показывает себе за плечо, где мама и ее подруга беседуют с Уордом. – А еще хотел поздороваться с Донной.
– Я рассказывала Рори, что теперь работаю твоей ассистенткой. – Пиппа застенчиво ему улыбается, и во мне еще сильнее разгорается ярость.
Мне не нравится, что она улыбается ему.
– А еще вы, оказывается, живете вместе, – прибавляет Рори, и его глаза сужаются.
У меня холод пробегает по телу. Черт, да он видит меня насквозь.
– Не говори с ней! – взрываюсь я, и люди оборачиваются на мой резкий тон.
Ему хватает наглости рассмеяться мне в лицо.
– Дружище!
Мои опущенные руки сжимаются в кулаки. Кровь шумит в ушах. На площадке – это честная игра, но здесь? С моей…
С моей ассистенткой, напоминаю я себе и делаю глубокий вдох.
– Мне пора, – говорит он Пиппе с таким довольным видом, будто нашел сокровище. – Завтра ранний вылет. Приятно снова увидеться с тобой, Пиппа. Может, в следующий раз сможешь показать мне Ванкувер.
Она смеется.
– Ты сам отсюда!
В его глазах пляшут искры.
– За десять лет город наверняка изменился. И я был бы рад повидаться. – Он скользит по мне взглядом, и от его двусмысленной интонации у меня закипает кровь.
Ни за что.
Он с улыбкой мне кивает.
– Может, покажешь непробиваемого Штрайхера в следующий раз? – Миллер уходит, не дожидаясь ответа, машет нескольким людям и исчезает за дверью.
Прежде чем я успеваю что-то сказать, рядом с нами возникает Оуэнс и хлопает меня по плечу. Я стараюсь не морщиться.
– Отличная игра, друг!
– Спасибо, – отвечаю я напряженным тоном.
Мне просто хочется уйти домой. Оказаться подальше отсюда. Может, сегодня Пиппа сыграет для меня еще одну песню.
Пиппа глядит на Оуэнса с сочувственной улыбкой. Во втором периоде ему в лодыжку прилетела шайба.
– Как твоя нога, Хейден?
По какой-то причине, когда она улыбается ему, меня это не так задевает. Может, интуиция подсказывает мне, что он хороший парень, тем более он одинаково дружелюбен со всеми.
Он наклоняется, поднимает раненую ногу и показывает красный рубец и расплывшийся синяк.
– Паршиво, но жить буду. – Он надувается и театрально пыхтит. – Я крепкий, Пиппа.
– Окей, – смеется она.
Несколько игроков уже в дверях. Кто-то машет Оуэнсу, и он показывает им: одну минуту.
– Мы собираемся отдохнуть. – Он, в отличие от Миллера, говорит не только с Пиппой и тычет пальцем мне в грудь. – Тренер сказал, что ты должен пойти с нами.
Я закатываю глаза и фыркаю, но тут не поспоришь. После каждой тренировки Уорд обсуждает с нами тимбилдинг и прочую хрень про укрепление командного духа и несколько раз отдельно обращался ко мне. Но, хотя после игры у меня до сих пор колотится сердце и спать я не буду еще несколько часов, идти мне никуда не хочется.
Я просто хочу остаться с Пиппой. Может, мы могли бы посмотреть дома кино.
Пиппа с надеждой улыбается мне, а ее глаза радостно горят.
– Что скажешь? Не хочешь немного выпустить пар?
Я вскидываю бровь.
– Тебе правда охота тусоваться? – Я киваю в сторону игроков, столпившихся у двери. – С ними?
Оуэнс не такой козел, как Миллер, но я все равно не хочу, чтобы куча одиноких хоккеистов кружила вокруг Пиппы, как стая акул.
– Пойдем! – Оуэнс тыкает меня в живот, а я с усмешкой отмахиваюсь от него. Он как Дейзи в человеческом обличье – такой же восторженный и неугомонный.
И тут в одну секунду я передумываю. Мне хочется посмотреть на эту девчонку вне стен своей квартиры. Я хочу посмотреть, как она смеется и веселится.
Я коротко киваю.
– Ладно.
Пиппа радостно смеется, и я не могу оторвать от нее глаз.
– Отлично!