ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ мы снова играем в Калгари. Шайба у Алексея Волкова, но в момент броска Миллер бьет его клюшкой. Шайба ударяется о штангу, и фанаты на другом конце стадиона вскакивают на ноги и требует пенальти. Игра продолжается, и возмущенный гул продолжается.
Когда вратарь «Кугарс» ловит следующую шайбу, раздается свист, и судьи с линейными арбитрами делают паузу, чтобы обсудить пенальти. А потом разъезжаются.
– Нет пенальти, – звучит из динамиков, и толпа снова гудит.
Миллер нагло улыбается трибунам, скользя по льду и расставив руки в стороны. Они в таком бешенстве, что колотят кулаками по стеклу, а он купается в их злости. Он сдергивает перчатку и показывает им средний палец, так что крики становятся еще громче.
Теперь уже судья свистит и назначает пенальти.
Господи боже. Я его почти не узнаю. Он же был такой дисциплинированный и собранный! Такой же, как я. Он любил хоккей, даже несмотря на то, что его отец следил за каждым его движением, а после игры отчитывал за ошибки.
Я хватаю бутылку с водой и нахожу глаза Пиппы. Она улыбается, и я киваю в ответ. Сегодня с ней Хейзел, которая пьет пиво и явно скучает. Несколько раз, когда игра останавливалась у моих ворот, взгляд Рори устремлялся к ним.
Пиппа смеется над какой-то шуткой Хейзел. Она с милой улыбкой мне подмигивает, и мой член немедленно реагирует. Я думал, на следующее утро будет неловко, но Пиппа вела себя совершенно нормально. Как будто ничего не случилось.
Я должен чувствовать облегчение, что она не расстроилась. Я должен выбросить это из головы и двигаться дальше. А вместо этого я без конца думаю о той ночи.
Она была права – нам не стоит даже пытаться. Случившееся с моей матерью было сигналом предупреждения. Напоминанием, что может пойти не так, если меня не будет рядом.
Но это не значит, что меня все устраивает.
Мне отчаянно хочется, чтобы Пиппа снова со мной кончила, но если мы начнем этим заниматься, то уже не остановимся. Я буду иметь ее снова и снова, каждое утро, день и вечер. Наверное, даже посреди ночи. Она слишком милая, слишком сладкая, слишком особенная, и мне всегда будет мало моей охренительной ассистентки. Она гораздо больше, чем просто симпатичная девчонка из школы, и чем ближе мы становимся, тем слабее становится моя решимость отвергать ее.
Но все равно она заслуживает большего, чем я. Того, кто сделает ее центром своего внимания, даст ей все. Меня трясет от одной мысли о другом парне в ее жизни, тем более таком, но я хочу, чтобы она была счастлива.
Матч продолжается, я отрываю от нее взгляд и возвращаюсь в игру.
После игры я иду в комнату ожидания. Пиппа сразу меня замечает и машет, когда я подхожу.
– Привет, – я прочищаю горло и оглядываюсь. – Где Хейзел?
– Пошла в туалет. Скоро вернется. – Она улыбается. – Отличная игра!
– Спасибо.
Наши взгляды встречаются, и я снова смотрю на ее губы. У меня до сих пор кипит кровь после игры, адреналин бежит по венам, и единственное, чего я сейчас хочу, – это схватить ее, утащить домой и снова проделать то, чем мы занимались пару дней назад.
– Вот и она! – орет Миллер, подходя к Пиппе. Он крепко ее обнимает и приподнимает над землей, а она заливается смехом.
У меня раздуваются ноздри, и я складываю руки на груди, глядя на них.
– Что ты здесь делаешь?
Он ставит ее на ноги и слегка дергает за хвостик. У меня сжимаются кулаки, и мне нестерпимо хочется его ударить.
– Просто подошел поздороваться с моим братаном Пиппой.
– Эй! – весело улыбается ему она.
Он в ответ поигрывает бровями.
– Эй, – дурашливо отвечает он, и они вместе смеются.
Меня трясет.
– Игроков другой команды тут быть не должно, – говорю я резким тоном, а в груди все сжимается. Они не должны так друг другу улыбаться. Она моя, а не его.
Он закатывает глаза и кивает подбородком в противоположный угол комнаты, где вратарь «Калгари» болтает с нашим вторым нападающим.
– Терстон там чуть ли не командную стратегию вашему парню продает. Всем наплевать. – Он лучезарно улыбается Пиппе и обнимает ее за плечо. У меня кровь закипает от ярости. – Ну как дела, малая?
Она фыркает.
– Ты на два года старше меня.
– Да, но ты коротышка.
– Нормального я роста.
Не могу смотреть, как она прижимается к нему. Она должна прижиматься ко мне. Не к нему. Никогда.
– Просто ты непропорционально длинный, – прибавляет она.
Я до боли стискиваю челюсти и сглатываю лезвия, застрявшие в горле. Сердце колотится в ушах. С чего я так психую?!
К Пиппе подходит Хейзел и холодно мне кивает.
– Привет.
– Хейзел, – киваю я в ответ.
Она переводит взгляд на Миллера, который до сих пор по-идиотски обнимает Пиппу. Ее лицо выражает чистое отвращение.
Я знал, что Хейзел – наш человек.
– Привет, Хартли, – говорит он. Он смотрит на Хейзел с самоуверенной ухмылкой, но в его глазах мелькает что-то хищное. – Помнишь меня?
Да вы, мать вашу, издеваетесь?!
Омерзение, написанное на лице Хейзел, усиливается.
– Нет.
– Нет, помнишь.
Пиппа переводит взгляд с одного на другую.
– Вы знакомы? Вы же учились в разные годы.
Миллер смотрит на Хейзел так, будто она – десерт.
– Она иногда приходила к нам на занятия. Хартли у нас мегамозг.
– Точно! – кивает Пиппа. – Я забыла, что летом ты ходила на дополнительные занятия.
Он отпускает Пиппу и подходит к Хейзел все с той же самодовольной усмешкой, которую мне хочется стереть с его лица. Но сейчас он хотя бы не нацелен на Пиппу.
– Как у тебя дела, Хартли? Пиппа говорит, ты работаешь на команду.
Хейзел смотрит на него поверх стакана, отпивая пиво.
– Ага.
– У тебя всегда была страсть к хоккеистам.
Пиппа подмигивает мне. Я удивленно приподнимаю бровь, а она говорит одними губами: «Объясню позже».
Хейзел смотрит на него, как на раздавленного жука, и, если бы минуту назад он не приставал к Пиппе, я бы не удержался от смеха. Я в курсе хоккейной светской хроники. Обычно женщины на него так не смотрят.
Но, судя по веселому блеску в его глазах, это его совсем не смущает.
– Ты выросла настоящей красавицей, – говорит он ей.
Она просто молча смотрит на него, а он показывает на себя.
– Не хочешь сказать, что я вырос настоящим красавцем? – Его глаза горят от азарта.
– Поздравляю. Кажется, ты стал обладателем самой дорогой секс-куклы в истории.
– Ее зовут Диана, – он смеется ей в лицо, и я вижу, что ему это нравится.
Пиппа с Хейзел одновременно изображают рвотный рефлекс.
– Не стоит давать им имена, Рори, – говорит Пиппа, и он трясется от смеха.
– У твоей секс-куклы есть голова? – спрашивает Хейзел.
Он не отрываясь продолжает смотреть прямо ей в лицо.
– Была, но я ее открутил, – говорит он и облизывает верхнюю губу.
– Еще хуже.
Он просто скалится на Хейзел, будто хочет удержать ее внимание. Пиппа заговорщицки мне улыбается. У нас как будто появился общий секрет, и у меня теплеет в груди.
Хейзел что-то говорит Пиппе, и она оборачивается к ней. Ее хвостик бьет мне по руке, и я снова переношусь на несколько дней назад, когда она сидела у меня между ног и дрожала в моих руках, когда кончала. Я все еще чувствую ее волосы на своей груди, когда она извивалась на ней. Я постоянно это чувствую.
– Ты должна пойти со мной и Пиппой на экскурсию, – говорит он Хейзел.
Она удивленно смотрит на Пиппу.
– О чем это он?
Пиппа закатывает глаза.
– Рори хочет, чтобы кто-то показал ему Ванкувер, хотя сам здесь вырос и больше здесь не живет.
Рори толкает Пиппу себе за спину, и она покатывается от смеха.
– Не слушай ее, детка, – снова улыбается он Хейзел. – Ты должна к нам присоединиться.
– Я занята, – огрызается Хейзел. – И не зови меня деткой.
– Прости, – он виновато прижимает руку к сердцу. – Детка.
Она тяжело на него смотрит, а потом оборачивается к Пиппе.
– Ты же понимаешь, что он пытается заманить тебя в тройничок?
Пиппа смеется.
– У меня никогда не было тройничков.
– Не будет никакого тройничка! – взрываюсь я, и все трое смотрят на меня так, будто у меня отросла вторая голова. – И ты не будешь спать с Миллером.
Я сам слышу, как это звучит, но ничего не могу поделать.
Пиппа тыкает меня локтем в бок.
– Мы же шутим, – говорит она, прежде чем снова обратиться к Миллеру. – Когда ты в следующий раз будешь в городе?
– На самом деле я тут еще пару дней. Например, завтра свободен, если тебе удобно.
Он так себя ведет, будто, мать его, заигрывает. Рори Миллер заигрывает с моей Пиппой! Это совершенно недопустимо, и меня охватывает собственническая ярость.
От одной мысли, что он попытается что-то с ней сделать, меня тошнит. Я просто сверкаю на нее глазами, и мне хочется вытащить ее отсюда, чтобы мы оказались наедине.
– Завтра в самый раз, – говорит ему Пиппа.
Миллер смотрит на меня так, будто что-то выиграл. Он бросает мне вызов, а я ни хрена не могу сделать. Мы с Пиппой уже обозначили границы и сами же несколько раз их нарушили.
Что за хрень! Ненавижу его за эти идиотские игры. Ненавижу себя за ревность к женщине, которой не могу обладать.
– Отлично, – он одаривает меня широкой улыбкой. – Это свидание.