В таежной стороне

Глава пятая ВОЗМОЖНЫЙ ВЫХОД

Степанов любил подъезжать к Южному в поздние сумерки, когда поселок преображался и принимал таинственный вид.

Широко раскинувшись по огромной горе, он светился огнями, сливаясь на горизонте с яркозвездным небом. Кони, почуяв близость дома, пошли быстрее, гулко стучали по булыжнику подкованными копытами, засыпая дорогу искрами.

Слабые порывы ветерка доносили неясный шум селения, среди которого выделялись надсадный женский голос: «Буренка! Буренка!» — и ответное глухое: «Му-у, му-у!»

Большинство строений поселка — старательские дома, покосившиеся от времени, с полутемными окнами — сохранилось еще с времен первых поселений золотоискателей. Крупные постройки, принадлежавшие прииску, встречались редко. Миновали ветхую избенку, вросшую до окон в землю, с накренившимся крыльцом. Из низенькой трубы лениво тянулся пряный дымок от сухих пихтовых веток, такой знакомый Степанову по таежным кострам. У крыльца сидела на корточках женщина и доила корову, струи молока гулко барабанили по железному ведру. Где-то рядом пиликала гармошка.

«Романтическая тишь да гладь, как при царе Горохе. От Нового отстали на треть века. Рудник встряхнет и оживит нас всех».

Степанов задумался. Сколько в этих старательских порядках несуразицы и дикости! Артель сама себе хозяин, по своему уставу живет, а отвечать приходится руководителям прииска. За выполнение плана и состояние горных работ, за технику безопасности и трудовую дисциплину, за снабжение людей — за все. Старательские работы мелкие и разбросаны по всей тайге — где в штоленке, где в шурфе работают. Уследи-ка за ними, проконтролируй их. Один Пихтачев чего стоит! Спит и видит, как бы обмануть прииск — без затрат, по-хищнически золото добыть. А еще на шее десятки старателей-одиночек. За ними и совсем не углядишь, как они там копаются и все ли золото сдают в кассу. Тысячу раз прав секретарь обкома: на десятки лет отстал Южный от Нового и сможет его догнать, только открыв государственные работы!

Миновав деревянный мост через мелкую речушку, от которой потянуло прохладой, Степанов хлестнул Серка и перешел на рысь. Теперь дом был близок.

Через несколько минут Виталий Петрович подъехал к небольшому, заслоненному деревьями домику с тремя освещенными окнами. Неловко соскочив с коня, он угодил в дорожный кювет. Ноги, отвыкшие от седла, не гнулись в коленях, и Степанов ощутил боль, похожую на иголочные уколы. Потоптавшись на месте, размяв затекшие ноги, он отторочил от седла плащ и отпустил подпругу. Подъехал Турбин.

— Максимыч, отведи попутно и моего Серка на конный, — попросил Виталий Петрович, — а я прямо домой.

— Он и сам добежит. Отдыхай. — Разведчик крепко пожал Виталию Петровичу руку.

Гикнув, Турбин огрел плеткой Серка, и вскоре мерный топот коней заглох во тьме.

У калитки на Степанова с визгливым лаем набросился мохнатый щенок. Взвизгивая, лизал ему руки, кидался на грудь.

— Здравствуй, здравствуй, Мохнашка! Пусти меня, дружок, пусти, — просил Виталий Петрович, отстраняя пса.

На крыльце щелкнул замок, со скрипом отворилась дверь, дорожка залилась светом.

— Мохнашка, на место, на место! — послышался высокий голос, и на освещенном пороге показалась женская фигура.

— Лидочка, это я!.. — едва успел вымолвить Степанов, как очутился в крепких объятиях.

— Нашелся, пропащий, видеть тебя не хочу! — целовала мужа счастливая Лида. — Заждались его, а он прямо на разведку укатил. Вот тебе. — И она потрепала его за ухо.

Виталий Петрович, нежно обнимая жену, оправдывался:

— Прости, Лидочка, и пойми. Турбин нашел руду…

— Знаю и понимаю, иначе бы и на порог не пустила такого непутевого… Отправляйся мыться. — Лида взяла плащ и ушла в дом.

Обшаркав о железную скобу глину, налипшую к подошвам, Виталий Петрович опустился на ступеньку и закурил. Нужно было снять грязные сапоги, но усталость сковывала движения. Он наслаждался покоем родного дома, таким желанным даже после небольшой разлуки.

Брякнул железный засов, с шумом открылись деревянные ставни, из бокового окна кухни выглянула Лида.

— Вот белье и полотенце. Баню топили давно, если остыла, сам виноват. Я займусь ужином.

— Учти, что зайдет Сергей Иванович. А где дочка?

— Что Сергей Иванович зайдет — знаю, а Светланка в школе, в хоровом кружке.

Когда Виталий Петрович вернулся из бани, все были в сборе.

За столом в маленькой комнате, заставленной сундуками и чемоданами, сидели Рудаков и восьмилетняя Светлана. Девочка старательно рисовала в альбоме. Сергей Иванович консультировал ее.

— Похоже на человечка? — поинтересовалась художница.

— Да, вылитый марсианин.

— А ты его видал?

— Нет, таких на земле не встретишь.

Раскрасневшийся Виталий Петрович снял с головы мохнатое полотенце, поставил на сундук эмалированный таз с березовым веником.

— Папа, папочка! — закричала Светланка и, бросившись к отцу, наткнулась на чемодан и упала.

Виталий Петрович поднял ее, поцеловал.

— Здравствуй, моя курносая! Ушиблась?

Светланка, закусив губу и еле сдерживая слезы, теребила русую косичку.

— Ничего, дочка, до свадьбы заживет. Какие отметки без меня приносила? Покажи-ка табель, — опуская ее на пол, сказал Степанов и крепко пожал руку Сергею Ивановичу.

— С приездом, Виталий Петрович! Ну, рассказывай толком: как съездил?

— Расскажу все, дай отдышаться. В три захода парился, в горле пересохло, — подмигнув жене, ответил Степанов.

— Светланочка, убирай свои картинки и накрывай на стол, будем ужинать, — скомандовала мать, отбросив назад пышные каштановые волосы.

Виталий Петрович заметил, что на Лиде его любимое, подаренное им платье, в котором она ему особенно нравилась.

— Мучаешь ты семью. Когда же отремонтируешь директорскую квартиру? Ты здесь только ночуешь, а семья живет. Дочка синяки себе наставляет. Вокзальная обстановка — плохой пример другим, — серьезно сказал Рудаков.

— Ты же знаешь, ремонт очень большой, дом еще с войны необитаем. На приисках свой закон — квартиры закреплены за должностями. До меня начальник довольствовался этой, и мне неудобно заводить другую.

— Твои предшественники на чемоданах жили и не хотели разбирать их. И ты рассчитываешь на скорый отъезд? — испытующе глядя на Степанова, спросил гость.

— Нет, даже и не думаю. С чего ты взял? — смутился Степанов.

— Тогда устраивайся по-человечески и думай, как лучше устроить своих приискателей. Добывают золото, а живут в избушках на курьих ножках, страшно смотреть.

— Психология старателя проста: зачем строить и ремонтировать, если завтра россыпушка отработается и нужно будет идти на новое место.

— Рудник будет — и появится уверенность в завтрашнем дне.

Светланка протянула отцу школьный табель и застенчиво отвернулась.

— Ну, как наши дела?.. Тройка? — удивился отец.

Светланка молчала.

— Что молчишь? Лениться стала? — строго спросил Виталий Петрович.

— И завтра принесу тройку, — вздохнула Светланка. И добавила: — Вы мне мешаете уроки готовить, а я вам — разговаривать. И все папа виноват, ленится квартиру отремонтировать.

— Деловая критика! — усмехнулся Рудаков.

Степанов пожал плечами. Откуда у нее такие рассуждения? Бросил беспокойный взгляд на Лидию.

— Конечно, это разговор не для гостей, но, Виталий, мне надоело так жить. Завез меня в эту дыру, оторвал от работы, от друзей и превратил в сторожа неразобранных чемоданов. Сам ты увлечен работой, считаешь, что я счастлива и тем, что кормлю и обстирываю тебя… Я все молчала, думала, ты сам поймешь… — Лида заставила себя улыбнуться Рудакову. — Простите мою слабость, Сергей Иванович, прорвало меня, ведь я никогда не жалуюсь.

— Я, как видите, всецело на вашей стороне, Лидия Андреевна, — укоризненно посмотрев на Степанова, сказал Рудаков. — Между прочим, я слышал, что у вас в клубе на Новом была прекрасная самодеятельность. Может, возьметесь наладить ее у нас? Или организуем детскую музыкальную школу… Помогите нам, ведь вы хорошая пианистка.

С благодарностью взглянув на гостя, Лида коротко ответила:

— Спасибо.

— Разрушаешь семью? — пошутил Виталий Петрович.

— Укрепляю ее, — серьезно возразил Сергей Иванович.

Лида быстро собрала на стол — поставила тарелки с маринованными опятами, соленой капустой, огурцами, горячей картошкой, поставила селедку и графинчик с водкой. Уселись кто где — на кровати, табуретке, чемодане, и хозяин налил в стаканы. Ужин шел в оживленной беседе, Степанов рассказал о своей командировке.

— Быть или не быть — вот в чем вопрос. Прямо по Шекспиру. Ведь это же очень интересно, товарищи! — выслушав мужа, проговорила Лида.

— Судьбу Южного, или, как ты сказала, дыры, решают рудные запасы, Если мы не создадим их, прииск умрет. Давайте выпьем за его выздоровление! — предложил хозяин и чокнулся с женой и гостем.

— Доработались по-старательски — прииск черным пятном в области стал. Такого позора еще никогда не переживал, — выдавил из себя Рудаков.

— Вы здесь новые люди. При чем же ваш-то позор? — заметила Лида.

— Мы-то новые, а порядки и при нас пока старые, старательские… Давай, Виталий, наряду с разведкой начнем втягивать старателей в новую жизнь — строить рудник первой очереди, — твердо, как о давно решенном дело, сказал Рудаков.

— Трудно будет. Они не знают настоящей горняцкой жизни и потому довольствуются малым.

— Не все, молодежь думает иначе. Нужно послать наших старателей на Новый, пусть посмотрят.

— А с Нового пригласить к нам Катю Быкову. Увидите ее — сразу влюбитесь, — засмеялась Лида.

— Да, брат, считай себя просватанным, — поддержал ее Виталий Петрович.

Наутро весть о предстоящем строительстве рудника облетела весь прииск. Люди заволновались, заспорили, возникали различные догадки. Все хотели проверить новость у Степанова или Рудакова, но начальник прииска в кабинете не появлялся, а дверь заведующего горным цехом была заперта изнутри.

В темном коридоре конторы прииска толкалось много народу. Свободные от смены старатели сидели на корточках вдоль стены и, нещадно куря, вполголоса перебрасывались короткими фразами.

— Поди, брешет Бушуев… Какой у нас рудник, отродясь не слышали, — дребезжал старческий голос.

— Мало ли о чем не слышали! — ответил ему молодой бас.

— Если правда, держись, ребята! Вся наша жизнь кувырком пойдет, — вставил старик.

Прихрамывая, в контору вошел великан Турбин и, не разглядев в полумраке, толкнул ногой сидевшего на корточках старика.

— Ты что, медведь бородатый, людей топчешь! — закричал тот.

— Здорово, миряне! Начадили так, что не видать ни черта. Кого толкнул, прошу прощения. Никак, Захарыч? — узнал старика Турбин. — Зачем пожаловал?

— Затем, зачем и ты, — недовольно буркнул Захарыч.

— А! За разъяснением, значит, собрались! — усмехнулся Турбин. — Заело?.. Начальство здесь?

— Видать, они у Рудакова. Постучи, — посоветовал Захарыч.

— Закрылись? — удивился Турбин. — Этого еще никогда не бывало. Значит, важные дела.

Он постучал в дверь, и ему открыли.

— Здравствуйте, Виталий Петрович, Сергей Иванович! Я на минуту. Еду на разведку и забежал доложить, что и пятым шурфом вроде наткнулись на жилу, — с порога рассказывал Егор Максимыч.

— Хорошо, очень хорошо! Проходи сюда, — пригласил Рудаков.

Турбин вошел в маленькую комнатку с выбеленными известкой стенами и сел на деревянный диван.

— Знаешь, Максимыч, озадачил меня вчера Сергей Иванович. Полночи не спал, о его предложении думал… — быстро шагая по маленькому чистому кабинету, говорил Виталий Петрович.

Он впервые надел новый форменный костюм горного директора первого ранга с золотыми галунами на рукавах и звездами на голубых петлицах и этим произвел особое впечатление на Турбина.

— И зря не спал! Я виноват: забыл, что ты такой впечатлительный. Вперед такие предложения буду вносить тебе с утра, — дружелюбно подтрунивал Сергей Иванович.

— …и последнее в докладной записке — средства на рудник, — продолжая шагать по кабинету, закончил Виталий Петрович мысль, прерванную приходом Турбина. — Будем просить ссуду для артели. Деньги в тресте есть, и под новый рудник нам, конечно, дадут.

— Согласен. — Рудаков сделал пометку на бумаге, лежащей на столе. — Артелью строить небольшой рудник первой очереди. Для него запасы есть, нужно только их оформить. Такой опытный рудничок нам все равно необходим до постройки крупного рудника: пока суд да дело, мы, глядишь, и золото добудем, и подготовку проведем к государственному руднику, а главное — людей наших втянем в настоящую работу!

«Видать, всерьез за Южный берутся, успели и с партбюро поговорить, и записку сочиняют», — подумал Турбин.

— Сегодня же отправим докладную! — порывисто собрав черновые листы, решил Виталий Петрович.

— Хорошо. Как получим ответ, сразу соберем партийное бюро с активом — и за дело. Согласен, Максимыч? — спросил Сергей Иванович Турбина.

— Ну, о чем спрашиваешь! — по-отечески ласково глядя на Рудакова, ответил разведчик.

Степанов вышел, и сразу же в дверь несмело постучали.

— Войдите! — громко сказал Рудаков.

Дверь приоткрылась, в комнату просунулась норвежская борода Захарыча.

— Заходи, заходи смелее, варяжский гость.

Захарыч степенно вошел и, сняв старую, измазанную в глине шапку, сунул ее под мышку. Поздоровался и, неловко переступая с ноги на ногу, попытался пригладить волосы, похожие на ежовые иглы, но они не слушались его руки.

— Что скажешь хорошего? — подбодрил его Рудаков.

Захарыч тяжело закашлялся и, бросив косой взгляд на Турбина, простуженным голосом начал:

— Хорошего мало. Мутенку мою начальник закрыл. Жалиться к тебе пришел, как к партейному секретарю. Два месяца пластался я, все мутенку готовил, пропади она пропадом! Виталий Петрович все нарушил: закрыл — и весь сказ.

— Пустое, Захарыч, несешь. Для твоей же пользы закрыли, — вставил Турбин.

— Не шебарши, спасибо за заботу, — зло бросил проситель.

Рудаков прошелся по кабинету и остановился против деда.

— Распоряжение начальника прииска я отменить не могу. Не имею права, у нас строгое единоначалие.

— Поговори хоть с ним, может, он послушает тебя, — попросил Захарыч и вздохнул.

— И говорить нечего. Виталий Петрович прав. Не на пустые мутенки силы тратить нужно, а рудник строить.

— Не слыхал о таком да и слышать не хочу: век на россыпях робил, переучиваться несподручно.

— Придется переучиваться, Захарыч, — предупредил Турбин.

— Силком не заставишь. Видать, все вперекос пошло. Прощевайте, — угрюмо сказал старик и вышел из комнаты.

Турбин и Рудаков молча переглянулись. Сергей Иванович, улыбаясь, сказал:

— Первая реакция простого старателя на рудник не восторженная.

— Так это же бузотер Захарыч, его лучше не тронь, когда он в запале. А вообще-то у нас смотри в оба: придет этакий замшелый молчальник, вроде деда Михайлы, прикинется, будто он извечный приискатель, а на поверку выходит — бывший кулачок. Сбежал в тайгу в тридцатых годах от раскулачивания. Таких немало.

— Знаю, Максимыч. Но не забывай, что нам придется работать с такими. Владимир Ильич говорил, что мы должны строить социализм не из фантастического человеческого материала, а из того, который оставлен нам в наследство капитализмом. А старый старатель — пример такого наследия. Придется тяжело с ними, материал-то тугоплавкий…

В ответ Максимыч только пожал плечами.