Венгерский рассказ

Лайош Галамбош ТИРПАКИ[4]

На рассвете грузовик доставил Ласло Чера в больницу. Его положили в отдельную палату. Врач, осмотрев его и прочитав историю болезни, сказал медицинской сестре:

— Умрет.

Чер открыл глаза.

— Сделайте мне искусственный желудок, — тихо проговорил он. — Пока во мне есть хоть капля крови, я буду жить.

Врач повернулся к сестре:

— Бредит.

Чер услышал и ответил:

— Я не брежу. Сделайте мне искусственный желудок, под мою ответственность.

Врач был утомлен, целую ночь не смыкал глаз, он отвернулся от больного и направился к выходу. У двери сестра спросила его:

— Что будем с ним делать?

— Что-нибудь, разумеется, сделаем, — сказал врач, — но у него двенадцать проколов в желудке.

— Искусственный, — тихо произнес Ласло Чер.

— Бредит, — вновь повторил врач. — Дайте ему успокоительное.

Ласло Чер слабо махнул рукой: он чувствовал, что сознание его абсолютно ясно, а просит он об этом, потому что отчаянно хочет жить. Всю жизнь он хотел добра людям — почему же сейчас ему приходится страдать? Всю жизнь он мечтал совершать великие дела — почему у него ничего не получалось?

Во время экзаменов на аттестат зрелости инспектор Эрдеи провалил его по двум предметам. В войну Эрдеи возненавидел всех на свете и на экзаменах провалил не только Ласло Чера, но и еще четырнадцать человек.

«— Ваш отец поденщик?

— Да.

— Рассказывайте сказки! — буркнул Эрдеи. — Как может поденщик учить сына? Ну, отвечайте!»

Что мог Чер ответить? До сих пор он всерьез не задумывался над этим, обо всем заботился его отец. Но несправедливость Эрдеи глубоко въелась Черу в душу, и позднее, случалось, он и сам бывал несправедлив к людям.

Лежа с запекшимися губами на белой постели, он не чувствовал никакой боли. Вернулся врач, нащупал у него на запястье пульс.

— Беда одна не приходит, — вспоминал Ласло Чер. — Не успел я домой вернуться — отец умер.

Чер тогда взял на плечо косу и пошел косить люцерну на поле, что возле замка. Он косил и под мерные взмахи косы мысленно повторял: «Отец умер, я провалился». Взгляд его был устремлен в одну точку. В сумерки в поле по тропинке пришла Маргит Рабина, его двоюродная сестра. На плече девушка несла пустой мешок. Чер окликнул ее:

— Куда идешь?

— Свиньям травы набрать.

— Бери люцерну.

Он набивал мешок, а Маргит сидела на скошенной люцерне. Потом и он подсел к ней. Ему тогда было восемнадцать лет, а Маргит двадцать. Он обнял девушку за плечи, притянул к себе. Маргит, сопротивляясь, проговорила:

— Что ты о себе воображаешь?

— В полдень умер мой отец, — сказал Чер.

Больше он ничего не сказал, а об экзаменах на аттестат зрелости вообще никогда никому не заикался. Ну а Маргит на рождество вышла замуж за Менюша Кисела, которого на мельнице считали хорошим мельником. А из Ласло Чера так ничего и не вышло; не пошел он писарем в сельскую управу, хотя мог пойти, не пошел на переэкзаменовку, а записался добровольцем в солдаты, потом стал полицейским, но и там долго не удержался. Был он и чернорабочим, и шофером на грузовике, и только после пятьдесят шестого года показалось, будто что-то из него все же выйдет.

— Звонили из полиции, — сказала медсестра врачу, — хотят его допросить.

Да, в пятьдесят шестом он твердо знал, где его место, не колебался, знал, на чьей стороне правда, — тогда-то и появилась надежда, что все же из него что-то выйдет. Он даже матери сказал:

— Вот увидите, я еще себя покажу.

Врач снова повторил сестре:

— Бредит.

Ласло Чер уже не смотрел на них, он прислушивался к себе самому, все хотел понять, почему его жизнь не задалась. «Вот явятся полицейские, — думал он, — что им сказать? С чего начать, чтобы все стало понятным?»

Быть может, старый тирпак всему причина? Старый тирпак сгниет в тюрьме за то, что натворил.

Врач обратился к сестре:

— Приготовьте операционную. Он агонизирует.

Но это не было агонией. Чер просто прислушивался к себе, вспоминал.

Впервые он встретился со старым тирпаком в тот день, когда узнал, что ему придется заниматься хуторами. Черу дали в помощь еще троих людей, но он не очень-то с ними считался. Прежде чем сесть в грузовик, Ласло Чер выпил два литра вина. Один из товарищей-агитаторов заметил:

— Не пей — опьянеешь.

— Никогда еще не напивался, — ответил он.

Хутора примыкали к маленькой деревеньке. Черу казалось, что со временем он превратит ее в большое село. Через хутора проходил канал. Чер увидел, что шлюзы канала в полном порядке, а по обеим сторонам его лежат хорошие земли. «Здесь мы райский сад разобьем», — думал он.

Когда они приехали на место, Чер спросил у председателя сельсовета:

— Ну, как у вас дела?

— У нас уже есть две бригады, но знаете, товарищ, люди здесь трудные…

Перед глазами Чера стоял райский сад, и он сказал:

— Ничего, скоро обломаем.

— Одно слово — тирпаки, — произнес председатель сельсовета.

— Нечего меня учить, — возразил Чер. — Я уже обучен уездным секретарем Менюшем Киселом.

Он увидел, что в конторе председателя сидит какой-то старик.

— Я дам вам Андраша Маркуша, — сказал председатель сельсовета. — Он член партии. На прошлой неделе только он один и вступил в кооператив.

Потом, когда они направились ко двору молчаливого хуторянина Марцелла Котуна, старик шел рядом с ним по улице.

— Мы пришли насчет производственного кооператива, — войдя в дом, сказал Ласло Чер хозяину.

— Пришли так пришли.

Чер терпеть не мог канители, да и вообще считал, что в мире и так все идет слишком медленно. Еще в мастерской, когда он работал шофером, ему сделали кастет. Этот кастет теперь он надел на пальцы.

— Надо создать крупное хозяйство, — заявил он. — В интересах социализма.

— Не в моих интересах, — возразил Котун.

— Я с первого взгляда понял, — продолжал Чер, — что здесь можно создать райские сады. А вы не сумели свою землю использовать.

Котун упрямо повторил:

— Не в моих интересах.

— А ведь и тебе было бы лучше, — заговорил старый тирпак.

Чер был ему благодарен.

— И вам будет лучше, — Чер положил руку на плечо Котуна.

Котун чуть пошатнулся.

— Я буду на вас жаловаться, — сказал он. — Убеждать надо, а не драться.

— Разве я дрался?

— Вы ударили меня кастетом.

— Товарищи, ударил я его кастетом? — спросил Чер.

Маркуш отрицательно покачал головой.

— Никто никого не ударял, — подтвердили остальные.

В дверях стояла жена Котуна — пышная, цветущая женщина. Ласло Чер взглянул на белесые ресницы Марцелла Котуна и подумал: не подходят они друг другу.

Он спросил женщину:

— Вы видели, как я его ударил?

— Нет.

Чер чувствовал, что битву с этим хуторянином он выиграет, и повернулся к Котуну.

— Вот и ваша жена не видела.

— Вы ударили меня кастетом, — стоял на своем Котун. — Я схожу к врачу, он подтвердит.

— Вы хотите опорочить нашу работу, — сказал Чер. — Вы клевещете на нас.

Надо было припугнуть Котуна, чтобы дальше все шло гладко и ровно. Чер знал, что поступает несправедливо, но не хотел над этим раздумывать. «Эрдеи тоже был несправедлив во мне», — думал он.

Тирпаки после этого случая на самом деле немного струхнули. Это было очень кстати. Теперь Чер и его люди уверенно ходили по хуторам, и перед ними раскрывались все двери.

Вот только взгляд старого Андраша Маркуша стал каким-то подозрительным. Чер даже спросил:

— Что вам не нравится?

Старый тирпак глянул на него и ответил:

— Чужой ты здесь, сынок.

В это время они направлялись к хутору Матяша Фодора.

— Потому что скот гоню к яслям? — сказал Чер. — Луплю их по бокам, чтоб быстрее пошевеливались?

Старый тирпак промолчал.

У Матяша Фодора хутор в двадцать хольдов. На шкафу батарейный приемник, в застекленном буфете много книг. Чер просмотрел книги и спросил у Фодора:

— Вы читали Стейнбека?

— Читал. Не сладко им там живется.

— У нас так не будет, — заявил Чер. — Мы тоже создадим крупное хозяйство, но не так, как американские банки. Мы все отдадим в собственность коллективу.

Матяш Фодор спросил у старого тирпака:

— А сколько кооперативов вы хотите здесь организовать?

Чер поторопился ответить:

— Один.

— Один?

— Большая сила, когда много людей вместе.

Матяш Фодор пояснил, снова обратившись к старому тирпаку:

— Где-нибудь это и хорошо… В большом государстве просто здорово, а наша страна маленькая, здесь другой подход нужен. Надо создавать крупные государственные хозяйства и мелкие кооперативы на семейно-родовой основе. Вот это дело! На своей земле да с собственными машинами — это то, что нужно!

— По обе стороны канала, — сказал Чер, — заложим райские сады. Но для этого надо, чтобы и деревня, и все хутора заодно были. Людей много потребуется и настойчивости. А года через три миллионерами станем.

Но Фодор гнул свое:

— Никто еще не подумал, чего здесь добиться можно. Все здесь расцветет, вот что! Ведь двадцать человек — это двадцать человек, лишь бы они на самом деле заодно были, делали все по общему согласию: двадцать человек, а не один решали бы, что им делать на двадцати тысячах хольдов. Учесть надо особенности наши, и все тут кругом расцветет.

«Кто этот Маркуш, — думал Чер, — почему люди только к нему обращаются?» Его раздражало, что Фодор вел себя так, словно Чера тут и не было.

— По-вашему сделать — только силы свои раздробить, — возразил Ласло Чер.

Фодор наклонился к Маркушу:

— Надо объявить людям про такой кооператив.

Чер повернул крестьянина к себе.

— Вы думаете, страна с такими мелкими хозяйствами далеко шагнет? Тогда лучше и за дело не браться.

— Я ведь предлагал и крупные госхозы создать, — произнес Фодор. — Но вы не хотите меня понять.

— Здесь и понимать нечего. Да и не о том речь.

— А я бы хотел такой кооператив, — упрямо проговорил Фодор.

Наступила тишина. Чер видел, что взгляд Андраша Маркуша устремлен вдаль.

— Вы вступите? — спросил он у Фодора.

— Хотел бы, — ответил хозяин.

— Вступайте, — сказал Чер, — потолковать еще будет время, а теперь нас и в других местах ждут.

Когда самое трудное было позади и они вышли, Ласло Чер улыбнулся, он знал, что время для разговора наступит не скоро: слишком по-разному они смотрят на вещи.

На дворе возился сын Фодора Янко. На подбородке у парня только еще пробивался пушок. Янко крикнул отцу:

— Ну как, отец, порядок?

— Мой парень на тракториста выучился, — сказал Фодор. — Уж я-то готовился в кооператив, сами видите.

Разумеется, это заставило Ласло Чера немного призадуматься, но, как только они перешли мост через канал, он бросил:

— Чепуха!

Маркуш мрачно посмотрел на него и тихо произнес:

— А все-таки ты его ударил.

— Кого?

— Котуна. Кастетом.

Так, значит, и он ничего не понимает, этот старый тирпак? Плетется тут рядом, а того не ведает, что время сейчас не такое, нельзя плестись. Мчаться надо, а не ползти. Значит, и он ничего не понимает?

За два дня до организационного собрания они сидели на хуторе Андраша Маркуша. Чер уже знал, что местная парторганизация и сельсовет хотят избрать председателем старого тирпака. Имя Ласло Чера даже не упоминалось.

Они пришли к старику, и тогда Чер узнал, что у старого тирпака есть дочь.

— В председатели вас хотят, — сказал Чер.

— Что ж, ладно, — ответил старик.

— А вы хотите?

— Одна у меня радость — дочка, — сказал старый тирпак. — Утешение на старости лет. А заработать я всегда заработаю, чтоб она ни в чем не нуждалась.

«Не годится он в председатели, — думал Ласло Чер. — Этот Маркуш просто мягкотелая улитка, где в нем твердость? Может, не коммунист он вовсе и зря партийный билет носит?»

— Ну ладно, беседуйте, — сказал Чер.

А сам вышел к девушке.

— Славная ты, — обратился он к ней.

Девушка улыбнулась.

— Как тебя зовут?

— Тэри.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— Значит, ты уже взрослая девушка.

Тэри покраснела до корней волос.

— Идите в комнату, — сказала она.

— А парень у тебя есть?

— Идите-ка лучше в комнату.

— Сначала поцелуй, — сказал Чер.

Тэри мяла в лохани картошку для свиней.

— Или я тебе не по сердцу? — спросил Чер.

Девушка молчала.

Ласло Чер вдруг обхватил ее, да так, что она и вздохнуть не могла.

— Поломаю!

— Отпустите!

— Поломаю!

У Тэри хлынули слезы. Чер отпустил ее и вернулся в комнату. Он думал, что девушка такая же, как ее отец. Просто маленький славный лягушонок, ничего больше. Но взгляда ее он не мог забыть, черные глаза девушки так и стояли перед ним, а когда он вышел из дома, то увидел, что Тэри болтает с сыном Фодора.

— Его ты не боишься?

— Идите, идите своей дорогой, — сказала девушка.

«Ишь ты какая», — поразился Чер. Он вышел на берег канала и долго сидел там. На душе у него было смутно, неспокойно, он даже о райском саде не мог мечтать, все девушка из ума не шла.

Вдруг он вскочил и большими шагами направился к дому Марцелла Котуна. Солнце уже село. Он громко постучал в дверь. Ему открыла жена Котуна и стала пятиться от Чера, пока не дошла до лавки и не села на нее.

— Я ждала тебя, — сказала она.

— Две недели? — спросил Чер.

— Две недели изо дня в день, — ответила женщина.

— По крайней мере узнаешь, каков я… Не пожалеешь, — проговорил Чер.

Впервые о том, какой он, сказала ему Маргит. Она и потом повторяла это, даже выйдя замуж за Менюша Кисела. И когда он вспомнил о Маргит, ему расхотелось оставаться с женой Котуна.

Но ночь уже совсем опустилась за землю, пришлось ему заночевать в доме Котуна. Утром Чер позвонил по телефону Маргит. Он выждал, пока останется один в конторе сельсовета, и набрал номер.

— Ты можешь сказать мужу, — спросил он Маргит, — что я хочу быть здесь председателем?

— Конечно, — ответила Маргит. — Конечно.

Верхом на лошади он приехал на берег канала. Еще издали увидел, что канавокопатель, взятый в соседнем госхозе — те прервали известкование и одолжили машину кооперативу, — бездействует. Янко Фодор болтал с водителем машины, опершись о колесо и покуривая сигарету. Еще издали Чер крикнул им:

— Почему не работаете?

Ему не ответили.

Люди сидели на откосе дамбы. Стояла ранняя весна. Земля была еще сырая, но они сидели на откосе дамбы.

— Почему не работаете?

Арон Плос ответил:

— Неохота.

Впрочем, они даже не взглянули на Ласло Чера. Все слушали Матяша Фодора, уставившись ему в рот.

— Я это все не так себе представляю, — говорил Фодор. — Давно пора было парники подготовить, но что поделаешь, раз женщины не идут. Но вот коли я сделаю, что задумал… Есть у меня пять семей родни да друзей человек пятнадцать, на всякую работу толковый человек из своих найдется. Я все подсчитал.

Ласло Чера охватил гнев.

— Саботируете?

Рядом лежали лопаты, заступы, которыми подравнивали канаву.

— Надо за инструментом сходить, — объяснил старый тирпак, — но им говори не говори, все зря!

Он был бригадиром.

— Пока инструмент принесут, — вставил Плос, — вечер наступит. Завтра утром успеем.

— Не можем мы ждать. Кто сходит? — спросил Чер.

— И не здесь вовсе, а поближе надо было начинать, — сказал Марцелл Котун. — Все равно в этом году нам не сделать оба берега…

— Договорились ведь, что здесь начнем, — перебил старый тирпак. — Зачем снова об этом говорить?

— А вы только и поддакиваете ему, — Арон Плос кивнул на сидевшего на коне Чера.

Тот придвинулся к ним.

— Вам не нравится, что я председатель?

— Другой бы больше подошел.

— Кто?

— Хотя бы Маркуш, который вам поддакивает.

— И я бы не лучше был, — вмешался старый тирпак, — нечего огонь раздувать. На председательский пост молодой нужен.

Признаться, Ласло Чер думал, что именно старик огонь и раздувает. Он посмотрел на него, на его сутулую спину и почувствовал, что старик чем-то ему дорог.

— Вот лошадь, — сказал он. — Кто съездит за инструментом?

Никто не двинулся.

— Я верхом не умею, — сказал Маркуш.

Кровь бросилась в лицо Ласло Черу.

— Так и будете сидеть? — спросил он. — Ждать, пока лень заест?

Маркуш взял лопату и отправился к канаве.

— А если нет машины? — набросился на них Чер. — Руками нельзя копать? Заступом, лопатой нельзя?

Он взмахнул ореховым прутом.

— А ну пошли работать!

Маркуш начал подравнивать канаву, остальные глядели на него, попыхивая трубками.

— Не понимаете, когда с вами по-хорошему?! — резко сказал Чер.

«Всегда так, — думал он, — им хоть царство небесное пообещай, все равно от лени с места не двинутся. В прошлом году набили закрома, а теперь и в ус не дуют. Прав Матяш Фодор, давно пора парники отстроить, через три недели уже черенки да рассаду сажать можно будет, а сажать некуда».

— Ну?! — прикрикнул Чер еще раз.

Они даже не шевельнулись.

Ласло Чер стегнул коня и направил его прямо на людей. Из горла с шипением вырвалось:

— Не понимаете, когда по-хорошему?

Арон Плос вскрикнул.

Услышав его крик, Маркуш выпрямился. Конь, заржав, вскинул морду, в испуге попятился: Ласло Чер увидел, как на тыльной стороне левой ладони Плоса обозначился след копыта и выступила кровь. Большой некрасивый человек заплакал.

— Брось, брось реветь, не стоит того, — мрачно утешали его остальные.

Котун оторвал кусок своей рубахи.

— Работать, — тихо сказал Чер.

Люди подняли лопаты и пошли следом за Маркушем.

Арона Плоса Чер сам отвел к врачу. Врач сделал все, что полагалось, но Ласло Чер не находил покоя. Он впился зубами в кулак: «Почему я такой невезучий?»

К вечеру приехал Менюш Кисел и долго молча сидел с ним в конторе.

— Офицером тебя хотели сделать, ведь правда? — заговорил он наконец. — А ты приказ отказался выполнить.

— Плохой был тот приказ, — ответил Чер.

— Полицейским тебя поставили, верно?

— Верно.

— А ты закатил оплеуху капитану.

— Мягкотелый червяк он, а не капитан, — заметил Чер.

— Я предложил тебя в председатели, — жестко продолжал Кисел. — Некрасиво это — своего родственника к власти приставлять. Теперь мне придется поставить о тебе вопрос в уездном комитете, понял?

«Хочу райский сад, — думал Ласло Чер, — неужели не найдется никого, кто бы понял меня? Не хотят они все летать, даже Кисел, все по грязи ползают, и как же мне их заставить полететь?»

Все же вечером по совету уездного секретаря Ласло Чер пошел к старому тирпаку. Он брел по хуторским тропинкам, и его вдруг охватил страх, он никогда еще не испытывал такого страха. «Я очень одинок, — думал он, — и до сих пор не знал, как страшно быть одному».

— Я хочу людям добра, — сказал он старому тирпаку.

— Знаю, — ответил Маркуш.

— Хочу, чтобы мы разбогатели.

— Я это знаю; — сказал старик.

— Чтобы по-царски зажили на своей земле.

Старый тирпак кивал головой.

— Осенью на холмах хочу посадить сто хольдов плодовых деревьев, яблонь «джонатан». Хочу сад заложить, почему же люди меня не понимают? Вы-то понимаете?

— Я понимаю.

— Разве это дело, что бригады каждый день только к десяти часам собираются? А с петухами уже по домам. Я от злости чуть не лопаюсь.

— Хутора больно далеко, — сказал старик.

Тэри принесла вина. Ласло Чер поднял голову и снова увидел большие черные глаза.

— Я одинок, — произнес Чер. — Люди все ругают меня, а ведь я хочу им добра.

— Никогда я не ругал тебя, — возразил Маркуш.

— Я хотел, чтобы вы были при мне, — сказал Чер. — Всегда были бы рядом. Большие дела мы своротили бы… Тогда, может, и остальные к нам придут.

Маркуш, глядя в сторону, сказал:

— Я уже стар.

— Вы будете моим заместителем.

— Устал я, сынок.

— И вы против меня?

Старый тирпак чокнулся с ним.

— Я-то понимаю, что ты здесь хочешь новый мир построить.

— Ну и что?

— Одному нельзя.

Они сидели и молчали.

Тэри принесла еды. Глядел на нее Ласло Чер, и очень ему хотелось стать для них своим.

— Примите меня к себе.

Маркуш промолчал, девушка тоже — видимо, они не совсем поняли его.

— Знаете, сколько во мне силы?

— Тут и человеческие слова нужны, — сказал старик. — Решения надо не только выносить, но и обсуждать их, сынок!

— О господи, — воскликнул Чер, — я по горло сыт обсуждениями!

Он хотел лишь одного: во что бы то ни стало стать для них своим. Очень желал этого. Побыстрее. Он попросил, чтобы Тэри проводила его. Стояла темная ночь.

— Если бы ты была со мной, — сказал он девушке, — и отец бы твой на моей стороне был.

— Я и так с вами, — смеясь произнесла Тэри.

Ласло Чер думал о том, что всегда любил ее черные глаза. Он думал, что только свершившийся факт может помочь делу и тогда он, Чер, станет для них совсем своим.

— Лучше идти домой огородами, — сказал он.

— Что ж, идите.

— Покажи дорогу.

Они дошли до сада. Тэри открыла калитку и выпустила его. Сдавленным голосом Чер спросил:

— Где здесь тропинка?

— У омета, — ответила девушка.

— Покажи.

Тэри, съежившись, дошла до скирды.

— Тут пройдете на берег канала.

Чер обхватил девушку за талию, закрыл своими губами ее рот и стиснул так, что она даже пошелохнуться не могла. Он ощутил ее нежное, мягкое тело. И вспомнил, что думал о ней. Будто она всего лишь маленький лягушонок.

— Лягушоночек.

Девушка плакала.

— Маленький лягушоночек, — повторил он. — Не бойся ничего. Я женюсь на тебе.

Рано утром он вскочил на коня и поспешил обратно к старому тирпаку, чтобы просить руки Тэри. По дороге его попыталась остановить жена Котуна, но он не остановился. Очень спешил, хотел застать Маркуша дома.

На дворе хутора пищали голодные куры. Настойчиво хрюкали две свиньи. Чер пощелкал кнутом по решетчатой дверке крыльца и прошел прямо в комнату. Маркуш сидел у стола, словно и не вставал из-за него с вечера. Перед ним стояло вино.

— А Тэри? — спросил Чер.

— Ушла.

— Куда?

— У нее тетка в городе живет.

— Когда вернется?

Старик взглянул на него налитыми кровью глазами.

— Она не вернется.

— Как не вернется?

— Будет работать на табачной фабрике.

Ласло Чер, сраженный, опустился на стул, он думал: что теперь делать? Надо сказать, что он хочет жениться на Тэри, что ему это очень нужно, и поскорее, тогда, быть может, все станет на место. Но он лишь смог выговорить:

— Совет не выдаст ей разрешения на работу. Это уж точно. Я запрещу. Поняли?

Старый тирпак пил.

«Надо бы сказать, что я хочу жениться на Тэри, — думал Чер. — Но ведь ее-то здесь нет». Он встал и ушел. Старика он не видел долго. На поля тот ходил редко. Чер несколько раз случайно встречал его — старик всегда был сильно под хмельком. «А ведь я хотел жениться на его дочери, — думал Чер. — И это им плохо? Чего же им надо?»

В уезде он получил выговор, потом отправился разыскивать Тэри. Дом он нашел, но в квартиру его не впустили. Он стал стучать кулаком по окну, но и это не помогло, двери ему не открыли. Идти было некуда, он отправился в корчму и там крепко выпил. Помнится, тогда он впервые напился пьяным.

Летом, когда огороды начали приносить доход, он заказал черенки яблонь. После молотьбы приказал возить навоз на холмы, готовить почву для плодовых деревьев. Но осень прошла, а работы не были закончены. Прибыли черенки, их пришлось убрать в амбар.

Люди жались друг к другу, о чем-то шептались. Когда вблизи появлялся Ласло Чер, шарахались в стороны. «Что сделать, чтобы стать им ближе?» — думал он.

А может, вся беда в том, что хутора слишком далеко друг от друга расположены?

Он хлопотал о строительном материале, перевез к себе мать, чтобы люди видели — он тоже хочет поселиться в деревне. Туда всех надо переселить. Чтобы люди были рядом с ним, забыли хутора, увидели электрический свет.

Впервые за долгое время Чер созвал общее собрание.

— Надо заказать строительный материал, — сказал он. — Будем строить дома в деревне. Если даже на строительство уйдет весь годовой доход, и то мы выгадаем. Если придется взять кредит, все равно только выгадаем. С трудностями мы справимся, вот увидите. Я только хотел спросить у вас, в каком темпе будем проводить переселение. Высказывайтесь!

Стояла тишина.

Люди глядели на него и молчали.

— Высказывайтесь, — снова произнес он.

После долгого молчания встал Матяш Фодор.

— Смелее, — подбодрил его Ласло Чер.

— Люди, — начал Матяш Фодор, — я предлагаю снять с председателей Ласло Чера. И выбрать председателем Андраша Маркуша.

Чер улыбался и не хотел верить.

— Ну, тирпаки, — продолжал Фодор, — кто согласен, поднимите руку.

В зале стояла тишина.

«Матяш Фодор рехнулся», — подумал Чер.

— Боитесь? — спросил Фодор.

Руки поднялись. Весь зал состоял из поднятых рук. Ласло Чер, кроме них, ничего не видел.

— Чего вы хотите? — тихо спросил он.

Люди молчали. И лишь Матяш Фодор вновь заговорил:

— Андраш Маркуш — председатель. Прошу вас отсюда сойти.

— Почему? — спросил Чер.

Ответа не было, они только глядели на него.

— Сойдите отсюда, — повторил Фодор.

Чер спустился с подмостков и, словно сам не свой, пошел вдоль рядов, все время повторяя:

— Почему?

Люди глядели на него со страхом. И не отвечали.

— Я хотел создать тут райский сад.

Те, кто сидел с краю, отодвигались, быть может боясь, что он дотронется до них. Ему хотелось за что-то ухватиться.

— Поеду в уезд, — сказал он.

В конце зала, прислонившись к дверному косяку, стояла жена Марцелла Котуна.

— Я поеду с тобой, — шепнула она.

Но он оттолкнул ее.

А когда вышел на улицу, понял, что в уезд поехать не смеет. Не посмеет глянуть в глаза Менюшу Киселу. Тут он услышал за собой быстрые шаги.

«А ведь надо куда-то пойти, — подумал он, — где-то сказать, что я хотел людям добра, хотел здесь создать рай. Хоть где-нибудь должны меня понять?»

Человек, спешивший за ним, окликнул:

— Обернись! Не хочу проткнуть тебя со спины.

Он повернулся и сначала даже не разглядел, кто стоит перед ним, но потом узнал старого тирпака.

— Вынь-ка нож, сынок, — произнес Андраш Маркуш. — Не поедешь ты в уезд.

Рука Ласло Чера двигалась очень медленно.

— Достал?

— Да.

— Защищайся.

Ласло Чер ощутил, что рука его как будто онемела и не повинуется ему.

Больной тяжело дышал, тело его купалось в поту. Врач держал его запястье, сестра сделала в руку укол. Вошла другая сестра и сказала, что главный врач готов к операции.

У кровати сидели двое из полиции в штатском. Ласло Чер сначала не сообразил, кто они, потом вспомнил, что ждал их. Он собрал силы, хотел было сесть, но врач не позволил. Сестра отерла ему лоб.

— Кто напал первым? — спросил полицейский.

Чер ослабел, но чувствовал, что очень хочет жить. С отчаянием он цеплялся за руку врача, желая сказать, чтобы тот спас его.

— Кто напал первым? — спросил полицейский.

«А в самом деле, кто напал первым, — думал Чер, — ведь и я мог его пырнуть, но рука у меня отнялась и перестала мне повиноваться. Люди, — думал он, — не стоило спрашивать у вас: почему? Зачем надо было это спрашивать?»

Полицейский склонился над ним.

— Кто напал первым? — повторил он.

— Я, — ответил Ласло Чер. — Я.

Врач взглянул на полицейских.

— Он бредит, — тихо сказал он.

И тогда Ласло Чер почувствовал в себе огромную силу, открыл рот и крикнул:

— Я не брежу!

Белая тележка подкатила к палате, пришли санитары, чтобы отвезти его в операционную.

Перевод Е. Тумаркиной.