Грант
— Ты веришь в эту чушь? — спрашивает Дел, склонившись над своими ребрышками. Поначалу наши ужины в «Hooch» после его вечеров в лиге боулинга были простым совпадением. Прошел год с тех пор, как у нас забрали его дочь, а я все никак не мог найти в себе силы посмотреть ему в лицо. Я не успел добраться до нее вовремя, и это было не то, что я мог простить себе или забыть. Он был моим другом, а я не мог заставить себя говорить о ней и вспоминать. Но Дел не мог перестать говорить о ней. Он не был готов к тому, чтобы люди забыли ее.
Смерть Фионы была квалифицирована как убийство — наркомана с метамфетамином нашли примерно в миле от старой табачной фермы. Старика-фермера, работавшего там много лет назад, нашли под кайфом, когда приехали копы. Это не имело никакого отношения к торговле людьми или наркоторговле. По крайней мере, таким было заключение. Видимо, информация была неверной, и все закончилось ненужными жертвами. Дело было закрыто еще до того, как на ее могиле начала расти трава. Все это было неправильно. Через месяц я ушел из полиции.
Я смотрю на плоский экран над барной стойкой.
— Нет, я пропустил это мимо ушей.
Но на самом деле я все еще думаю о женщине, которая испортила мой день. Мое имя так хорошо звучит из твоих уст. Честно говоря, я до сих пор не могу поверить, что она это сказала.
Но Дел продолжает говорить, и в конце концов я перестаю думать об этих красивых губах и о том, как она стояла посреди моего рабочего пространства, демонстрируя свое отношение ко мне.
— Они не говорят, но этот парень — какой-то призрак. Мой приятель в Нью-Йорке рассказал, что его последняя жертва каким-то образом выбралась из того места, где ее держали, и сбежала. Первой на место происшествия прибывает пожарная служба и задерживает парня. Полиция Нью-Йорка арестовывает его, и на основании всех найденных улик они хотят повесить на него полдюжины пропавших людей. Не так много жертв, потому что он ими наслаждается. Ты веришь в это дерьмо?
— Господи Иисусе, — вздыхаю я. — Тебе больше не о чем поговорить с твоими приятелями из ФБР?
Он берет картошку фри с моей тарелки.
— Почему. Еще о том, какой дерьмовый сезон будет у «Янки»14. — Он впивается зубами в мясо и, откусив большой кусок, продолжает: — У этого преступника, однако, нет никакого паттерна15. Неизвестно, есть ли еще места, кроме этого. Просто кошмар какой-то.
— Думал, большинство твоих парней уже на пенсии? — спрашиваю я.
Дел знает всех. Это в его характере — задавать вопросы и быть дружелюбным парнем. Он всегда говорил мне, что подход «плохой коп» — это полная чушь. Дружеская беседа всегда лучше, чем попытки выбить информацию.
— На пенсии или мертвый, о чем еще, черт возьми, мы можем говорить, кроме дел и спорта?
— Парни, вам налить еще? — перебивает Марла, одновременно наливая «Ale-8»16 в наши кружки. В «Hooch» можно выбрать один из четырех вариантов: вода, бурбон, кофе или «Ale-8».
Дел улыбается ей.
— Спасибо, Марла.
— Помнишь, Фи разрешала мне смотреть только футбол или «Нераскрытые тайны», — вспоминает Марла.
У меня перехватывает горло, когда я слышу ее имя. Прошло пять лет, а это все еще ощущается как удар под дых. Меня не покидает ощущение, что, если бы я ехал быстрее, приехал раньше, у нее было бы подкрепление. Я отключаюсь от продолжения разговора, пока Дел не толкает меня локтем.
— В общем, преступник с севера, девушка выжила, с нее содрана кожа. Этот больной ублюдок не просто пытал и убивал их. Он их ел. Нашли кожу, которая была в рассоле. Как будто он ее мариновал.
Я бросаю бургер на тарелку и смотрю на него убийственным взглядом:
— Ты, блядь, серьезно?
Он смеется.
— Ты теряешь самообладание, Фокс?
— Только аппетит, — говорю я, вытирая руки о парочку тонких бумажных салфеток. Я делаю глоток своей сладкой газировки. — И мы не сталкивались с подобным дерьмом здесь.
Он кивает в знак согласия, глядя в свою тарелку, и мне хочется вернуть обратно слова, которые я только что пробормотал. Неважно, что мы видели или кого арестовывали в Фиаско, каким бы обыденным или поганым ни был вызов, ни один из них не сравнится с тем, когда жертвой стала его дочь. Может, у нас и не было каннибалов или массовых убийц, но плохие вещи случаются даже в нашем маленьком городке.
— Слышал, в доме Фоксов появился новый жилец, — говорит он, меняя тему разговора.
Я смотрю, как Марла вытирает стаканы, которые только что достала из мойки под стойкой. Она никого не обманет, делая вид, что не прислушивается к сплетням, которые распространяет Дел.
Но, прежде чем я успеваю опровергнуть это, сзади раздается голос Уилера Финча, отец Хэдли.
— Городская девчонка. Слышал, что она составляла компанию твоему брату последние пару ночей.
От его смеха стол перед ним сотрясается. Я не заметил, что он здесь. Может быть, я теряю навыки. Обычно я точно знаю, что происходит вокруг меня. И я не должен был упускать присутствие Уилера и его делового партнера, Ваза. Мне никогда не нравилась семья Хэдли. Особенно ее отец. Он любит швырять деньги на ветер, если это помогает ему достичь желаемого. Ему принадлежит большинство тренеров лошадей, работающих в Кентукки, а значит, он в курсе того, как выглядят чистокровные победители. Он построил империю, похожую на ту, что построил мой брат, но они совсем не похожи. Эйса уважают. Уилера боятся.
— Не думал, что ты подменяешь дам из книжного клуба и распускаешь слухи, Уилер.
Меня бесит, что он говорит о ней, не говоря уже о том, что пытается подчеркнуть тот факт, что она провела ночь с моим братом. Еще больше я ненавижу то, что не могу перестать думать о ее крутых бедрах и о том, как она без проблем ставит меня на место.
— Это не сплетни, если я знаю, что это факт.
Этот гребаный мудак.
Дел кладет руку на мое предплечье, а затем молча обменивается взглядами с Марлой, которая поднимает глаза от своего телефона и направляется к столикам. Еще одно слово. Это все, что мне нужно, и тогда я с удовольствием набью морду Уилеру Финчу. Ясно как божий день, что мне нужно взять себя в руки.
Дел наклоняется ближе.
— Не стоит, Грант. Я не смогу смотреть на то, как ты бьешь по лицу этого богатого урода. Ты знаешь, что он выдвинет обвинения. К тому же тебе не нужно еще больше мутить воду между его семьей и твоей.
Чтобы было понятно, единственные люди, которых я когда-либо бил, — это мои братья. Когда мы были моложе, это происходило из-за всякой ерунды. Когда Линку было девять, и он увидел свой первый рестлинг-матч в WWE17, он решил, что я — его главный противник. Прошло несколько лет, прежде чем я смог по-настоящему дать ему отпор. Тогда это было весело. Когда мы стали постарше, заводилой стал Эйс. А Линкольн всегда был на подхвате, невзирая на последствия. В детстве они не раз ввязывались в драки, но ни одна из них не закончилась арестом из-за нашей фамилии. И когда нам было за двадцать, я знал, что они переступают некоторые границы закона, но меня они в это не втягивали. Я всегда хотел быть полицейским.
Мои братья — бойцы, и они уважают то, что я другой. Я не ввязывался в драки ради них, но они были рядом, чтобы разобраться, если кто-то говорил что-то не то. В этом и заключается забавная особенность Фиаско — здесь не так много людей, которые отказываются от борьбы. Словесной или иной. Когда погибла Фиона, а сразу после этого мы потеряли Оливию, для меня все утратило смысл. Именно Эйс вернул меня в семейный бизнес, а затем взвалил на плечи тяжелую ношу.
Он сказал:
— Займись работой, а потом разберись с этим. Но не прикладывайся к бутылке и не участвуй в драках в баре.
Он был моим старшим братом, и, хотя ему тоже было больно, он позаботился о том, чтобы мы это пережили.
Фамилия Фокс имеет большой вес в этом городе. Для большинства она означает, что мы производим лучший бурбон в Кентукки. Для немногих, кто знает нашу историю, мы были братьями, пережившими слишком много потерь. Но для тех, кто родился и вырос в Фиаско, над нами довлело проклятие. Это никогда не обсуждалось, по крайней мере, в нашем присутствии, но шестерка Уилера не получил этой памятки.
— Она скоро покинет нас. Все знают, что Фокс не может сохранить женщине жизнь надолго, — смеется он.
Оба мужчины считают, что у них есть право говорить подобные вещи и оставаться безнаказанными… Но не сегодня.
Я направляюсь к их столику еще до того, как принимаю решение это сделать. В это же самое время Линкольн входит в парадную дверь, задевая плечом Ваза, и таким же быстрым шагом направляется ко мне. Его рука на моей груди по инерции толкает меня обратно на кухню.
— Ты откуда взялся, Линк?
Уилер громко смеется за его спиной, а у Ваза такое самодовольное выражение лица, будто все это для них просто развлечение за ужином. Если бы я был наивным, я бы подумал, что он просто появился здесь в идеальное время, но это не так. Гарантирую, Марла написала Линкольну, как только Уилер открыл свой мерзкий рот. Видимо, в это время он возвращался домой с винокурни.
— Полегче, — ворчит Линкольн. Мой старший брат уже не крупнее меня. Может, он и выше на пару дюймов, но у меня перевес в добрых двадцать фунтов. Когда он выталкивает меня за дверь, я бью его. Он уворачивается, но недостаточно быстро для следующего удара правой. Я промахиваюсь мимо носа, но попадаю ему в левый глаз.
— Гребаное дерьмо, — выкрикивает он, а затем низко приседает.
Я не ожидаю, что его плечо вонзится мне прямо в живот. Я с грохотом падаю на грязь и гравий. Падение выбивает из меня воздух и впивается горстью камней в мою задницу и спину. Я пытаюсь оттолкнуть его от себя, но он наносит два удара по почкам, которые, скорее всего, будут болеть завтра.
— Черт! Отвали!
— Ты закончил? — кричит он в ответ, задыхаясь.
Я сажусь, опираясь руками на согнутые колени.
— Да. Я закончил.
— Слабый удар, — говорит он, сплевывая рядом с тем местом, где стоит на коленях.
— Да пошел ты, — смеюсь я.
— Ты знаешь, что я прав. — Он перестает улыбаться и спрашивает: — Что случилось?
Я хватаю его протянутую руку, чтобы подняться.
— Этот придурок начал разевать рот.
— Черт. Жаль, что ты не успел вмазать ему до моего прихода, — смеется он. — О чем?
Я качаю головой.
— Что-то связанное с новой девушкой, с которой ты ведешь себя странно?
— Что? Нет, — отвечаю я ему слишком быстро.
— Просто я давно не видел, чтобы ты разговаривал с женщинами, а тем более флиртовал с ними.
— Я не флиртовал с ней…
— Мне показалось иначе.
Но, прежде чем он успевает сказать еще хоть слово, через заднюю дверь выходит Дел, оценивая происходящее.
— Марла положила кусок пирога с пахтой18 к твоим остаткам.
Я беру с натянутой улыбкой.
— Спасибо, Дел.
Линкольн кивает.
— Дел, рад тебя видеть.
— Я тоже, Линкольн. Увидимся позже, Грант.
Я машу ему рукой.
— Тебя подвезти? Мне нужно заправиться, но я могу тебя подбросить.
— Нет, у меня есть свой грузовик, — говорю я Линкольну, пока мы идем к парковке. — Кто с девочками?
— Они сегодня у Эйса, — говорит он, но избегает моего взгляда.
— Составить тебе компанию?
Его лукавый взгляд отвечает мне раньше, чем он сам.
— Ты не тот, кто мне сейчас нужен, младший брат.
— Справедливо. Будь осторожен.
Двадцать минут спустя я подъезжаю к своему дому. Свет горит только в однокомнатном коттедже, который находится менее чем в двухстах футах от моей входной двери. С крыльца коттеджа высовывается голова Джулеп. Что там делает моя собака?
Когда я выхожу из грузовика, Джулеп просто наблюдает за мной. Я дважды хлопаю в ладоши, чтобы она подошла, но она игнорирует команду и снова опускает голову. Тихо свистнув, я кричу:
— Джулеп, иди сюда.
Вместо того чтобы послушаться, она опускает голову на передние вытянутые лапы. Я почесываю затылок. Такое поведение для нее нехарактерно. Она всегда приходит, когда я зову. Ладно, оставайся там. Я все еще на взводе, и мне не помешает еще несколько раз ударить по чему-нибудь. Я не должен чувствовать себя настолько взбешенным из-за того, что Ваз и Уилер несут чушь, особенно когда речь идет о женщине, которая не более чем незнакомка, но тем не менее, это так. Мне нужно выплеснуть эту энергию. Или злость. Что бы это ни было, я на взводе. Единственная отдушина, которая у меня есть, единственная, кто не будет болтать, создавать новые проблемы или наносить ответные удары, висит в моей мастерской.
Мой кулак врезается в тяжелый черный мешок, висящий на стропилах. Я встаю в стойку и начинаю двигаться, нанося один за другим быстрые правые хуки, выполняя серию ударов, зацепов и апперкотов, пока не разбиваю пару костяшек. Черт, мне нужно было забинтовать руки. Мои волосы влажные от пота. Сняв футболку, я вытираю ею лицо, а затем прижимаю ее к кровоточащим рукам. Когда я возвращаюсь к своему грузовику, я еще больше злюсь, чем до того, как вернулся домой. Я обыскиваю свою спортивную сумку в багажнике, но безуспешно, это значит, что мои обмотки для рук в стирке. К черту. Костяшки пальцев все равно уже разбиты.
Я захлопываю дверь грузовика, и Джулеп, все еще сидящая на крыльце Лейни, начинает лаять.
Когда я подхожу, она поднимает голову.
— Джулс, пойдем.
Но, похоже, сегодня она не собирается меня слушать. Она снова опускает голову и не двигается.
— Так вот как это будет? — Я не в лучшем настроении и очень хочу, чтобы моя собака пошла за мной домой. Я киваю головой в сторону дома. — Пойдем. — Но она упрямится и просто смотрит на меня в ответ. Я стискиваю зубы. Не могу поверить, что умоляю свою собаку пойти за мной. Она всегда слушается. — Я сказал, пойдем, Джулеп. — Но вместо того, чтобы уйти с крыльца, она переворачивается на спину и поднимает лапы, подставляя мне свой живот. Я опускаю руки с затылка. Я и так стою здесь слишком долго. Я не хочу видеть свою новую соседку прямо сейчас. Но, конечно, когда я снова поднимаю взгляд, Лейни стоит в дверях и наблюдает за тем, как я теряю самообладание. На ней майка без гребаного лифчика и шорты, такие узкие и облегающие, что больше похожи на нижнее белье.
Она ухмыляется мне.
— Ты заблудился?
Смешно.
Я саркастически ухмыляюсь ей в ответ.
— Я пришел забрать свою собаку. Ты можешь продолжить одеваться. — Я опускаю взгляд на ее голые ноги и снова поднимаю. — Похоже, я помешал.
— Ты на моем крыльце…
— Это вроде как не твое крыльцо.
Я наклоняю голову набок.
— Ты меня разбудил. — Она покачивает пальцем вверх-вниз, глядя на меня. — Без рубашки, между прочим.
— На улице жарко. — Я просто продолжаю смотреть на нее, не позволяя взгляду снова опуститься на эти гребаные бедра или полную грудь, соски которой затвердели и просто просят, чтобы их пососали.
— Ясно. — Она опускает глаза.
— Пойдем, Джулеп, — снова говорю я, стараясь не обращать внимания на то, как мой член возбуждается от одного взгляда на нее.
— У тебя идет кровь. — Она кивает на мои руки. Я не смотрю вниз на свои онемевшие ладони. Вместо этого я не отрываю от нее взгляда, пытаясь понять, почему ее это волнует. Какого черта она на самом деле здесь делает? Это не «Airbnb»19. Какого хрена Эйс поселил ее у себя?
— Твоя правая рука. Подожди, у меня могут быть пластыри, — говорит она, возвращаясь в дом.
Я поворачиваюсь и ухожу. Мне не нужен этот чертов пластырь. Я не могу оставаться там. Я закончу тем, что попытаюсь трахнуть ее.
— Джулеп, — кричу я через плечо. — Пошли!
Я возвращаюсь к себе во двор, обхожу дом сзади и вхожу внутрь через сетчатую дверь. Джулеп нигде не видно и, скорее всего, она все еще на ее крыльце. Я роюсь на кухне, чтобы найти полотенце и обмотать руку. Включаю кран и смотрю, как холодная вода превращается из розовой в прозрачную. Рука начинает пульсировать, но я так заведен, что едва замечаю это.
— Черт. — Опершись руками на стойку перед собой, я опускаю голову. Мне нужно успокоиться, черт возьми. Я пытаюсь глубоко вдохнуть, задерживаю дыхание на три секунды и полностью выдыхаю. Но это мало помогает. — К черту мою жизнь, я хочу ее.
Ее губы выглядят пухлыми и немного надутыми. Как будто она не может добиться своего после того, как только что закончила сосать вишневое мороженое. Я хочу посмотреть, как она меня возьмет. Будет ли она всхлипывать или стонать, когда ей будет хорошо. Подчинится ли она, если я попрошу. Как бы мне хотелось засунуть член между ее грудей, а потом запачкать их, когда я буду кончать. Заставить ее вылизать меня дочиста.
К черту. Я могу возненавидеть себя позже.
Я расстегиваю ремень, затем пуговицу на джинсах и спускаю их. Сняв ботинки, я сбрасываю штаны. Затем я плюю на руку и сжимаю свой член. Она не изящная и не хрупкая. Держу пари, она обхватила бы меня крепко-крепко. Я не могу сдержать стон, представляя, как она стоит передо мной на коленях, облизывает губы и давится, когда я вхожу в ее горло. Я закрываю глаза и представляю, как она смотрит на меня своими красивыми глазами, выставив свою идеальную гребаную грудь, а потом медленно раздвигает для меня ноги.
— Блядь. Вот так. — Моя голая задница ударяется о стойку, но мне плевать на то, где я нахожусь и что на мне ни черта нет. Я поддерживаю медленный и жесткий темп, точно так же, как делал бы с ней. Раскачивая кулак взад-вперед, я сдерживаюсь, потому что мог бы кончить уже на третьем движении запястья. Это уже второй раз, когда мне достаточно обменяться с ней парой слов, и я уже возбужден. Готов фантазировать о том, какой мокрой она будет, если я расскажу ей обо всех грязных вещах, которые могу с ней сделать.
Усиливая хватку, я провожу большим пальцем по головке, и, черт, как же это приятно. Вот что я получаю за то, что слишком долго соблюдал целибат.
Я думаю о том, как бы она улыбнулась, когда я сказал бы ей, что хочу зарыться в ее восхитительно выглядящую киску. Блядь, как же я соскучился по этому ощущению. Я думаю о том, какой теплой она была бы под моим языком и сладкой, как мед, когда я размазывал бы ее возбуждение по своим губам. Как я погружался бы в нее и трахал так глубоко, что у нее перехватывало бы дыхание. Я представляю, что почувствовала бы такая женщина, как она, если бы я кончил в нее. Если бы она выжала меня досуха, а потом умоляла о повторении.
Я ускоряюсь. Мое тело напрягается так сильно, что немеют бедра, пот заливает тело, и я почти готов кончить. Откинув голову назад и упираясь в шкаф, я представляю, как она смотрит на меня так, будто никогда не захочет никого другого.
Я представляю, как она лежит, словно подношение, в центре моей кровати, а я смотрю, как из нее вытекает моя сперма, и как я вгоняю ее обратно тремя пальцами, только чтобы увидеть, как она кончает снова и снова.
— Вот так, сладкая. Посмотри на меня.
Мурашки бегут по рукам, когда по ту сторону двери раздаются шаги, и при мысли, что она может увидеть меня, я кончаю так чертовски сильно, что мое тело вздрагивает, ударяясь о стойку, как раз в тот момент, когда я забрызгиваю свою грудь собственной спермой. Я выдыхаю, пока прихожу в себя от всепоглощающего оргазма, который продолжается, сопровождаемый покалыванием в моих конечностях.
Черт возьми.
Мне требуется несколько минут, чтобы осознать, что я стою на кухне с голой задницей, прежде чем я вытираю устроенный беспорядок и направляюсь к задней двери, чтобы проверить, не вернулась ли Джулеп. Но вместо моей собаки на перилах лежит коробка пластырей.