Лейни
— Наконец-то ты это заметила.
Я запихиваю в рот кусочек сладкого теста. У меня такое чувство, что я знаю, что она собирается сказать. То, как я растворилась в Гранте на танцполе, не осталось незамеченным.
— Что заметила?
Она держит руль коленом, пока отрывает очередной кусок теста. Пожевав секунду, она убавляет звук, пока мы едем по дороге к винокурне.
— Этот мужчина положил на тебя глаз с тех пор, как ты приехала. Чего бы он ни пытался от тебя добиться… — она делает паузу, чтобы искоса взглянуть на меня, и усмехается, — у него получается.
В моем кармане пищит телефон.
БИ: Проверяю.
Она как большое ведро воды. Напоминание о том, что я здесь не просто начинаю все с чистого листа, а прячусь от другой жизни. Пытаюсь начать все заново, опасаясь, что что-то или кто-то догонит меня.
ЛЕЙНИ: Привет! Здесь все хорошо.
Более чем, блядь, хорошо, Би. Перестань мешать мне жить.
Я опускаю окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Я не собираюсь зацикливаться на том, что это уже вторая ее проверка на этой неделе. Вместо этого я высовываю пальцы в окно, касаясь влажного воздуха, проносящегося мимо, и чувствую, как влага собирается на кончиках пальцев.
— Что это вообще значит — положил глаз?
— Он Фокс, так что неизвестно, что он задумал — просто уложить тебя в постель. Или заставить влюбиться в него. В любом случае, он собирается получить от тебя то, что хочет. — Она замедляется, когда мы приближаемся к нашим домам. — Грант — спокойный мужчина. Или, по крайней мере, был таким. Многие забыли, но я помню прежнего Гранта. И он настойчив, когда чего-то добивается.
— И это что-то — я.
Она смеется.
— Но я думаю, что этот тупой идиот забыл о своем первоначальном плане и просто влюбился в тебя.
Я опускаю козырек и вытираю тушь, немного размазавшуюся под глазами, затем достаю из сумочки красную помаду.
Ведь именно это мы и делаем, не так ли? Падаем.
Я наношу немного красной помады на скулы, чтобы придать им цвет, чуть-чуть подкрашиваю нижнюю губу, просто чтобы освежить.
— Кстати, ты отлично выглядишь.
Машина останавливается, и я открываю дверь.
— Это подъездная дорожка к дому Гранта.
Она ухмыляется.
— Я избавляю тебя от необходимости далеко идти.
Я не могу сдержать улыбку. Точно так же, как не могу припомнить, чтобы у меня когда-либо была такая подруга, как она. Такая проницательная и непредвзятая. Приятно проводить время с человеком без скрытых мотивов и подковерной борьбы.
Закрыв дверь, я наклоняюсь к окну.
— Это плохая идея?
— Я думаю, что плохие идеи, о которых ты говоришь, в конечном итоге запоминаются больше всего. — Она слишком агрессивно вздыхает, откидывая голову на подголовник. — Он хороший человек, Лейни. И из всех, кого я знаю, именно ему не помешает немного развлечься, даже если это плохая идея.
— Спасибо, Хэдли.
— Поблагодаришь завтра, когда расскажешь о том, сколько раз он заставил тебя… — Она сигналит, а затем срывается с места.
Я все еще смеюсь, когда поднимаюсь по ступенькам крыльца и стучу. Проводя руками по передней части платья, я вдруг отчетливо осознаю, что нижнее белье под ним симпатичное, но совсем не свежее после целого дня гуляний и танцев.
Но эти мысли улетучиваются, когда Грант распахивает дверь со своей фирменной ухмылкой, в той же футболке и джинсах, что и полчаса назад. Почему сейчас он выглядит еще сексуальнее? Может быть, это из-за предвкушения того, как он снимет с себя все это.
Не говоря ни слова, он наблюдает, как я пожираю его глазами в дверном проеме. Но как только я пытаюсь заполнить тишину, он обнимает меня за талию и притягивает к себе.
Мы пересекаем порог и оказываемся в доме.
— Хэдли высадила тебя прямо у входа, не так ли?
— Она догадалась. Сказала, что избавит меня от необходимости далеко идти.
Он убирает мои волосы за плечо.
— Хэдли — не самая большая сплетница. Я беспокоился о Гризе и его девочках.
Джулеп лает с дивана в гостиной, и я не могу сдержать смех, когда смотрю на нее.
— На ней что, наушники? — Я подхожу к ней и поглаживаю ее белый живот, когда она ложится и переворачивается на спину. Ее окрас такой же хаотичный и красивый, как и ее характер.
— Она была лучшей полицейской собакой в округе. — Он наклоняет голову, наблюдая за нами. — Готов поспорить, что лучшей в стране, но как только она слышит фейерверк, все ставки аннулируются. Она забьется в угол и будет трястись, пока все не закончится. Наушники и ее маленькая пещера обычно делают свое дело.
— Я рада, что ты вовремя вернулся домой. — Я улыбаюсь, и тут до меня доходит то, что он сказал, пока я не отвлеклась на Джулеп. — Что ты имел в виду, говоря о девочках Гриза?
Грант достает из одного из кухонных шкафов два бокала и бутылку «Glencairn».
— Девушки из его книжного клуба. Ты же знаешь, что он переспал с половиной из них?
У меня отваливается челюсть, когда я поворачиваюсь к нему.
— Не может быть. Боже мой! — Я прикрываю рот рукой и хихикаю. — Это правда?
— Это единственный общеизвестный факт, о котором все знают, но никогда не говорят. Наверное, потому что именно они контролируют все городские слухи.
— Прекрати! — Но даже когда я говорю это, картина все равно стоит у меня перед глазами.
— Гризу нравится использовать проклятие Фоксов в свою пользу. Никто не хочет ничего большего, чем время от времени повеселиться. Большинство из них вдовы. Не думаю, что Прю когда-нибудь была замужем. Но да, Гриз и его девочки — те, кто начинают и заканчивают местные слухи.
— И будет плохо, если они узнают, что я уехала с тобой?
Он улыбается.
— Я не сказал «плохо». — Он проходит мимо меня, цепляя пальцем по дороге мой мизинец. — Просто мы станем основной темой этого лета. Мне не очень нравится быть объектом всеобщих разговоров.
Схватив меня за руку, он тянет за собой в дальний конец своего открытого жилого пространства и через дверь, которая, как я думала, должна была вести в гараж. Но когда он включает свет, и мы переступаем порог, становится ясно, что это гораздо больше, чем место для хранения автомобилей и спортивного инвентаря. Сначала меня поражает сладковато-терпкий запах.
— Это сбивает с толку.
Комната вдвое больше его гостиной, но вместо удобных диванов и уютного камина здесь висит тяжелый мешок и стоит большая металлическая ванна. Она значительно меньше тех, что стоят на винокурне, но в ней такое же густое желтое сусло. У стены справа от меня стоит верстак с множеством незнакомых мне предметов, но бочки и медь все равно выдают, для чего предназначено это помещение.
— Сзади есть отличное место для наблюдения за фейерверками.
— Это крутое место для хобби. — Я смеюсь над тем, как бесстрастно он относится к тому, что здесь находится.
Мы останавливаемся перед несколькими бочками с бурбоном, и он ставит на них бокалы.
— Это был просто гараж, но, когда я делал ремонт, мне захотелось, чтобы здесь было больше места. Тогда я еще не знал, для чего именно, но не успел опомниться, как у меня появилась куча оборудования. Возможно, какая-то часть меня знала, что я найду свой путь обратно к бурбону. Так что я превратил это, — он оглядывается по сторонам и выдыхает, — в свое спасение.
Я провожу пальцами по дубовой бочке.
— От чего?
Когда его ореховые глаза встречаются с моими, я не могу удержаться и облизываю губы в ожидании. То, что я чувствую, когда этот мужчина смотрит на меня, совершенно иное. Это навсегда изменило мое мнение о себе и представления о том, как на меня должны смотреть другие. Это превысило все мои ожидания, потому что этот поток энергии между нами, эта неоспоримая химия, которая оживляет каждый дюйм моего тела, когда я рядом с ним, сделала меня другой.
— Значит, слухи еще не дошли до тебя?
— Некоторые.
Я наклоняю голову, размышляя о том, как бы мне осторожно обойти тему, которую, я не уверена, он захочет обсуждать.
Он отпускает мою руку и направляется к своему верстаку. С полки над ним он достает бутылку бурбона без маркировки.
— Это побег от всего. От жизни, которую я выбрал. Которой я не смог соответствовать. От человека, которого я больше не узнаю. От людей, которые смотрели на меня как…
Покачав головой, он подходит ко мне ближе и наливает немного того бурбона, который только что достал, в один из бокалов.
Я молчу, наблюдая за ним и надеясь, что он продолжит говорить. Но вместо того, чтобы закончить свою мысль, он поднимает бокал, нюхает его и подносит к моим губам.
— Это мой. — Я не отрываю от него взгляда, когда он прижимает к моим губам край бокала, позволяя ему сделать это. — Мой год.
Моя голова откидывается назад, язык ловит первые капли, затем губы приоткрываются ровно настолько, чтобы впустить еще. Теплый аромат ванили и дымного дуба сначала покрывает мое нёбо, а затем жженая карамель проникает дальше, обволакивая язык и горло.
Несколько капель стекают с моих губ, но когда я собираюсь вытереть их, он останавливает мою руку и отводит ее назад. Я на мгновение заглядываю ему в глаза, прежде чем он наклоняется вперед и облизывает мой подбородок до уголка рта, заставляя мою киску сжаться.
— С тобой еще вкуснее, — хриплым голосом произносит он.
— Еще? — спрашиваю я, проводя языком по нижней губе.
Я макаю палец в бурбон, оставшийся в бокале.
Он наблюдает, как я поднимаю указательный палец к его губам и провожу по ним подушечкой пальца, смоченным в бурбоне. Потянувшись, я целую оставленный мной след. Наши языки так медленно двигаются вместе, чувственно прижимаясь друг к другу, что мне хочется сохранить этот темп.
Рычание, поднявшееся из его горла, вибрирует на его губах, проходит по моему телу, спускается к груди, проникает в живот и воспламеняет все, что находится ниже. Когда я отстраняюсь, он подцепляет пальцем тонкую бретельку моего платья, перетягивая ее через плечо, и целует меня в подбородок.
— Я все еще хочу пить, сладкая.
— Не останавливайся, — выдыхаю я.
Это все, что требуется, чтобы высвободить то, что он держало в узде.
Он срывает вторую бретельку, обнажая розовый кружевной бюстгальтер, который сочетается с дерзкими трусиками под юбкой этого платья. Я благодарю влажность, которая заставила меня выбрать что-то легкое, вместо того чтобы прибегнуть к помощи Spanx47.
— Черт, посмотри на себя, — говорит он, проводя своими мозолистыми пальцами по верхней части моих грудей, погружаясь чуть внутрь чашечек. — Такая красивая.
От его прикосновений к моим соскам по всему телу бегут мурашки. Я практически задыхаюсь от желания большего. Жажду его похвалы и нуждаюсь в его прикосновениях.
Потянувшись за шею, он одним быстрым движением стягивает с себя футболку. Я и раньше видела его с обнаженным торсом, но никогда не было ощущения, что я могу прикоснуться к нему. Даже если это всего лишь на одну ночь, сейчас он мой. Я даже не замечаю, что начинаю водить пальцами по его груди, по татуировкам, которые начинаются на каждом плече и сходятся посередине. Я убираю пальцы, когда слышу, как из его горла снова вырывается рычание. Я не могу сдержать ухмылку на лице, зная, что возбуждаю его точно так же.
— Теперь твоя очередь. — Он берет бутылку бурбона и делает глоток. — Дай мне посмотреть, что я мечтал пососать, Лейни.
Это не мило и не опьяняюще, но мне хочется сделать именно так, как он говорит. Я спускаю платье на бедра, пока оно не падает на пол, и наблюдаю за тем, как его глаза следуют за ним. Они скользят вверх по моему телу, не останавливаясь, пока снова не достигают моих глаз. Когда я расстегиваю бюстгальтер и позволяю ему упасть, он облизывает губы.
— Это именно то, что я представлял. Как ты предлагаешь мне себя… — Он проводит рукой по губам, и выражение его лица вызывает у меня мурашки по всему телу.
Протягивая руку, я смотрю на тяжелую стеклянную бутылку, которую он сжимает двумя пальцами. Он подходит ближе и передает ее мне, почти полную, за исключением того, что он налил в бокал, когда открыл. Я прижимаю горлышко к губам и делаю маленький глоток. Я позволяю части бурбона вытечь изо рта, а затем отодвигаю бутылку и наклоняю ее ровно настолько, чтобы струйка бурбона стекала с верхней части груди вниз и к вершинке соска.
Ухмылка, появившаяся на его губах, — это все, что мне нужно, чтобы произнести свои следующие слова.
— Пей, ковбой.
Он тихо рычит в ответ:
— Да, мэм.
Опускаясь ниже, его язык скользит по верхней части моей груди, собирая остатки бурбона. Но он не задерживается там надолго. Вместо этого его губы возвращаются к моим в голодном поцелуе. Его руки зарываются в мои волосы и наклоняют меня именно туда, куда он хочет. Когда его рот скользит вниз по моей шее, его бедра толкаются в меня, прижимая нас к стене. Спустя мгновение его голова опускается ниже, прокладывая дорожку из поцелуев чуть ниже моего уха, вниз по шее и к ключицам, вырывая легкие стоны из моей груди. Одна из его рук, все еще лежащих на моей шее, сжимает мой подбородок, а его большой палец скользит по моим губам. Он вдавливает его внутрь, мимо моих зубов и к моему ждущему языку, безмолвно приказывая мне сосать.
— Чего я только не собирался сделать с этим милым ротиком… — говорит он, опускаясь на колени и сжимая мою грудь ладонями. Его язык скользит по изгибу, а затем дразнит мой сосок, на котором терпеливо дожидается капля бурбона. — Это тело.
Этого недостаточно, я хочу большего. Выгибая грудь, я практически прижимаюсь к нему бедрами, чтобы добиться хоть какого-то трения. Я запускаю свободную руку в его волосы, ногти царапают кожу головы.
— Не дразни меня.
— Хочешь больше? Тогда продолжай наливать, детка.
— Придется потратить слишком много, — смеюсь я.
— Это лучшая бутылка, которую я когда-либо пробовал. И это не связано ни с нотами, ни с годом, а только с тем, как я его пью. — Он наклоняется, вылизывает ложбинку между грудями, а затем улыбается мне. — Теперь наливай.
И я делаю в точности, как он говорит, потому что если я что-то и поняла, так это то, что мне нравится, когда Грант Фокс говорит мне, что делать. Более чем нравится. Я завожусь от одних его слов.
Тонкие струйки бурбона стекают по вершинам и долинам моей груди к его ожидающим губам. Проведя языком по каждой, он спускается вниз по моему животу. Приближаясь к трусикам, он осыпает поцелуями мой пупок. Затем поднимает голову, спрашивая разрешения, и его пальцы цепляются за розовое кружево.
Я прикусываю губу и с улыбкой киваю. Я подаюсь бедрами вперед, когда он мучительно медленно стягивает мои трусики вниз, пока они не достигают ковбойских сапог. Когда я выхожу из них, он бросает их куда-то за спину.
— Сапоги останутся на тебе.
Я хмыкаю, глядя на то, как его руки проделывают обратный путь.
— Когда мой язык коснется этой сексуальной киски, она будет влажной и готовой для меня?
Я не могу сдержать нервный смешок. Со мной еще никто так не разговаривал. Его слова пробуждают во мне совершенно новый уровень сексуальной уверенности, который я хочу научиться использовать.
Он раздвигает мои ноги, целуя и покусывая кожу, которую ласкают его руки. Двигаясь от внутренней стороны моего правого бедра, он останавливается как раз там, где я больше всего жажду, и переходит на другую сторону. Он забирает бутылку, которую я едва удерживаю пальцами, и делает еще один глоток, после чего ставит ее на пол. Если бы его рот приблизился еще немного, я бы точно уронила ее.
Когда он наклоняется ко мне, его нос прижимается к моей киске, и с моих губ срывается стон. Это такое грязное движение, но это ничто по сравнению с тем, что происходит дальше. Он стонет, отстраняясь.
— Ты слишком тихая, сладкая. — Он не дает мне ответить, медленно скользя языком от моего влагалища к клитору.
Воздух мгновенно вырывается из моих легких. Как будто я этого не ожидала, хотя знала, что это произойдет. Он делает это снова, на этот раз еще медленнее, наслаждаясь моим вкусом и издавая еще один глубокий стон.
— Тогда заставь меня кричать, Грант.
Он разводит мои ноги, чтобы его широкие плечи могли поместиться между ними, а обхватывает руками бедра. Крепко сжимая их, он толкает меня к стене настолько, что мои ноги едва касаются земли. Я не задумываюсь, я знаю, что он не уронит меня. Единственное, за что я могу держаться, — это его густые темные волосы, пока мой ковбой ласкает языком мой клитор, и он становится таким мокрым и набухшим, что молчать больше невозможно — с моих губ срываются всхлипы и стоны.
На заднем плане раздаются оглушительные взрывы фейерверков. Они едва различимы из-за звуков, которые он издает, поглощая меня. Он втягивает мой клитор в свой рот, его щетина царапает мою кожу, заставляя ее неметь ровно настолько, чтобы я могла чувствовать только тепло его дыхания, движения его языка и свое возбуждение. Когда его руки сжимают мои бедра, я понимаю, что он не собирается останавливаться. Я забываю обо всех деталях, которые удерживали меня на краю сознания, — о комнате и ее слабом освещении. О гладкости стены за моей спиной. О том, что я уязвима и нахожусь в его полной власти. Все это забыто. Я думаю только о том, как бьется мой пульс и как тяжело мне дышать. Мой слух становится приглушенным по мере того, как нарастает оргазм, подводя меня к краю, к которому я никогда не была так близка.
Он отстраняется и обдает горячим дыханием то место, где только что был его рот. Я испытываю адскую потребность вернуть его обратно.
— Я хочу видеть, как ты кончаешь, — заявляет он. Затем его губы снова приникают ко мне, он втягивает мой клитор в рот и проводит зубами там, где только что скользил его язык.
С открытым ртом и запрокинутой головой, я поглощена ощущениями. Сердце бешено колотится, тело напрягается, дыхание перехватывает в груди. Он произносит три слова, те самые, которые я подслушала на крыльце, за дверью, не так давно:
— Вот так, сладкая.
Он вводит два пальца в мою киску.
— Посмотри на меня.
Я открываю глаза, встречаюсь с ним взглядом и кричу. Мое тело дергается вперед, когда меня охватывает оргазм, моя киска пульсирует. Ощущение такое интенсивное, что не позволяет прорваться ни мыслям, ни словам, я испытываю полное и абсолютное сексуальное опьянение. Удовольствие прокатывается до кончиков пальцев ног и заставляет меня задыхаться, оставляя после себя головокружение и удовлетворение, пока он вытягивает из меня последние капли наслаждения. Звуки его пальцев, трахающих меня, и мои стоны, смешанные с его стонами, восхитительно грязные. Мои бедра дрожат, полностью отдавшись наслаждению.
— Это было… — Я смеюсь, потому что, кажется, не владею речью.
— Восхитительно, — говорит он, улыбаясь и глядя на меня с колен. Его лицо все еще между моих ног, а мое возбуждение размазано по его губам и усам. Опустив мои ноги, он позволяет им соприкоснуться с полом.
— Я и раньше считал тебя сексуальной, но когда я вижу тебя такой, чувствую твой запах на своей бороде и твой вкус на губах… — Он опирается подбородком на мое бедро, глаза подернуты дымкой. — И как же мне теперь не влюбиться в тебя?