Бурбон и ложь

Глава 11

Грант

— Это будет самая грандиозная вечеринка в округе за последнее время, — говорит Линкольн, когда я встречаюсь взглядом с Гризом, и он закатывает глаза. Линкольн любит выпендриваться. В этом он похож на Гриза.

— Ты выбрала удачное время, чтобы появиться, Лейни, — говорит Эйс сидящий во главе стола. — Ты почувствуешь, что такое настоящее лето в Кентукки, а в конце мы устроим праздник.

А потом он, блядь, подмигивает ей. И это выводит меня из себя гораздо больше, чем следовало бы.

— Я все правильно понимаю? — вклиниваюсь я. — Ты просишь одну из своих… — Я делаю паузу. Я знаю, что сейчас веду себя как придурок. — …подружек остаться здесь?

Глаза Эйса встречаются с глазами Лейни, и они обмениваются взглядом, который говорит о том, что они что-то скрывают. И от этого у меня внутри все переворачивается. Мои братья многое держат в секрете. Эйс скрывает от меня все, что касается бизнеса. У них с Линкольном много дел, в которые я не посвящен. Сначала это было связано с тем, что я был самым младшим, а потом с тем, что я стал копом. Мы договорились, что они будут держать меня подальше от всего, что я бы не одобрил или на что пришлось бы закрывать глаза. Они хорошие люди, и я знаю, что они не хотят ставить меня в положение, которое может сбить мой моральный компас. Но сейчас от того, что Эйс и Лейни обменялись этим взглядом, у меня подпрыгивает нога. Я раздражен больше, чем следовало бы.

— А карнавал тоже будет, папа? — спрашивает Ларк у Линкольна, пока ждет очередной блинчик со сковородки.

— А что насчет животных?

Линкольн поворачивается, на нем фартук «Папочки-гриля». Нелепо, но это был подарок девочек на День отца пару лет назад, и он не готовит без него.

— Никаких животных, Лили. Но днем будут карнавальные аттракционы, а потом мы покажем фильм на большом экране на большой лужайке перед винокурней.

— Звучит заманчиво, — добавляет Лейни с задумчивой улыбкой. — Я каждое лето смотрела фильмы в парке. Вечером в среду с пледом и вином. И там всегда была самая вкусная еда. Больше всего мне нравилось, когда появлялись киоски тайяки²¹. — Она улыбается Ларк, и показывает что-то руками. Она выглядит невероятно очаровательно. — Они готовят мягкое мороженое в вафельном рожке в форме рыбы.

— Вкуснятина, — отвечает Ларк, подперев кулачком подбородок.

— Так много вкуснятины.

— Пап, а мы можем пригласить тайяки сюда, на наш праздник?

Линкольн перебивает Гриза, который начинает говорить:

— Ларк, главное — это юбилейная партия, которую мы выпустим. — Гриз откидывается на спинку стула во главе стола, напротив Эйса. — Смысл в том, чтобы вскрыть несколько бочек, которые не пробовали с тех пор, как мой дед основал это место.

— Гриз, конечно, мы знаем, что самое важное — это бурбон, но ты же понимаешь, что если мы не заключим грандиозную сделку, то никто другой этого не сделает. А еще тайяки звучит восхитительно, Лейни. — Теперь он подмигивает ей.

Лейни прочищает горло, ее взгляд ненадолго встречается с моим, пока она теребит свою косичку, в которую все еще вплетены полевые цветы.

— А как насчет фейерверка?

Ее глаза снова встречаются с моими. Да, это фейерверк. Я не могу не восхищаться тем, как она общается с моей семьей. Она чертовски красива, но что-то здесь не так. Я чувствую это нутром и отказываюсь игнорировать. Может быть, дело в том, что у нее нет проблем со зрительным контактом. Я не пугаю ее, что для меня в новинку. Не у многих людей хватает смелости продолжать смотреть мне в глаза, да еще и улыбаться при этом. А она смотрит. И, черт возьми, мне это в ней нравится.

— Скоро празднование Четвёртого июля. Там будут фейерверки, — перебивает Эйс. — У тебя будет шанс побывать на крупнейшей ярмарке во всех 120 округах Кентукки. Столы с ремесленными изделиями на любой вкус. Там будут тянуть трактора, устроят фейерверки и… — Он смотрит на Линкольна. — Какие группы приедут?

Линкольн пожимает плечами.

— Не знаю, кто будет выступать в этом году, но танцы тоже будут.

— Оставишь мне танец, Лейни? — говорит Линкольн со своего места.

Из моего горла вырывается рык, когда я вижу, как она улыбается ему и кивает. Я вытираю рот и бросаю салфетку на свою тарелку, чтобы заглушить его.

Линкольн смотрит на меня, нахмурив брови, как бы спрашивая, какого хрена?

Я не знаю, что, черт возьми, со мной не так.

— Я тоже, пап? — говорит Лили.

— Всегда, Лили. А ты, Ларк? Прибережешь для меня танец?

Не сводя глаз с брата, я спрашиваю:

— Ты все еще планируешь быть здесь к Четвертому июля? — Но вопрос адресован Лейни. Я поворачиваю к ней голову, и только сейчас понимаю, что привлек общее внимание. — Или ты планируешь уехать к тому времени?

Она бросает еще один быстрый взгляд на Эйса.

Все за столом прекращают свои разговоры, выдерживая паузу, чтобы она могла ответить. Ей сразу становится не по себе. Я наблюдаю, как она потирает кончиками пальцев подлокотник своего плетеного стула, чтобы успокоиться. Она изо всех сил старается сохранить спокойное выражение лица. Но затем она прочищает горло. И я, возможно, только что понял язык ее тела. Однако ее волнение быстро проходит, она поднимает подбородок и смотрит мне прямо в глаза.

— Я пробуду здесь некоторое время.

Я ухмыляюсь, призывая ее продолжать.

— Знаешь, я так и не понял твою историю, Лейни.

Семь пар глаз Фоксов уставились на нее, и она тянет время, откусывая кусочек моего бекона.

Гриз прерывает:

— Лейни, не могла бы ты передать мне ту тарелку с печеньем, которая стоит перед тобой?

Она передает печенье, но у меня возникает новый вопрос.

— Где ты жила до этого?

— В Колорадо, — отвечает она, прочищая горло. Опять.

Я настаиваю на большем.

— Где? У меня есть несколько друзей, которые занимаются там зимними видами спорта.

— Лейни, и эту тарелку с соусом для сосисок тоже, если ты не против, — снова перебивает Гриз.

Она натянуто улыбается и передает ему миску. Он старается, чтобы это было не так неловко, но для меня все становится очевидным в такие моменты. Истина всегда так или иначе просачивается наружу, когда кто-то оказывается в затруднительном положении.

Я откидываюсь на спинку стула, делаю глоток из своей чашки и жду ее ответа. Она теребит свои заплетенные волосы, и несколько маленьких белых цветочков выпадают, когда она это делает. Вдруг она тихонько вскрикивает. Джулеп лает в ответ со своего места во внутреннем дворике, привлекая всеобщее внимание. Лейни достает из заднего кармана телефон. Кто бы это ни был, она не в восторге, потому что, хотя она и научилась контролировать некоторые свои реакции, по тому, как она смотрит на телефон, очевидно, что она не ожидала этого звонка.

— Лейни?

Она поднимает на меня растерянный и озадаченный взгляд. Кто, черт возьми, отправил ей сообщение? Одно дело, когда я давлю на нее, но мне не нравится, когда кто-то другой ее расстраивает.

— Прости, что ты спросил?

— Как ты зарабатывала на жизнь в Колорадо?

Вмешивается Ларк:

— Она была флористом. Это была ее работа в старших классах.

Лили добавляет:

— К тому же ее уволили.

Она отпивает сладкий чай и делает быстрый, неглубокий вдох, оглядывая стол, а затем начинает говорить.

— Прямо сейчас у меня нет работы. Я не думала, что стану карьеристкой. Мне нравилась работа, на которую можно прийти и уйти. Но после колледжа это оказалось… ненадежным. В детстве у меня хорошо получалось планировать вечеринки для наших соседей. Например, детские праздники и вечеринки по случаю выхода на пенсию.

Сделав паузу, она взмахивает рукой в воздухе.

— В общем, мне нравилось организовывать мероприятия, и я нашла стажировку в престижной компании, которая занималась свадьбами и более масштабными событиями. Но я много где работала. Это было последнее место. Я занималась этим дольше всего. И это обеспечило мне приличный доход. Но до этого некоторое время основным заработком были обслуживание столиков и работа барменом. Я даже работала консьержем в отеле.

Она опускает взгляд на стол, но затем улыбается Линкольну и Эйсу.

— Это было ужасно, — говорит она уже спокойнее. — Я недолго работала парикмахером, я была молода, у меня был неудачный семестр в школе, поэтому я решила попробовать себя в этом деле. В итоге мне пришлось мыть головы многим людям. Несколько раз я испортила челку, и меня чуть не стошнило, когда я делала кому-то химическую завивку. Зато у меня хорошо получалось горячее бритье.

Она кладет в рот клубнику, и у нее оттопыривается правая щека. Она продолжает что-то бормотать. Она выглядела бы мило, если бы не была такой взволнованной. Я наблюдаю, как она запинается, подбирая слова, но в то же время не могу не заметить, как соблазнительно выглядит ее рот, наполненный соком клубники, который вот-вот вытечет наружу.

Я ерзаю на стуле.

— Планирование мероприятий было очень увлекательным занятием, но мне потребовалось некоторое время, чтобы завоевать репутацию и доверие клиентов. Скажем так, это не принесло мне бешеных денег.

Лили вмешивается в разговор, спрашивая:

— Что такое «бешеные деньги»?

Вентиляторы все еще работают над длинным столом во внутреннем дворике, но Лейни вспотела. И она продолжает говорить.

— Я думала, что буду заниматься тем же, чем занимался мой отец, но ничего не вышло. Я не всегда хорошо справлялась с патриархальным давлением. — Оглядывая сидящих за столом мужчин, она фыркает и смеется. — Это сложно понять. — Пожав плечами, она отправляет в рот еще одну слишком большую клубнику и продолжает говорить. — Но я умела нравиться людям.

В это я верю. Чувствую, как бы мне ни хотелось, чтобы это было не так.

— И я умею хорошо сочетать вещи. Постельное белье с фирменными коктейлями. Цвета, которые соответствуют настроению или эстетике. И все в таком духе. Моему боссу нравилось, что я умею развлекать невест.

Я не могу удержаться и бормочу себе под нос:

— Это забавно.

Она бросает на меня косой взгляд, и мне не удается скрыть ответную ухмылку.

Затем она продолжает говорить, оживленно жестикулируя.

— Однажды я пригласила танцовщиц бурлеска для одного мероприятия, и мне очень понравилось. Так что я попробовала себя в этом качестве — я не пела, ничего такого, но мне нравилось танцевать. Да и выглядела я неплохо. Я занималась этим до того, как устроилась на последнюю работу. Когда я начала стажироваться в компании по организации мероприятий, я работала с несколькими хедлайнерами, которые проводили частные вечеринки, но потом одному из свадебных клиентов показалось, что он меня узнал, и мне пришлось сделать выбор.

Когда я представляю ее танцующей, или что еще хуже, танцующей для меня, мой член дергается, словно приятель шлепает меня по плечу, спрашивая: «Ты это слышал?». Господи, все быстро идет не туда. Меня не должен шокировать ответ на мой собственный вопрос.

Брови Линкольна практически достигли линии роста волос. Хэдли, сидящая рядом с ним, улыбается, почти смеется. Лейни, должно быть, тоже это видит, потому что начинает объяснять.

— Не такие частные вечеринки. Это был не стриптиз. Те девушки зарабатывали неплохие деньги в городе, но это была другая категория развлечений. Мое тело более фигуристое, это идеально подходит для бурлеска. К тому же я умею читать настроение толпы, и, — она говорит медленнее, но вместо того, чтобы замолчать, решает посмотреть прямо на меня, когда заканчивает, — я хорошо их заводила.

Я смотрю на ее красивые губы, на которых все еще остались следы красной помады, смешанной с соком этой чертовой клубники. У меня в голове все переворачивается, когда я думаю о том, что она заводит кого-то другого своим красивым ртом и идеальной грудью. Блядь. Это дерьмовое шоу. Я снова сдвигаюсь, потирая затылок.

Оглядев стол, я натыкаюсь на широкую улыбку Гриза, настолько забавляющегося, насколько это возможно. Эйс подпирает рукой подбородок, вероятно, пытаясь понять, во что он вляпался, или злясь, что я не могу просто оставить вопросы при себе. На лице Линкольна все еще застыло ошеломленное выражение. Лили рисует на своем iPad, а Ларк, должно быть, вышла из-за стола.

— У меня есть вакансия в дегустационном баре, и я думаю, он станет для тебя отличным местом, чтобы узнать немного больше о нашем бренде. Мои бармены — кладезь знаний не только о «Фокс Бурбон», но и обо всех правилах, которые существуют для бурбона, и о том, что мы делаем, чтобы им следовать.

Краем глаза я вижу, как она улыбается. Однако мое внимание сосредоточено на брате и на том, почему он считает это резюме приемлемым.

Он переводит взгляд на меня, потом на Линкольна, прежде чем добавить:

— Я бы также хотел, чтобы ты помогла с нашими мероприятиями. На следующей неделе у нас будет ужин «Женщины и виски» на винокурне, который заказали в последнюю минуту, если ты не против.

Звук телефона заставляет ее встать из-за стола.

— Конечно. Я буду очень рада.

Она снова опускает взгляд на телефон, прежде чем сказать:

— Простите, моя тетя только что попросила меня позвонить ей. — Звук отодвигаемого стула привлекает общее внимание. — Эйс, ты не против, если я зайду в дом?

Он кивает ей, чтобы она шла.

— Я слушаю, — говорит она, закрывая за собой раздвижную дверь.

— И что, черт возьми, это было? — спрашивает Линкольн, отвлекая мое внимание от Лейни и возвращая к столу.

Я откусываю кусочек бекона, оставшийся на моей тарелке. —

Что это было?

Гриз снова разражается смехом.

— Ты снова превратился в офицера Фокса, вот что.

Я пожимаю плечами.

— Хочешь держать меня в неведении — хорошо. Но тогда я буду сам получать ответы на вопросы, — я смотрю на нее, вышагивающую внутри, — от людей, которые меня беспокоят.

Я смотрю на Эйса на другом конце стола.

— Тебе нечего добавить?

— Давненько я не видел тебя таким возбужденным.

Я поднимаюсь со своего места.

— Тебе нравится шоу?

Он улыбается. Придурок. Но, прежде чем я успеваю сказать что-то еще, я замечаю, как Лейни прекращает ходить и опускается на диван, словно ей выдали огромную порцию дерьмовых новостей. Я не собираюсь задумываться о том, почему меня это беспокоит, но я иду в дом, прежде чем до меня доходит, насколько противоречиво я себя веду. Проверяю, все ли с ней в порядке, хотя я только что допрашивал ее за блинчиками.

Она так погружена в себя, что не замечает меня. Вот почему, когда я протягиваю ей бокал с бурбоном на два пальца, она шумно втягивает воздух.

Когда она берет бокал из моих рук, мои пальцы соприкасаются с ее, и я наблюдаю, как она давит эмоции, вызванные этим разговором.

Она бормочет:

— Мне действительно нравилась та квартира. — А потом, прочистив горло, добавляет: — Вещи из моей кладовки. Они…

— Еще раз спасибо, — говорит она более спокойным тоном. — Спасибо, что предупредила.

Положив трубку, она засовывает телефон в свой задний карман, а затем делает еще один глоток бурбона. Я жду, пока бокал не опустеет.

Она поднимает его.

— Спасибо.

Я не знаю, что еще сказать, поэтому ограничиваюсь кивком и натянутой улыбкой. Раздражение, вызванное ужином, прошло, но мое любопытство разгорается, когда я смотрю в эти голубые глаза. Если я буду пялиться на нее и дальше, это начнет выглядеть странно, поэтому я отталкиваюсь от подлокотника дивана, на который опирался, как раз в тот момент, когда Хэдли и Эйс входят в дом.

— Ты пытаешься отпугнуть мою новую подругу, Грант?

— Ты немного поспешно добавляешь незнакомок в список друзей, Хэдс.

Она останавливается рядом со мной, сверля меня взглядом, и я уже знаю, что сейчас услышу.

— Так же быстро, как ты добавил ее в свой список подозреваемых, — шепчет она.

Я игнорирую ее, но каждый раз, когда я пытаюсь вернуться на улицу, к нам присоединяется все больше членов моей семьи. Я молчу, слушая, как Эйс обсуждает с ней, во сколько она должна приехать на винокурню в воскресенье. Я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на то, как мои племянницы соперничают за внимание Лейни. Наконец она благодарит всех и прощается, а затем поворачивается ко мне и говорит:

— Не волнуйся, Грант, я не буду тебе мешать.

Не стоит. Это было первое, что пришло мне на ум, когда она это сказала. Но я оставил это при себе.

Эйс пристально смотрит на меня, когда я наконец отворачиваюсь, проводив ее взглядом. Я прочищаю горло.

— Ты планируешь рассказать мне, почему девушка, которая явно что-то скрывает, с которой ты переспал на прошлой неделе, теперь приглашена на ужин с нами в пятницу вечером? — Я не даю ему ответить. — И живет в нашем гостевом доме по соседству со мной?

Мой брат искоса смотрит на меня без тени улыбки на лице.

— Разве это не ты пригласил ее на ужин?

— Это были девочки. — Я потираю затылок.

— Грант, я не хочу показаться грубым, но это действительно не твое дело, что она здесь делает. У нас есть соглашение, братишка. Я не рассказываю лишнего. Ты не задаешь слишком много вопросов. Это всегда работало. — Он сосредоточен на своем телефоне, когда продолжает: — Она здесь. Смирись с этим. На ужине ты вел себя как придурок по отношению к ней, в этом не было необходимости.

Я знаю, когда кто-то лжет. Мы не приветственный комитет Фиаско. Если бы у Фиаско он в принципе был. Большинство местных жителей едва терпят туристов. Не говоря уже о неожиданных приживалках с красивым лицом и упругой задницей. Пока она рассказывала свою историю, давала расплывчатые ответы, за которыми следовало нервное бормотание, она прочищала горло больше раз, чем я мог сосчитать. Ей было не по себе, и, тем не менее, она каким-то образом влилась в нашу жизнь без каких-либо вопросов.

— С каких это пор ты не против того, чтобы женщины, с которыми ты спишь, оставались рядом?

Я в бешенстве. Эйс это знает. Я всегда ненавидел, когда он самостоятельно принимал важные решения, касающиеся жизни всей семьи.

Он поднимает глаза и бросает на меня этот гребаный родительский взгляд. Он всегда так делает, когда я веду себя как придурок. Между прочим, он часто ведет себя так же, но на него некому так посмотреть. Гриз, кажется, всегда подбадривает его.

— Как я уже сказал, это не твое дело. — Наконец-то он откладывает этот чертов телефон. — Почему ты давишь? Это Линк обычно задает слишком много вопросов.

Он прав. Это не похоже для меня — так интересоваться кем-то. Меня расстраивает мое влечение к этой женщине.

— Она безобидная.

Мы оба знаем, что безобидных женщин не бывает. И уж точно безобидной не может быть женщина, которая говорит с акцентом янки²². Или она просто очаровала всю мою семью. Безобидные так не выглядят. Безобидные не появляются ниоткуда.

Я подбираю лепестки белых и фиолетовых цветов, которые, должно быть, выпали из ее волос, и кручу их в пальцах.

— Ты знаешь, что она сегодня делала короны из цветов с Ларк и Лили?

Он смеется.

— Это… креативно.

— Без присмотра.

Он смотрит на меня так, будто мои слова наводят на него скуку.

— Если у Линкольна не было с этим проблем, то я не понимаю, почему они есть у тебя.

— Эйс. Да ладно. Это чертовски странная, блядь, ситуация. Если только ты не пробирался к ней втихаря от меня, девушка не покидала этот однокомнатный коттедж всю неделю. И не похоже, чтобы вы двое были увлечены друг другом. — Я упираюсь одной рукой в бедро, а другой провожу по щетине на челюсти. — Если только я не теряю самообладания и не истолковываю все превратно…

— Она тебе нравится.

— Я ее не знаю. И дело в том, что, если не считать, что ты ее трахнул, ты тоже ее не знаешь.

— И что?

Я серьезно смотрю на него.

— И я ее не трахал, между прочим. — Он прочищает горло. — Между нами ничего не было, если тебя это так бесит.

Затем он понимающе улыбается мне.

Я выдыхаю и изо всех сил стараюсь сдержать облегчение, которое испытываю, услышав это.

— Тогда зачем помогать ей? Кто она такая?

Мой брат не открывает двери кому попало. Он не самый приятный человек. Он хорошо относится к своей семье. Но к другим людям? Не очень. За эти годы у нас было много разногласий по поводу границ, которые он называет серыми, а я — законом.

Когда он пожимает плечами, я понимаю, что больше ничего не узнаю. И, честно говоря, я не хочу обсуждать свои чувства с ним.

Я выхожу через боковую дверь и иду по дорожке к своему дому. Прохожу всего несколько футов, прежде чем слышу, как Джулеп выбегает из собачьей двери позади меня, чтобы догнать. Еще до того, как я переступаю порог, я решаю, что не имеет значения, была ли у нее связь с моим братом или нет.

Единственное, что меня интересует в Лейни Янг, — это держаться от нее подальше.