Лейни
Я неплохой бармен, но уже давно не работала в оживленном баре. Дегустации в конце тура на винокурне иногда бывают шумными, но это совсем не то, что здесь. В «Midnight Proof» так же многолюдно, как на открытии нового клуба в Нью-Йорке. Зал заполнен до отказа — на втором уровне проходит частное мероприятие, в котором заняты две из четырех официанток. И первый уровень тоже, все места заполнены. Не говоря уже о том, что в баре — только стоячие места. Это хаос.
Хэдли мечется между нами: то помогает мне за барной стойкой, то официанткам на первом уровне. Наряд, который она подобрала для меня, выглядит скромно по сравнению с тем, что надето на других. Бюстье и сетки, атласные топы с вырезом, которые нужно приклеивать к телу лентой, чтобы они не съезжали, и юбки, короткие и плотно облегающие фигуру.
У меня не было возможности посмотреть на время, не говоря уже о людях, которые приходили посидеть за барной стойкой. Было много открытых счетов и заказов на коктейли, чтобы я обращала внимание на то, кто занимает столики на главном этаже.
— Эй, — раздается громкий голос с другого конца бара.
Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что это не что-то серьезное. Мне и раньше приходилось иметь дело с нетерпеливыми людьми. Обычно улыбка и тот факт, что я обслуживаю кого-то другого, успокаивали их на достаточное время, чтобы дождаться своей очереди.
— Я сказал, эй!
Я заканчиваю смешивать клубнично-базиликовый коктейль с джином, и протягиваю его через барную стойку, забирая карточку.
— Вы хотите, чтобы я оставила счет открытым или закрыла?
Женщина отмахивается от меня и говорит, чтобы я оставила его открытым. Я смотрю на бар, и почти все что-то пьют. Не думаю, что сейчас кто-то ждет, кроме мистера Нетерпеливого.
— Я знаю, что ты меня слышала, девочка, — говорит он, когда я подхожу ближе, понимая, что уже встречала его раньше. На улице, в ту ночь с Хэдли.
— Ваз, верно? — Я улыбаюсь, стараясь не обращать внимания на то, что мне хотелось бы сказать ему, чтобы он ушел. — Что я могу тебе предложить?
— Ты уже приготовила мне напиток, но я просил «Манхэттен», а ты сделала мне «Олд Фэшн». — Он улыбается. — Мне бы хотелось выпить то, что я просил, Лейни из Колорадо.
Это не секрет, и люди в Фиаско любят поболтать, но мне не нравится, что он знает обо мне какие-то подробности. У него есть способность раздражать меня.
— Я не знал, что Хэдли теперь нанимает на работу кого попало. Думал, нужно иметь опыт работы барменом, чтобы разливать коктейли за двадцать долларов.
Улыбаясь, я опускаю взгляд на его бокал. Это бокал-купе38 с коктейльной вишней. Я бы не стала смешивать «Олд Фэшн» или наливать его в этот бокал, но мне кажется, что он не смог бы отличить эти два напитка, если бы я разложила перед ним ингредиенты по отдельности.
— Мне очень жаль, что так вышло. Позволь мне приготовить то, что ты просил.
Я замечаю несколько пар, наблюдающих за нашим разговором, и еще пару человек, заинтересовавшихся происходящим, когда поворачиваюсь.
Джаз-бенд начинает новый сет на главном этаже под тяжелые удары барабанного интро. Он достаточно громкий, чтобы болтовня в зале стихла и все обратили внимание на них.
Этот придурок делает большой глоток своего «неправильного» коктейля и толкает его через барную стойку прямо к тому месту, где я поставила бокал со льдом для смешивания. Он манит меня пальцем, приглашая подойти ближе.
Господи, как же мне не нравится этот парень.
— Хочешь поиграть позже, девчуля?
Я едва могу сдержаться, чтобы не съязвить в ответ. Я смеюсь над вопросом. Девчуля? Он не может говорить серьезно. Я стараюсь, чтобы мой отказ прозвучал как можно четче.
— Думаю, не стоит. У тебя открыт счет, Ваз?
Я достаю бутылки со сладким и сухим вермутом и бутылку ржаного бурбона. Когда я возвращаюсь к стойке, чтобы приготовить напиток, мое внимание привлекает движение слева от меня. Крупный мужчина в черной футболке может быть кем угодно, но у меня уже вошло в привычку обращать внимание на уверенную стойку Гранта. Если бы я посмотрела не мельком, то, наверное, увидела бы, что его руки засунуты в карманы джинсов, а взгляд прикован ко мне, и он наблюдает, что я делаю и с кем разговариваю. Я чувствую на себе его внимание, и это придает мне смелости.
Поэтому, когда Ваз слегка наклоняется над барной стойкой и начинает говорить, я сразу понимаю, что с вежливостью покончено.
Под взглядами нескольких посетителей, слышавших наш первый обмен репликами, я решаю, что могу немного покрасоваться. Я снимаю крышку с новой бутылки бурбона и вставляю в нее новую насадку для розлива. Затем вращаю бутылку и переворачиваю над стаканом для смешивания, чтобы налить ровно на две части. Это привлекает ко мне внимание еще парочки человек, сидящих ближе всего за барной стойкой. Казалось бы, это должно заставить этого засранца немного успокоиться, но вместо этого он вообще теряет границы.
— У тебя от этого мокнут трусики, сладкая, когда ты так выделываешься? — Он проводит языком по зубам, а потом говорит: — Я слышал, ты вертишь своей сладкой попкой перед каждым, кто обратит на тебя внимание.
Ладно, давай поиграем, придурок.
Я быстро оглядываюсь, чтобы убедиться, что я не единственная, кто это услышал. Несколько человек прекратили свои разговоры, наблюдая за нашим маленьким шоу, и краем глаза я замечаю, что Фокс подошел ближе. Это подтверждает, что его слова услышали.
Отставив бурбон, я беру в одну руку сладкий вермут и хорошенько взбалтываю его. Другой рукой я беру хайбол39 и наполняю его льдом. Когда я училась в колледже, у меня была довольно нездоровая одержимость просмотром фильма «Коктейль» с Томом Крузом. Наравне с восхищением любовной историей, я была заинтригована возможностью прилично зарабатывать, работая барменом. Мне легко удавалось подражать, ловко подбрасывая бутылки, но потребовалось немного больше времени, чтобы понять, как приготовить отличный напиток.
Я подбрасываю сухой вермут повыше, чтобы было достаточно места для двух оборотов и одного встряхивания. Пистолет с содовой наполняет хайбол, пока я беру ложку, чтобы как следует перемешать «Манхэттен».
Я делаю паузу, прежде чем налить «Манхэттен» в бокал-купе.
— Во мне нет ничего сладкого, Ваз, так что не называй меня «сладкой». Это припасено для кое-кого другого.
Я поднимаю ситечко, чтобы налить коктейль в бокал. Он перестает следить за моей второй рукой. А зря. Струя содовой вылетает из пистолета и попадает на переднюю часть его брюк. В яблочко. Прежде чем он успевает отреагировать, я широко улыбаюсь.
— Что ты чувствуешь по поводу того, что я намочила твои трусики?
Шквал ругательств вылетает из его рта, когда я беру маленькую металлическую шпажку и протыкаю пропитанную бренди вишню, чтобы она легла сверху бокала. Один из охранников, чей взгляд я поймала, когда все это началось, вместе с Грантом и Линкольном вытаскивают этого засранца из бара.
Черт, это было приятно. Несколько смешков и улюлюканий раздаются вслед суматохе, покидающей бар, зрители, увидевшие представление полностью, аплодируют.
Через несколько минут за барной стойкой появляется Хэдли, выглядящая так, словно она только что сошла с плаката с изображением девушки в стиле пин-ап. Ее темные волосы завиты и заколоты, ярко-красные губы в тон моим, глаза подчеркнуты стрелками. Черное платье с корсетом выглядит не более откровенным, чем цельный купальник, но почему-то в сочетании с поясом с подвязками и нейлоновыми чулками до бедер оно заставляет абсолютно каждого пялиться, когда она проходит мимо.
— Ты в порядке?
— Все хорошо. Надеюсь, я не усугубила ситуацию, но он перешел все границы дозволенного.
— Кажется, все улажено. Линкольн и Грант были готовы выплеснуть накопившуюся энергию на Ваза, чтобы научить его уважению.
Черт.
— В нем достаточно дурной крови. Не ты провоцировала его. — Она улыбается мне и пожимает плечом. — Может, просто подлила масла в огонь, вот и все.
— Ты в порядке, Лейни? — спрашивает Эйс, подходя к барной стойке.
Я киваю ему.
— Спасибо.
Он оглядывается на дверь, в которую только что вышли его братья.
— Благодари их. Я прослежу, чтобы все это не закончилось арестом.
— Она хороша, — говорит Хэдли, возвращаясь в бар из кухни.
— Что это за хрень? — рявкает он на нее.
— Что за хрень?
Когда он смотрит вниз на ее тело, я не могу скрыть ухмылку.
Она тоже опускает взгляд и смотрит на себя. Затем упирает руки в бока и капризно говорит:
— О, что случилось, папочка? Тебе не нравится мой наряд?
Он проводит рукой по волосам, бормоча что-то похожее на «гребаный кошмар», уходит из бара и поднимается по лестнице к входной двери.
Когда я вижу, что она улыбается, я спрашиваю:
— Что это, черт возьми, было?
— Просто Эйс немного зажатый. И это часть моей молекулярной схемы — выводить его из себя при каждом удобном случае. Это что-то вроде хобби.
Я фыркаю от смеха.
— Ты смутьянка.
Она подмигивает, хватая бутылку текилы, стоящую передо мной.
— Судя по тому, что я увидела сегодня, похоже, мы одинаковые.