Бурбон и ложь

Глава 31

Грант

— Давай-ка я попробую. — Я протягиваю руку и жду, пока она отдаст мне красный лак для ногтей, который держит двумя пальцами.

Подняв голову, чтобы посмотреть на меня, она сдувает с лица прядь волос.

— Что? Ты собираешься сделать это для меня?

— Да.

Ее брови удивленно приподнимаются, и на лице появляется легкая ухмылка.

Я делаю пальцами приглашающее движение.

— Дай это мне.

Она смеется, растопырив пальцы, чтобы высушить только что нанесенные слои. Сжимая в пасти веревочную игрушку, Джулеп возвращается на одеяло, которое мы расстелили на поле рядом с тем местом, где плавали с Линкольном и девочками. Я снова бросаю ее, и смотрю, как она бежит за ней, а потом тяну ногу Лейни к себе на колени.

— Дай мне одного, — говорю я, кивая на пакет с мармеладными мишками в шоколаде, который она припрятала в нашей сумке-холодильнике.

— Когда ты в последний раз красил кому-то пальцы на ногах?

Я сосредотачиваюсь на кисточке и медленно провожу ею по большому пальцу ее ноги.

— Ларк пыталась сделать это сама, но потом расстроилась, что получилось не очень хорошо, поэтому я посмотрел видео на YouTube и сделал это за нее.

Краем глаза я замечаю, как она смотрит на меня.

Я поджимаю губы, пытаясь сдержать улыбку. Я знаю, что она придает этому слишком большое значение.

— Что?

— Это было совсем не то, что я ожидала от тебя услышать.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, но вместо того, чтобы рассказать, чего она «ожидала», она говорит:

— Ты совсем не такой, каким я тебя представляла.

Я сосредотачиваюсь на маленьких пальчиках. По правде говоря, это не так уж и сложно.

— А каким ты меня представляла?

— Грубым мудаком с проблемами в прошлом.

Я разражаюсь смехом, чуть не размазав лак.

Она улыбается, наблюдая за мной. Это единственное, что остается неизменным в наших отношениях — она умеет добиться от меня реакции.

— Но это совсем не ты. — Она вздыхает. — Ты мудак, когда хочешь им быть, но в остальное время ты из тех парней, на которых девушки вроде меня надеются, что они приедут верхом на лошади и сделают все… лучше.

Услышав это, я перестаю красить ей ногти. Эта женщина — нечто особенное.

— Ты мне нравишься, — говорит она чуть громче шепота.

Опустив глаза, я пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы закончить свою работу качественно. С ухмылкой, потому что мне хочется немного подразнить ее, я говорю:

— Это хорошо.

Она фыркает от смеха.

— Посмотрим, будет ли тебе казаться, что это просто «хорошо», когда позже я буду скакать на твоем члене.

— Господи Иисусе.

Моя концентрация ослабевает, и я провожу кисточкой для лака по мизинцу ее ноги.

— Прости! — Она тихонько фыркает, хихикая, и ее рука взлетает вверх, чтобы прикрыть рот и нос. Это чертовски мило.

— Ты не можешь говорить мне такие вещи, когда я пытаюсь сосредоточиться.

Она наклоняется вперед и шепчет:

— Я думаю, ты просто потрясающий, Грант Фокс.

Не знаю, почему меня это так трогает, но эти несколько слов в сочетании с тем, что она сказала до этого, кажутся мне своего рода оправданием. Что я заслужил право снова приоткрыть кому-то часть себя.

Прошла сумасшедшая неделя с тех пор, как мы начали, что бы это ни было, но это стало самым ярким событием, без сомнения. Почти каждому работнику в бондарне было что-то нужно от меня. Это было изнурительно и утомительно. Теперь я стараюсь делегировать больше своих типичных задач команде. А еще мы запустили новые бочки для купажа, который Линкольн хотел выпустить ограниченным тиражом, что означало новые сроки обжига. Неделя. Поэтому сегодняшний день с ней — как награда. Это ленивый день. Из тех, когда нет никаких планов и которых я всегда старался избегать. Занятость помогала дням идти своим чередом и не давала спокойным моментам перерасти в бурлящие чувства. Но прямо сейчас я наслаждаюсь каждой секундой покоя. Это умиротворяет.

Воздух немного остывает, пока я слушаю, как Лейни рассказывает о случайных вещах, например, о своих любимых пирожных «Little Debbie» и о том, что бы она сказала, если бы когда-нибудь встретила Майкла Дугласа. Почти все на этом поле утопает в полевых цветах и окрашено последними лучами золотого часа. Если бы лето длилось только один день, то это был бы именно он.

— Маловероятно, что я смогла бы притвориться, будто он просто какой-то парень, пришедший на винокурню попробовать бурбон.

Я перехожу к следующему пальцу, не покрасив кожу.

— Почему нет?

— Грант, ты хоть знаешь, кто такой Майкл Дуглас?

Я не могу не улыбнуться, услышав тон ее голоса. Как будто было бы безумием, если бы я этого не знал.

— Вот. Открой, — говорит она.

Я открываю рот, и она засовывает в него мармеладного мишку.

— Почему они такие вкусные? — Риторически спрашиваю я. — И да, я знаю, кто такой Майкл Дуглас. Уолл-стрит. Основной инстинкт.

— Роман с камнем, — добавляет она, засовывая в рот еще одну конфету.

Я поднимаю ее вторую ногу к себе на колени.

— Моя бабушка засиживалась допоздна и смотрела фильмы. Это было ее любимое занятие.

Окунув кисточку в лак, я приступаю к следующему пальцу.

— Она разрешила мне посмотреть с ней романтический фильм. И я не думаю, что понимала юмор, пока не стала старше, но, когда я была ребенком, я думала, что Майкл Дуглас — крутой. — Она откидывается на локти. — Он обворожителен. Неважно, сколько ему лет. Этот человек навсегда останется…

— Крутым.

— В том фильме не таким крутым, как Кэтлин Тернер, — поправляет она, и я вынужден согласиться. — Она была героиней.

Она улыбается, глядя на свои пальцы на ногах, когда я заканчиваю последний.

— Ты проделал отличную работу, ковбой.

Я закрываю баночку с лаком и отбрасываю ее в сторону. Лежа рядом с ней, я подкладываю руку под голову. Я пытаюсь запомнить этот момент. Я убираю прядь волос с ее губ.

— Скажи мне, что тебе больше ничего не угрожает.

Она наклоняет голову, между ее бровями образуется морщинка, когда ее глаза встречаются с моими. Возможно, она не ожидала такого поворота разговора. Я тоже этого не ожидал, но я не собираюсь подвергать нас цензуре. Не сейчас. Я должен быть уверен, что у нас будет больше таких дней, как сегодня. Так и не ответив на вопрос, она наклоняется вперед и прижимается губами к моим.

— Мы же договорились больше не лгать, помнишь?