Бурбон и ложь

Глава 4

Лейни

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Несмотря на толстое одеяло и прохладу в комнате, я не могу погрузиться в глубокий сон. Беспокойство будит меня каждые двадцать минут. Мигрень прошла, но усталость не дает крепко заснуть. Я снова и снова вижу одни и те же картины с разных ракурсов: разорванную плоть и кровь, которая не перестает течь. Тогда я еще не знала, от чего именно мы убегаем, но мы оставляли за собой след. Не было достаточно времени, чтобы остановить кровь. Все постоянно повторялось, стоило мне закрыть глаза. Я не хотела принимать лекарства, которые мне прописал государственный терапевт по дороге из города. Теперь я сожалею об этом решении.

Я стягиваю одеяло с кровати и, накинув его на плечи, выхожу через двойные двери во внутренний дворик. Переход от прохладного паркета к голубому сланцу приятно согревает мои босые ноги. Я запрокидываю голову, глубоко вдыхая этот приторный запах. Горизонт только начинает светлеть, и вдоль линии, отделяющей землю от неба, проступают едва заметные оттенки персикового и желтого.

Слева виднеются загоны для лошадей, настолько далеко, чтобы даже если бы лошади вышли на пастбище в такую рань, мне они показались бы точками вдали. Ступени, ведущие к траве, скользкие от утренней росы, но я хочу почувствовать ее босыми ногами. Я помню лишь несколько случаев, когда дома я ходила босиком по траве: во время концертов на главной лужайке или ленивых воскресных пикников в Центральном парке. Там мы обычно проводили выходные. Мое прошлое разительно контрастирует со всем этим. Тихим местом, отличным от бетона, такси и дымящихся решеток канализации, типичных для утренних поездок на работу. Это в нескольких шагах от того места, где я спала, — огромный задний двор Эйса.

Короткий свист, а затем «Эй, девочка», произнесенное низким, хриплым голосом заставляют меня повернуть голову так резко, что вполне возможно, у меня будет хлыстовая травма⁷. Добавьте это к списку вещей, с которыми мне нужно будет разобраться. Кажется, еще слишком рано для того, чтобы кто-то ездил верхом, но, опять же, я понятия не имею, что является обычным для людей в Фиаско, штат Кентукки. Может, это вполне нормально.

После короткой череды свистков из ниоткуда выскакивает собака и бежит рядом с всадником. Шоколадно-коричневая голова не сочетается с остальным бело-серым пятнистым телом. Она не отстает от лошади и ее всадника, который с каждой секундой приближается, преодолевая небольшой холм, расположенный менее чем на расстоянии футбольного поля. Расправив плечи, он направляется прямо ко мне, натягивает поводья и мгновенно останавливается. Это не Гриз или Эйс. Нет, этот мужчина крупнее и моложе, но явно старше меня. Он выглядит раздраженным, как будто я причиняю ему неудобство самим своим существованием. Даже если бы я захотела убежать в дом, по тому, как он сосредоточенно смотрит на меня, я чувствую, что он из тех, кто пойдет следом. Из тех, кто не спрашивает, а требует ответа на вопрос, который, вероятнее всего, звучит так — кто ты, черт возьми, такая? И мне пришлось бы солгать, потому что именно этим мне и придется заниматься в ближайшее время. Стать лгуньей.

Но я не собираюсь убегать. Даже если я все еще пытаюсь понять, кем именно может быть эта новая версия Лейни, я не позволю ей стать той женщиной, которая бежит. Поэтому я выпрямляюсь. Я знаю, как ощущается такое спокойное оценивание, пока его глаза блуждают по мне. Я не виню его. Я делаю то же самое.

В подростковом возрасте я смотрела один фильм, который позже всегда пересматривала, когда его снова показывали. Когда я увидела его в первый раз, я подумала, что это вестерн. Все начинается с того, что женщина вступает в схватку с разбойником по имени Роган. Женщина позволяет ему поверить, что устроит ему пип-шоу, которое он только что потребовал, но когда она расшнуровывает юбку, то выхватывает кинжал и бросает его с идеальной точностью прямо ему в сердце. Она спасает себя. И когда она, прихрамывая, выходит из дома, вдалеке она видит любовь всей своей жизни верхом на лошади. Он ждет ее, чтобы ускакать в закат. Он был рядом, но ему не нужно было спасать ее. Она прекрасно справилась сама. Это всегда меня восхищало.

Мне всегда нравилась идея такого мужчины. Сексуальный феминист, которому не нужно командовать женщиной или спасать ее, чтобы доказать свою мужественность. Тот, кто доверяет ей и позволяет справляться со своим дерьмом, не бросаясь спасать, но находится рядом, если она будет нуждаться в нем. Я чертовски уверена, что еще не встречала таких мужчин.

Самое удивительное во всем этом, что фильм оказался вовсе не вестерном. Это был ромком 80-х годов о писательнице-затворнице, которая была вынуждена пережить приключения, описанные в сюжетных линиях ее романов. В конце она удивляет саму себя тем, что оказывается крутой. Она спасает свою сестру, встречает парня и становится героиней своей собственной истории. Мне всегда нравился этот фильм.

Это не тот фильм. Как бы мне ни казалось, что издалека этот ковбой выглядит как фантазия, чем ближе он ко мне, тем мрачнее становится его лицо. Он недоволен. Я не совсем уверена, кем он может быть, но если бы мне пришлось гадать, я бы поставила на то, что Эйс не предупредил его о своей гостье. Он останавливает лошадь не более чем в пятидесяти футах от меня, но его собака этого не делает.

Его взгляд спускается вниз, и я тут же вспоминаю, что на мне только безразмерная футболка, а ноги голые. Я сжимаю кулаки, не зная, что делать со своими руками, пока он разглядывает меня. Мои щеки вспыхивают, когда он дает команду своей лошади подойти ближе. Я понимаю, что задерживала дыхание, только когда из меня с шумом вырывается выдох.

Его темные волосы выбиваются из-под поношенной бейсболки темно-синего цвета. Широкие плечи и идеальная осанка создают впечатление, что он был рожден для верховой езды. В его манере держаться чувствуется уверенность и мужественность. Мой взгляд скользит по его сильной груди, поднимается к выразительной челюсти, покрытой густой щетиной. Я не просто смотрю на его руки, мускулистые предплечья и побелевшие костяшки пальцев, сжимающие поводья. Я пялюсь. Его хватка кажется такой же напряженной, каким ощущается все мое тело. Пока его глаза движутся от моего лица к ногам и обратно, единственными звуками вокруг нас остаются щебетание просыпающихся птиц и удары хвоста собаки по воздуху, пока ее мокрый нос обнюхивает мою ногу.

— Ты заблудилась? — это первые слова, которые произносит ковбой, обращаясь ко мне. Как бы ни было волнительно наблюдать за приближением мужчины верхом на лошади, я не ожидала такого язвительного тона его вопроса.

— На данный момент нет.

Его брови нахмуриваются еще сильнее. Думаю, он пытается понять, кем именно я могу быть.

— Тогда что ты делаешь в нижнем белье на моей территории?

На его территории?

Я вздергиваю подбородок, и поднимаю большой палец, чтобы со всей решительностью, на которую способна, озвучить то, что собираюсь сказать.

— Во-первых, это собственность Гриза, — я добавляю указательный палец. — Во-вторых, я наслаждалась тихим утром. — Я опускаю первые два пальца и поднимаю средний палец. — И, в-третьих, — я дергаю за хлопковый край другой рукой, — это футболка. — Я понижаю голос до шепота, добавляя: — Не нижнее белье. Сейчас на мне его нет.

Я не упускаю, как его глаза снова перемещаются к краю моей футболки. Он стискивает зубы так сильно, что его челюсть пульсирует, отчего выглядит еще более суровым с этой щетиной на его щеках и подбородке. Когда он встречает мой взгляд, я вижу, насколько сильно это замечание толкнуло его от раздражения к откровенной ярости.

Я прикусываю нижнюю губу, стараясь не улыбаться. На мне абсолютно точно есть нижнее белье. Может, я и идиотка, что сказала об этом незнакомцу, но я почти не спала. От того, что мне наплевать на все, я чувствую себя более чем хорошо. Почему мне так приятно просто сказать то, что я хочу?

Его собака снова подталкивает носом мою ногу, выводя из состояния оцепенения, в которое я, по-видимому, впала. Я даю ей понюхать мою руку, прежде чем наклониться и почесать за висячими коричневыми ушами.

— Привет. Ты ужасно милая, не так ли?

Ее грязные лапы пачкают мое одеяло, но я уверена, что смогу его постирать. Я шепчу достаточно громко, чтобы он услышал:

— Гораздо дружелюбнее, чем ковбой, который смотрит на нас прямо сейчас, да?

Проводя руками по ее загривку, я читаю имя «Джулеп», вышитое на ее шлейке. Я улыбаюсь и продолжаю гладить ее, пока она наслаждается.

— Джулеп, он все еще наблюдает за нами?

— Я сделаю тебе одолжение и буду с тобой откровенен.

Я поглаживаю Джулеп за ушами и поднимаю на него глаза.

— По твоему очаровательному тону я догадываюсь, что это «одолжение» будет не из тех, от которых я потом буду улыбаться или стонать?

Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не хлопнуть себя ладонью по губам и не извиниться за то, что сказала первое, что пришло в голову. Когда я поднимаю взгляд, то вижу, как его суровый облик на мгновение дает трещину, когда он откашливается. Он ухмыляется ровно настолько, чтобы густая поросль над его губой пошевелились.

— Не заинтересован.

Я выпячиваю нижнюю губу.

— Это твоя версия честности?

Он обводит взглядом мое согнувшееся тело и задерживается на моей заднице, которая едва прикрыта из-за того, что я глажу его собаку.

— Меня особенно не интересуют объедки моего брата, сладкая.

Что? И тут до меня доходит, что это один из братьев Эйса.

— Не твоя сладкая, ковбой, — парирую я в ответ, вставая на ноги.

На этот раз его грудь вздымается, а плечи расслабляются, когда он забавляется моей реакцией.

— Здесь нет ковбоев. В Фиаско есть всадники и парни, занимающиеся бурбоном, — говорит он с легким южным акцентом. Его бравады достаточно, чтобы напомнить мне, что я стою здесь без штанов, и ему удается пробудить во мне что-то очень похожее на влечение. Мне действительно нужно отдохнуть, я путаю оскорбления с флиртом.

— Похоже, еще у вас есть мудаки.

Я готова поклясться, что его губы растягиваются еще немного, почти награждая меня улыбкой, но из заднего кармана раздается сигнал будильника его телефона, оставляя его реакцию и мой вопрос без ответа.

Он отключает его и поворачивает свою бейсболку козырьком назад, бросая на меня еще один взгляд, прежде чем сказать:

— Пойдем, Джулеп.

Бейсболка смотрится мило. А повернутая назад — даже сексуально. Но если бы на нем была ковбойская шляпа, я бы сжала бедра.

Лай собаки отвлекает меня от моих похотливых мыслей. Она еще дважды лает на него, как бы говоря: «Я готова».

Я тоже, девочка. Я тоже.

Он натягивает поводья и коротко свистит, разворачивая лошадь. Он проносится мимо меня с такой скоростью, что мои волосы поднимаются от созданного им ветра и бьют меня прямо по лицу. Я не обращаю внимания на то, что так и не узнала его имени. Или на то, что не сказала ему своего. Вместо этого, единственное, что занимает мое внимание, — это ощущение невесомости. Живот сводит, щеки горят, и я теряю дар речи, что случается со мной крайне редко.

У меня вырывается нервный смешок.

— Кто это, черт возьми, был?