Бурбон и ложь

Глава 34

Лейни

Три фотографии. Это все, что у меня осталось на память о матери. Память — неподходящее слово… Может быть, это просто возможность подтвердить факт, что она у меня была, но я ее никогда не знала. Я смотрю на то, как она улыбается моему отцу, какой счастливой она выглядит в своем импровизированном свадебном платье на фоне часовни Лас-Вегаса с бутылкой шампанского в руке. Я всегда считала это глупым и импульсивным поступком, но после того, как я столько времени занималась организацией свадеб и поняла, сколько денег на них тратят, я стала задаваться вопросом, не было ли это лучшим решением. Полюбить друг друга и произнести клятвы. Она не смогла сдержать своих, но мой отец всегда говорил, что самое лучшее в его любви к моей матери — это то, что у него есть я. Вытирая слезы, я думаю о нем и о том, насколько я отвратительна сама себе из-за того, что только что произошло.

Я кладу фотографии обратно в деревянную коробку и провожу пальцами по магниту из Диснейленда, по нашей фотографии, сделанной на набережной после празднования последнего учебного дня в седьмом классе, и по крошечному Будде, которого мы купили, когда провели день в Чайнатауне, гуляя и поедая пищу по Пелл-стрит, и который по словам отца должен принести мне удачу. Крошечные безделушки и кусочки бумаги — единственные вещи, которые для меня что-то значат.

— Кто-нибудь…

Это единственное слово, которое я слышу перед тем, как раздается душераздирающий крик, разносящийся эхом по коридору. Я не знала, что я такой человек. Я не знала, что я буду делать, если что-то или кто-то окажется в опасности, — сражаться или бежать. Но я не думаю. Я быстро выбегаю из помещения, но вместо того, чтобы умчаться прочь, я бегу на крики. Я оставляю свой телефон. Сумочку и кошелек. Я просто бегу на помощь, что бы и с кем бы ни происходило. Когда я поворачиваю за ярко освещенный угол и вижу кровь, стекающую по ее шее, разорванную, изуродованную кожу и слезы, стекающие по ее грязному лицу, я останавливаюсь, мое сердце выпрыгивает из груди, но оно не делает этого. Я не паникую. Мной овладевает мгновенная потребность помочь, найти проблему и устранить ее.

— Пожалуйста! О, Боже, пожалуйста, вытащи меня отсюда. Нам нужно уходить!

Я заглядываю ей за спину и ничего не вижу. Когда я поворачиваюсь, то замечаю пожарную сигнализацию. Я поднимаю пластиковую крышку и тяну вниз. Но ничего не происходит. Нет ни сигнала тревоги, ни звонка, только свет, мигающий над выходами. Почему нет сигнализации?

И тут я слышу его. Слышу его.

— Ты моя, хорошенькая воровка.

Я делаю глубокий вдох, и мне кажется, что на грудь давит тяжелый груз. Я начинаю кашлять, как только открываю глаза. Спина, грудь и верхняя губа влажные от пота. Теплая рука на моем предплечье помогает мне успокоиться. Именно она помогла мне проснуться. Я моргаю, отгоняя остатки кошмара. Небольшие фрагменты отличаются от реальности произошедшего, но они все равно усиливают мою тревогу. Я знаю, что он сказал не это, но от звука этого голоса у меня внутри все сжимается.

Может быть, именно встреча с Филиппом вызвала эти кошмары. Хотя Грант уверен, что с ним проблем не будет. Как я догадываюсь, Гранту не пришлось долго убеждать Филиппа, если он пригрозил разрушить роскошную жизнь, которую тот построил на Манхэттене. Этого должно быть достаточно, чтобы он держался подальше.

Но мои сны не о Филиппе. Они обо всем, что произошло на том складе после встречи с ним. Каждую ночь в течение последней недели я просыпалась вся мокрая от ужаса, вспоминая обрывки кошмаров. И с меня хватит. Я уже даже не расстраиваюсь, а просто злюсь. Ненавижу вновь переживать эти чувства, тревогу, адреналин от преследования, бесконечные «что, если». Я оглядываю комнату. Шторы задернуты, низкий гул системы кондиционирования поддерживает прохладную температуру, несмотря на то, что мое тело пылает.

— С тобой все в порядке. Это был просто плохой сон, — мягко говорит Грант, выводя маленькие кружочки на моей руке. Он не знает, о чем они, но все равно успокаивает меня.

Я сажусь и провожу руками по лицу. Кровать сдвигается, и Джулеп запрыгивает, настороженно усаживаясь в изножье кровати.

— Я в порядке, милая девочка, — говорю я и маню ее пальцами, подзывая поближе.

Грант приподнимается, лежа на животе, и целует мою руку.

— Хочешь поговорить об этом?

— Не очень. Я… — Я не знаю, что сказать. Мое тело гудит от чего-то, что кажется неправильным. Беспокойство, от которого я хотела бы избавиться.

Своим низким, хриплым с утра голосом, он отвечает за меня.

— Не в порядке?

Я качаю головой:

— Нет.

Он целует то место, где только что успокаивающе поглаживал мою руку.

— Может, я покажу тебе, что я делаю, когда я не в порядке?

Он встает прежде, чем я успеваю ответить, черные боксеры плотно облегают его восхитительную задницу.

Я сдерживаю улыбку, глядя на то, насколько красив этот мужчина, особенно утром. Привлекателен до умопомрачения.

— Это включает в себя то, что ты будешь ходить голым по своей кухне?

Он бросает мне в лицо футболку.

— Одевайся и встретимся в зале.

— Продолжай в том же духе.

Прошел почти час, и я уже запыхалась. Приятно выплеснуть свою энергию на боксерский мешок. После того как я почистила зубы и надела спортивный бюстгальтер и шорты вместо одной из его футболок, меня ждали обмотки для рук и пара боксерских перчаток.

Я снова бью по мешку.

Я все еще в плохом настроении. Злюсь и пытаюсь справиться с чувствами, но все равно злюсь. Я помогла кому-то, и все приятные чувства, связанные с этим, были перечеркнуты необходимостью оставить все, что я знала. И я до сих пор не рассказала Гранту обо всем произошедшем. Может, дело не столько в том, что я скрываю это от него, сколько в том, что Филипп появился.

Я снова бью по мешку.

Переезд и побег, каким бы разумным и безопасным он ни был, заставили меня чувствовать, что я не контролирую ситуацию. Эти кошмары лишь напоминают мне, что ничего еще не закончилось. Ответов нет. Я не знаю всей истории. И это моя гребаная реальность.

Я наношу три удара подряд, а затем прислоняюсь к мешку и смотрю на него.

— Почему ты просто наблюдаешь за мной?

— Продолжай. Та же комбинация, но в конце добавь колено.

— Ответь мне, — огрызаюсь я, задыхаясь.

— Я наблюдаю за тобой, потому что ты чертовски хорошо выглядишь, когда бьешь по мешку.

Я не хочу, чтобы он заигрывал со мной. Я потею и выкладываюсь по полной, а он просто наблюдает. Джулеп тоже.

— Значит, я здесь только для того, чтобы доставить тебе удовольствие?

Я провожу два джеба и левый хук.

Когда он ухмыляется, это заставляет меня остановиться.

— Это не работает.

Я стягиваю перчатки.

— Скажи мне, что тебе нужно.

Он наклоняет голову набок, оценивающе глядя на меня.

— Фантастический вопрос. Почему бы тебе не сказать мне.

Мои глаза прищуриваются, когда он прикусывает нижнюю губу, пытаясь удержаться от улыбки.

— Тебе нужен кто-то, кто бросит вызов твоему остроумному рту?

— Ты не думал, что это остроумный рот, когда он давился твоим членом.

Он разражается смехом, а я проглатываю свой. Я не планировала говорить это.

Представляю, как я сейчас выгляжу. Мои волосы выбились из поникшего хвоста, на одежде проступили мокрые пятна пота. И я затеваю драку.

— В последнее время ты был слишком мил со мной. В чем дело? Весь твой пыл направлен на то, чтобы понять, что делать дальше?

Даже когда мой живот начинает сводить, я снова с остервенением бью по тяжелому мешку.

— Что это вообще значит, Грант?

С каждой минутой облако правды сгущается над моей головой. Каждый удар — это как бой, который я веду сама с собой. Мы договорились больше не лгать, но мой секрет нужно сохранить, несмотря ни на что. Что бы с нами ни случилось. Это может подвергнуть его такой же опасности из-за того, что он узнает, как и меня из-за того, что я живу этим. Как я могу так поступить?

— Я говорю тебе, что, если тебе что-то понадобится, я буду рядом.

Он подходит ближе, и это успокаивает меня.

— Если ты хочешь колотить эту грушу все утро, чтобы справиться с каким-то дерьмом, хорошо. Или можем прогуляться до конюшни, лошади всегда помогают мне забыть о том, что слишком беспокоит. Если тебе нужно, чтобы я оставил тебя в покое, потому что ты нуждаешься в пространстве, то я и это могу сделать.

У меня сжимается грудь, и я хватаю его за предплечье, чтобы притянуть ближе.

— Только не это.

Из всех вещей, которые я перебирала в уме, чтобы понять, что мне нужно сделать, чтобы выбраться из этого кризиса, отдаление от него не было одним из вариантов.

Больше никакой лжи.

Я прочищаю горло и на мгновение закрываю глаза, прежде чем посмотреть на него.

— Ты уже знаешь, что я не из Колорадо.

Он тихо хмыкает и прислоняется к тяжелому мешку.

— Я знаю.

— Я оказалась не в том месте и не в то время. Я рассказывала тебе о той ночи на складе с Филиппом.

Кивнув, он переплетает свой палец с моим мизинцем. Ему хочется прикоснуться ко мне, но он дает мне пространство.

— Продолжай, детка.

И одних этих слов достаточно, чтобы я выдохнула то, что так долго сдерживала.

— Я была расстроена тем, что произошло. Но потом я услышала крик…

Я рассказываю ему всю историю. Как я помогла женщине спастись от монстра, и о последовавших за этим часах хаоса, которые привели меня на крыльцо дома Эйса.

— Я не знаю, что будет дальше. Я даже не могу с уверенностью сказать, в безопасности ли я. — Я качаю головой. — Я просто знаю, что доверяю тебе свою историю.

— Я понимаю, что значит хранить такую тайну. Какое доверие ты должна испытывать ко мне, чтобы поделиться этим.

Он заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо, и обнимает мою щеку ладонью. Пристально глядя в мои глаза, он обещает:

— Со мной безопасно. Ты в безопасности со мной.

С глазами, затуманенными непролитыми слезами, я выдыхаю:

— Я знаю.

Обхватив меня за талию, он притягивает меня к себе.

— Я вся мокрая, — смеюсь я, пытаясь отстраниться. Но он не дает мне этого сделать.

— Замолчи, — говорит он, прижимая меня к себе еще крепче. Затем облизывает мою шею. Подчеркнуто нежно, прямо там, где выступили капельки пота, и, клянусь, что чувствую это между ног.

— Думаешь, немного пота может меня отпугнуть?

Приподняв меня так, что мои ноги оказались в нескольких сантиметрах от земли, он целует меня в губы и проводит по ним зубами.

— Какая конфета твоя любимая?

Я смеюсь:

— Что?

— Скажи мне, какая твоя любимая.

— Это сложный вопрос.

— Все равно скажи.

Он улыбается и легонько щиплет меня за бок.

— Красная лакрица и мармеладные червяки с кислинкой, и, может быть, те штуки — Моджескас. О, и еще мармеладные мишки в шоколаде.

Он обратил на это внимание. Он уже знает, что мармеладные мишки — лучший выбор. На прошлой неделе я нашла нераспечатанные пакетики в его буфете и на прикроватной тумбочке. Он сказал мне, что они «на случай непредвиденных обстоятельств».

— Ты для меня — как все эти сладости. Мои любимые вкусы. — Он снова целует мои губы. — Твой рот. — Он целует мою шею. — Пот. Слезы. — Он проводит губами по моей челюсти. — Твоя киска. Когда она становится влажной для меня. Какой у нее вкус, когда она хочет меня. Какая она после того, как я был в ней. Все это.

Я не могу не улыбнуться, хихикая от его слов. Мое тело мгновенно разогревается, готовое к его прикосновениям, когда он опускает меня на пол и встает передо мной на колени.

— Спасибо, — мягко говорит он.

Я пытаюсь понять по выражению его лица, что он имеет в виду, но он смотрит на меня с таким обожанием, что у меня на глаза наворачиваются слезы.

— За что, малыш? — Я улыбаюсь.

Он поднимает мою руку, целует мое запястье и просто говорит:

— За тебя.

Из всего того дерьма, что привело меня сюда, даже если мне нужно напоминать об этом время от времени, мораль всего этого в том, что… Я оказалась здесь. Перед мужчиной, который хочет быть причиной, по которой я останусь.

Мужчиной, который сейчас буквально стоит на коленях, чтобы заставить меня чувствовать себя чертовски хорошо.