День рождения - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Антанас Томасович Венцлова (27) #28

27

Эдвардас надел новый светлый плащ и шляпу, к которой еще не успел привыкнуть. Здороваясь со знакомыми, он уже который раз по ошибке подносил руку к полям, — как будто хотел взяться за козырек, — и это его смешило и раздражало. На перроне собралось немало знакомых журналистов, стояла группа бывших политзаключенных, пришли рабочие какой-то фабрики, незнакомые женщины принесли цветы. Явно беспокоясь, Эдвардас глядел по сторонам и искал кого-то глазами. Увидел Стримаса; тот приветливо на него посмотрел и кивнул. Это немного улучшило настроение Эдвардаса, но не совсем. Дату отъезда сообщили только утром, заграничный паспорт в гостиницу принесли час назад. Эдвардас никогда раньше не видел таких паспортов и, внимательно осмотрев каждую страницу, гордо положил его во внутренний карман пиджака.

…А ее все не было! Поминутно, нет, гораздо чаще, Эдвардас смотрел на дверь вокзала — до отхода поезда оставалось только двенадцать минут, а Эляны все не было! В конце перрона играл оркестр, сквозь толпу людей пробивались две маленькие девочки с большими охапками цветов. У одной цветы посыпались на землю, она испуганно закричала и, присев, торопливо принялась их подбирать. А Эляны все не было!

Утром ему не удалось дозвониться. Он остановил на улице машину и поехал на гору Витаутаса. Эляна ушла за молоком, Тересе сказала, что она вот-вот вернется. Но у Эдвардаса не было ни секунды времени; стоя в коридорчике, он набросал карандашом несколько слов и попросил Тересе передать записку Эляне, как только та вернется, а сам помчался на машине в Шанчяй — проститься с семьей, которая, оказывается, даже не знала, что он едет в Москву. Отец, прощаясь, долго тряс руку Эдвардасу, потом обнял его, пожалел, что по здоровью не может проводить отъезжающих, и советовал в Москве обязательно посмотреть не только Кремль, но и Охотный ряд, где раньше продавали битую птицу и зайцев, а теперь там, говорят, очень красивая улица. Мать обнимала сына, Бируте обязательно просила привезти из Москвы что-нибудь необычное, чего нет в Каунасе, а Эдвардас смотрел на часы и сидел как на иголках. Йонаса не было дома, о нем вообще сегодня ни у кого не было желания не только говорить, но даже вспоминать.

Прошло еще пять минут — Эляны все не было. Эдвардас уже хотел было бежать обратно в здание вокзала, к телефонному аппарату, но в это время дали сигнал отъезжающим занять свои места, и он поднялся в вагон, но не смог усидеть на месте, вышел и, встав на ступеньку, откуда был виден весь перрон, смотрел по сторонам. Увы, Эляны нигде не было. Паровоз загудел в последний раз, поезд уже тронулся, и тут он увидел ее. Эляна выбежала из дверей вокзала. Их глаза на мгновение встретились, она радостно подняла руку, как будто хотела что-то крикнуть, но снова ее опустила. Потом, увидев, что Эдвардас, как сумасшедший, машет ей свободной рукой, другой держась за поручень, она тоже начала махать и побежала по перрону к нему. Но поезд набирал скорость. Эляна стояла на перроне удивленная, запыхавшаяся, огорченная, что опоздала. Она долго махала вслед уходящему поезду, потом ее рука упала. Пыхтение паровоза и грохот колес медленно затихали, пока не заглохли в туннеле. А Эляна все стояла на перроне и радовалась, что никто не видит ее слез.

…Прошло три или четыре дня, и Эляна, вернувшись вечером домой, нашла толстый конверт, пришедший из Москвы. Она ушла в свой уголок в столовой, удобно уселась за низеньким столиком, зажгла лампочку с розовым абажуром, и на нее нахлынули воспоминания. Сколько мечтала она здесь об умершей матери, о примирении братьев, об отце, наконец, о себе и Эдвардасе… Эдвардас! Ведь это он, он! Она прижала конверт к груди, потом вскрыла его и вынула целую кипу исписанных листов. Да, это почерк Эдвардаса — крупный, четкий, смелый. Эляна придвинулась ближе к столику, обеими руками сжала виски и начала читать.

«Милая Эляна!

Кремлевские куранты пробили три, и, выглянув из окна, я вижу влажный асфальт, в котором, словно созвездия, отражаются огни Москвы. Так много этих огней и такие они яркие — и на небе, и внизу после недавнего короткого дождя! Я очень люблю этот ранний утренний час, когда дома и дворцы медленно выплывают из покрова ночи и вырастают на фоне неба, серые, розовые, зеленые — целая гамма красок и оттенков… Москва показалась мне удивительно красочной: рядом со светлыми, стройными, современными зданиями — памятники минувших веков, стены и башни, площади, сады, старинные особняки и церкви; живое прошлое столицы соприкасается с сегодняшним днем и незаметно входит, включается в него.

Нас удивило уличное движение в Москве — море машин и людей. Ты уже, наверное, по газетам знаешь, как встретили нашу делегацию на Белорусском вокзале. Кажется, вся Москва пришла нас встречать. Так интересно было смотреть на тысячи лиц и глаз, на развевающиеся знамена перед нашей трибуной, утопавшей в цветах! Я не буду тебе повторять те незабываемые слова, которых так много было сказано с обеих сторон в этот исторический день встречи Литвы с Москвой. Как сейчас вижу широкую солнечную улицу Горького, по которой к центру города едет колонна машин с нашими делегатами, а по обеим сторонам стоят тысячи тысяч москвичей. Они кидают нам живые цветы, цветы падают под колеса машин, цветут в волосах девушек и на груди мужчин… Так встречала Москва наших трудящихся.

Нас поселили в самом центре, в гостинице «Москва». Я живу в небольшой комнате на десятом этаже. Здесь радио, телефон, горячая и холодная вода. Ты понимаешь, почему я тебе об этом пишу, — у меня ведь никогда в жизни этого не было. Я только теоретически знал, что такие вещи бывают. На десятый этаж мы поднимаемся на лифте. К нему я тоже не привык. Вообще многое здесь, в Москве, для нас непривычно, ново и интересно…

Главное — удивительное, непередаваемое чувство: я — в сердце нового мира! Вчера после обеда я несколько часов бродил по городу, все шел и шел по улицам, по площадям, по бульварам. Было тепло, зеленели деревья, цвели цветы, и я смотрел на людей, на этих людей, которые совершили самую великую мировую революцию. Они очень простые, эти люди. Ничего героического нет в их лицах, они скромно одеты, но ведь они совершили грандиозный подвиг. Я подумал — наверное, и воины Спартака, и участники Французской буржуазной революции, и парижские коммунары тоже были очень простые люди, и только потом их окружили ореолом славы».

«Да, да, все это очень интересно, — с печалью подумала Эляна, — но почему он пишет как будто не мне? Ни слова обо мне. А я так одинока… У него своя жизнь — интересная, большая. А я… Кому я теперь нужна? Может, только Каролису. А Юргис… Милый Юргис, он как-то ближе стал для меня после смерти отца и когда Каролис вернулся. Он много работает, словно старается оправдать надежды Каролиса… А я одна… Из-за этих событий я забыла даже о своей дипломной работе. Надо прочесть так много книг! И вообще я занимаюсь пустяками, а кругом такое делается!.. Ну, нечего мне отчаиваться! Ведь Эдвардас обо мне помнит, он меня любит, он мне написал…»

И она принялась читать дальше…

«Эх, как серьезно я тебе пишу! Лучше расскажу о небольшом приключении. Спускался вчера в метро на эскалаторе. На ступеньку ниже стояла девушка, наверное твоих лет, с темными стрижеными волосами. Она обернулась ко мне, и я увидел ее карие глаза, длинные ресницы и крашеные губы. «Красивая!» — подумал я. Мы спустились вниз, в мраморный зал, и девушка села в вагон. Я вошел в тот же вагон, но она читала книжку и не обращала на меня внимания. Вместе мы проехали три остановки. Она вышла — и я за ней. Она подошла к киоску купить мороженое, невольно посмотрела на меня — и я как ни в чем не бывало тоже покупаю мороженое. В это время моя попутчица увидела свою знакомую, обе страшно обрадовались, о чем-то зашептались, захихикали, посмотрели на меня и, что-то напевая, пошли дальше, а я так и остался стоять ни с чем… Попробуй представить, как я выглядел! Наверное, не лучше влюбленного первокурсника».

«С каким восхищением он об этом пишет! — подумала Эляна, и ей стало неприятно, как тогда, в театре, когда Эдвардас ей и Ирене рассказывал о Шиленай. — Какая чепуха! Какая чепуха!» — думала она и никак не могла понять, что чепуха — то, о чем пишет Эдвардас, или ее мысли.

«Не сердись, Эляна, что я пишу тебе об этих мелочах. Может быть, тебе совсем не интересно, конечно, не интересно, и даже немного глупо. Но я написал, и уже поздно вычеркнуть. Вычеркни ты сама.

А если говорить серьезно, то знай, Эляна, что я о тебе думаю день и ночь, бесконечно тоскую по тебе, ты мой цветочек, дорогой, любимый мой, и я страшно хочу тебя видеть. Только тебя одну. До сих пор не могу понять, почему так глупо все вышло перед отъездом в Москву. Ведь только несколько минут нужно, чтобы мы встретились, но увы!.. Как жаль, что в Москве нет со мной тебя! Жди меня и люби меня. На улице совсем светло. Начинается новый день».

В самом конце письма было написано: «Это место я поцеловал».

И все. Но Эляне показалось, что она уже не одинока — с нею были слова Эдвардаса, его душа, его дыхание. Так много!