Пинакотека Италия

Сиенская школа – одна из важнейших, и смотреть ее следует именно здесь, больше ведь негде. Штука в том, что в каждом городе есть нечто свое неповторимое, не обязательно картины.

Местные годами ходят одними и теми же дорогами, переставая замечать раритеты. Местные не смотрят «постоянную экспозицию», знакомую с детства, их заманивают в музеи временными выставками.

Историческая развеска, то есть наименее подвижное и интересное для музейщиков, нужно туристам, отмечающимся в городе «одним касанием», когда еще судьба занесет? В этой одноразовости города́ равны своим музеям, этой до предела сгущенной форме существования главных городских сущностей. А турист, едва ли не ежедневно меняющий место жительства, в погоне за экстенсивом новых впечатлений переезжая с места на место, с какого-то момента начинает воспринимать Италию огромной пинакотекой под блаженным, теплым небом. Переезжаешь из города в город, словно бы из зала в зал переходишь, из одной эпохи в другую. От стиля к стилю. От жанра к жанру. От одного концептуального (искусствоведческого и кураторского) подхода к какому-то совершенно другому.

Только составляющие каждой такой поездки остаются неизменными: момент прибытия – момент убытия, ну и то, что между. Твиты из Монте-Оливето-Маджоре и Сиены

Чт, 12:11: Снова искал возможность избежать Сиены на сегодняшний день. И мой товарищ по ФБ Михаил Шнейдер снайперски подсказал правильное место – аббатство Монте-Оливето-Маджоре в десяти километрах к югу от города, фрески в клуатре которого начинал Лука Синьорелли, а заканчивал Содома, так приятно поразивший меня вчера в Пинакотеке. Тем более что погода всячески мирволит загородным прогулкам: +23. Такое ощущение, что с каждым днем мы все глубже и дальше въезжаем в лето.

Чт, 12:44: Который раз уже мне помогает помощь ФБ-клуба, как это приятно и важно!

Чт, 13:48: Аббатство Монте-Оливето-Маджоре оказалось местом совершенно феноменальным, а стремительная экспедиция туда – лучшим впечатлением этих дней, несмотря на весьма крутую и серпантинистую дорогу все время вверх, вверх и вверх.

Пн, 12:44: В субботу в Сиене столпотворение (угораздило же), в воскресенье же она была уже более спокойна. В понедельник туристическая суета сжимает свой сфинктер до эпицентра у Площади и Дуомо. Но улицы-тоннели еще долго держат и хорошо сохраняют человечью дрожь…

Пн, 13:11: Со смотровой площадки недостроенного нефа «нового» Дуомо видно, какая Сиена маленькая – до полей и лесов вроде бы можно «рукой подать». Но это не так или почти не так: подобно всем средневековым городам на холме, Сиена резко уходит вниз и уже там растекается по всему околотку на долгие десятки километров… На вершине Масличной горы

Монте-Оливето-Маджоре стоит в 30 км от Сиены на вершине дикого холма и больше всего напоминает горный дом отдыха, окруженный могучими соснами и кипарисами с дорожками для неспешных прогулок за беседой о чем-то возвышенном. Так и хочется сморозить про «целебный воздух».

Держит аббатство орден оливетов – это место их первый и главный монастырь, основанный в 1313 году (название – в честь Масличной горы в Иерусалиме) для мужчин в эффектных белых одеяниях по щиколотки: я попал на службу в полутемном храме, и они (монахов здесь немного, всего-то пара десятков, как в каком-нибудь фильме типа «Имени розы») недурственно пели григорианские хоралы. Потом разошлись по монастырю, разлетелись, точно привидения. Все уже в возрасте, тихие, но не кроткие, сытые, лоснящиеся (можно заглянуть в их трапезную с барочными фресками и длинными сервированными столами вдоль стен), здоровающиеся с каждым встречным.

Главное, однако, было не в соборе, достаточно скромном, но в клуатре, расписанном Содомой. В Википедии этот цикл достаточно хорошо описан и даже зафотографирован, хотя показанные там снимки не передают целостности атмосферы, возникающей в монастырском дворике. Апофеоз Содомы

За четыре года (1505–1509) Содома расписал в клуатре 26 арочных проемов (и еще две фрески – на стенах входа) сценами из жизни св. Бенедикта, и это едва ли не лучший стенописный цикл, что я видел в жизни. Это уже не высокое, но очень высокое Возрождение – не случайно на одной фреске рядом со святым Бенедиктом Содома изобразил Леонардо и Боттичелли (а на другой себя, глядящего прямо в «камеру», с ручными барсуками у ног), пасторальные настроения которых (никакой героики и мышечных усилий Микеланджело) он продолжил, ну или же «творчески развил».

Отчасти это напоминает «пузырящийся» (словно бы выгнутый изнутри ветром) стиль Синьорелли, отметил я про себя, а уже дома прочитал, что Синьорелли то ли начинал этот цикл, то ли его заканчивал, проходясь поверх остроумных фантазий Содомы.

Героический эпос из «Золотой легенды» подается им элегически, чредой бытовых зарисовок с обязательными раздольными пейзажами, без пафоса и дурмана, разнообразными интерьерными подробностями и живыми характерами, точно он не житие святого описывает, но какой-нибудь «Золотой осел» иллюстрирует.

Он (эпос) и читается как роман, задуманный Содомой против часовой стрелки (это важно для понимания причинно-следственных связей story: кони, люди, странники, ремесленники и крестьяне, сеньоры и служанки, собаки на лежанках и дети на руках, а также постоянно возникающая по краям (то сверху, то сбоку, то снизу) всяческая нечисть). Причем видно, что все черти и дьяволята, выписанные с большим юмором, были когда-то и кем-то сведены, точно неудавшиеся татуировки, выскоблены в спазматическом приступе иконоклазма.

С сохранностью росписей очень интересно – они очевидно поновлялись, но кажется, что лица персонажей тронуты не были – они отчетливы, на них будто бы наведена резкость. Тогда как фоновые фрагменты, наоборот, расфокусированы, покрытые словно бы пеленой.

Или же, наоборот, поновляли лица и фигуры (складки одеяний, домашних животных, группы тел и лиц), а то, что ad marginem, оставили в прежнем виде. Как бы то ни было, ауру они хранят и передают – возможно, оттого, что добираются сюда, на вершину, по торным кручам, очень даже немногие. Хотя именно с Монте-Оливето-Маджоре я бы начинал все туристические экспедиции в Сиену (ну или в Тоскану), настолько места душеподъемны.

Арочные своды выполняют для живописных мизансцен, залитых разноцветным светом, роль небесной сферы, в которую жизнь так гармонично вписана, несмотря на многочисленных рогатых (они, впрочем, всегда малюсенькие и жалкие, как мокрые котята). Разглядывать эту чистую радость можно часами (никогда не думал, что сподоблюсь на такой оборот), пока не прорежется аппетит. Тут, в горах, надо сказать, он зверский (у въезда в аббатство есть слегка, э-э-э-э, дороговатое кафе, зато сам монастырь бесплатный), артистические рисунки Содомы и Синьорелли (разница между ними, кстати сказать, весьма ощутима на западной стороне дворика, сначала показалось, что сохранность подвела, но нет, тут и правда видно другую руку) действительно умиротворяют, разглаживают зрителю его внутренние морщинки. Временно примиряют с тем, что «по жизни» не нравится, с тем, что тревожит, волнует, покусывая эпидермис. Легкие они, воздуховодные, и близко очень – хоть и приподняты на стене, но до них можно дотянуться рукой. Вот что важно: они соразмерны человеку – мне, вам. Всем. Не как в храмах или в музеях. Вот откуда берется эффект «крупных планов», сменяющих друг друга даже в многофигурных эпизодах.

Когда братья-оливетанцы расходились после молитвы, они шли по драгоценному клуатру как по обычному проулку: эта красота уже впитана ими до донца, вот почему они такие сытые и свеженькие. А мне-то что: приехать, ахнуть и вновь вернуться по серпантину в низины – эта поездка с рывком на гору была как вдох и выдох, стремительна и ни на что не похожа, вот честно, даже сравнить-то не с чем.

Загрузка...