Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

По дороге в Лукку

В городах Тоскана прикидывается равниной – с горными кряжами на отдаленных задниках и размытыми границами переходов из одного агрегатного состояния суши в другое. Словно бы края умиротворенной равнины пытаются скрыться от фиксации, перейти в дрожь и сфумато: шоссе мчит из Пизы в Лукку как по книжному корешку – ровно по центру ландшафта, как по переплету, когда справа и слева расстилаются симметричные страницы с большими полями, строчками распаханных холмов, приподнятых ветром, картинами небольших городов с игрушечными куполами среди узоров черепичного супрематизма…

…путешествие пишется как фреска: потом уже рисунок не поправишь. Хотел сэкономить на Прато? Получай обратку: город экономит на тебе. Перепутал съезд на шоссе и проехал Пьяченцу – не будет в книге Пьяченцы.

Переезжая из Пизы в Болонью, я много думал о Ферраре как об очередном гнездовище на всю последующую неделю, но выбрал все-таки Болонью и не прогадал – она и логистически удобнее, и культурно гораздо больше, если уж самые сливки от города удалось мне за один световой день собрать.

Хотя заселись я в меланхолическую и словно бы выцветшую Ферарру на болотах, глядишь, неделя, окрашенная в полароидные оттенки, прошла бы иначе.

Вот и с Луккой, как теперь кажется, я напортачил, поселившись в Пизе, а не здесь: Лукка явно шире своих крепостных стен, превращенных в сплошной уютный моцион. Дело даже не в количестве церквей и коллекций, но в особенной атмосфере, требующей глубины проникновения – за сутки ее точно не осилишь.

С другой стороны, окажись я на подольше в Лукке, а не в Пизе, куда бы подевалась вся энциклопедия ностальгии и меланхолии, которую я пережил на тихих берегах Арно? Не дает ответа.

Никто не знает своего да и какого угодно будущего, а «ответ» – всегда ретроспективная реконструкция, шагающая по полям и крепостным стенам уже свершившихся свершений. Лукка внешних стен

В Лукке сегодня по всему центру, окруженному широкими оборонительными стенами, – блошиный рынок, где можно приобрести все для красивой жизни, от икон и картин до ампирных столов и кринок, скульптур и редких комиксов (не говоря уже об амбарных замка́х, стеклянной обуви, люстрах, висящих рядами, и полосатых мехах), пока идешь от Дуомо к Дому Пуччини.

Особенно от нашествия торговцев материализованным прошлым «пострадала», например, площадь перед кафедральным собором – Сан-Мартино XI века, так что к фасаду и не пробраться.

Вот и Вальтер Беньямин, всего на один день приплыв в Лукку из Генуи, точно так же попал на рыночный день. В «Улице с односторонним движением» («Не для продажи» в главке «Игрушки») он описывает механический кабинет в «длинной, симметрично, разделенной палатке» с куклами, пробуждающимися с появлением зрителей. Биографы философа Ховард Айленд и Майкл У. Дженнингс объясняют, что случайным соглядатаям куклы показывали «сложную историческую и религиозную аллегорию в помещении, облик которого определяют „кривые зеркала“ на стенах. „Не для продажи“ – одна из первых попыток Беньямина запечатлеть в образах то, как история искажает саму себя, отражаясь в конструктах сознания…»¹²⁸

Вопреки антикварному хламу, Лукка неожиданно оказалась весьма артистическим городом с массой самонадеянных магазинов и галерей, консерваторией Боккерини и культом музыки, восходящим понятно к кому. Из-за чего всплески блошиной активности, блестящие хромированными или хрустальными деталями на солнце, если, конечно, отойти от очередной площади слегка в сторону, начинают казаться установками механических оркестров, театральными ямами, которые музыканты оставили на время, чтобы перекурить перед премьерой.

А можно никуда с этих торжищ не уходить, бродить по рядам, живущим автономной жизнью, с задумчивым видом – первопуток, занесший туриста сюда, обеспечивает все степени отчуждения с лихвой, вполне с перехлестом: никогда не станешь своим, даже если поселишься где-нибудь на окраине, в доме XV века с толстыми стенами, протопить которые нет никакой возможности. Даже если в конце концов подхватишь и экспроприируешь стиль тосканского общения «под простачка», позволяющий включать любую степень наивности с закосом под неореалистические фильмы.

Внешне вроде бы простецкий, смешанный, совершенно беспафосный город, вообще не обращающий внимания на пришлых и временных людей, но изнутри вырабатывается в нем жизненная энергия, переливающаяся порой через края, тем более что они тут не слишком высокие: все в толщину ушло.

Лукка – город равнинный, и это выглядит исключением из всех правил: все предыдущие мои итальянские города в этой поездке, за исключением Пизы, громоздятся гнездами на деревьях. С точки зрения эстета и охотника за исключительными осязательными впечатлениями, церкви здесь не самые интересные (хотя в Кафедральный собор и продают билеты – 4 евро), ибо дух веет там, где живет и дышит.

Вот и крепостные стены здесь не разделяют город на до и внутри, как было в иных городах, но сшивают его, превращенные в уютный и широкий бульвар с яркими осенними аллеями, в единое целое. Да, именно: стены превращены в прогулочную зону, с одной стороны которой – средневековые кварталы, раскрывающие свои локальные подробности на высоте чуть ниже птичьего полета, с другой – поля изумрудных равнин, обращенных в газоны и парки.

Я обошел по этим фортификациям практически весь город, чтобы посмотреть на него сверху вниз и оценить масштабы – и сначала Лукка кажется большой, затем совсем крохотной, но потом, когда я выезжал через промышленные районы, город растянул свои щупальца чуть ли не до самой Пизы. Сидя на красивом искусственном холме, превращенном с помощью кирпичной кладки в прямоугольную дорогу, я вдруг увидел Лукку городом внутри кратера. Необязательно, кстати, лунного, так как он, несмотря на древность своей карты-схемы, внутри которой выдуваются пузыри пустот и площадей – например, на месте античного амфитеатра или швов снесенных кварталов, – весьма конкретен, предметен и осязателен. Впрочем, как и любой такой пункт, населенный избытком исторических реалий.

Однако разглядеть как следует Лукку свысока не получилось: она ведь принципиально соразмерна маленькому человеку типа меня, из-за чего возникает сначала будто бы предзаказанное состояние абсолютного урбанистического комфорта, а затем полное приятие улиц и домов, которые здесь любят красить в оранжевый и ярко-апельсиновый цвет.

***

Поля с фортификациями, покрытыми изумрудным газоном, заросли травяной щетиной по внешнюю сторону стены. Она и не воспринимается уже как нечто сотворенное человеком, настолько окультурена и превращена в природный объект. Путеводитель пишет, что Лукка никогда и ни с кем не воевала, хотя стены ее и были построены самым передовым для своего времени (1500–1645) образом: новизна идеи как раз и состояла в разведении вокруг города протяженных газонов. Строители специально оставляли за стенами огромные пустые пространства – чтобы неприятель был всегда на виду и не смог укрыться в подлеске.

Неприятеля добродушная Лукка так и не дождалась (из-за чего облик ее остался практически непотревоженным – с легкой запущенностью отдаленных районов, пустые улицы которых напоминают пейзажи де Кирико), хотя одна из ее самых больших площадей и названа в честь Наполеона, сыгравшего в местной судьбе роль грандиозную, но не такую переформатирующую, как в Венеции.