Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Еще твиты из Сиены

Вт, 13:49: Все свое прошлое таскаешь с собой, а тут еще настоящее разбухает до невиданных величин и плюсуется «по личной инициативе». Так сам ведь этого хотел и планировал – кратное расширение настоящего, «мгновения, которое сейчас», вот оно и растягивается, главное – не лопнуть. И знаешь, что не лопнешь, но все равно странно…

Вт, 22:36: Не вдруг понял, что мне надоела (или так: неинтересна) Сиена, что не хочется в нее выбираться из своего логова на соседнем холме: ездить по Тоскане приятнее – там простор есть, покой, у-ми-рот-во-рен-ность. А чтобы повернуть в сторону исторического центра, забитого такими же праздными прогульщиками, как и я, требуется усилие.

Вт, 22:40: Поэтому сегодня, на стадии планирования, в ход пошли крупные козыри: Сиенская пинакотека, которую невозможно же пропустить, – если не здесь смотреть сиенцев, то где еще?

Вт, 22:49: Пинакотека в Сиене очень хорошая – тогда ведь я еще не знал, что собрание в одном месте местных гениев, обычно разбросанных да разобранных всем прочим цивилизованным миром по городам, странам и континентам, – скорее исключение, чем правило. Пизе, Ферраре или Мантуе повезло меньше.

Вт, 22:50: Музей этот даже за какие-то 4 евро (по пресс-карте бесплатно) особой популярностью не пользуется. Висит на балансе города. Хотя по музею и ходят отдельные англоязычные пары, знающие историю искусства и цокающие языком у небольших досок Дуччо или Симоне Мартини.

Вт, 23:01: Под постоянную экспозицию пинакотеке отведено средневековое Палаццо Буонсиньори с темными внутренними дворами.

Вт, 23:06: Ведут сиенские музейщики себя очень странно: то, что открыто до обеда, может быть закрыто после сиесты – какие-то залы или даже отдельные крылья палаццо; из-за этого целиком осмотреть коллекцию сиенской пинакотеки за раз не получится.

Вт, 23:26: Так что нужно уточнять: самое большое впечатление от второго (точнее, первого) экспозиционного этажа в том виде, какой выпал на мой визит, – сочные громады Содомы, а также зал синопий к фрескам и композициям на полу в Дуомо работы Беккафуми.

Ср, 00:27: После пинакотеки остаток светового дня решил потратить на церкви. Но вход в церковь Сан-Николо (Беккафуми), соединенную с университетом, не нашел, как не попал и в Санта-Агостино (Синьорелли, Лоренцетти), включенную в состав консерватории, – там тоже была вахта с охранником.

Ср, 00:27: И тогда я решил вдарить по базиликам – Сан-Франческо, Сан-Доменико и, если хватит времени (так как они расположены на разных краях Сиены – уже возле городских стен), Санта-Мария-деи-Серви. Впрочем, уже без особого воодушевления – в Серви почему-то я даже и заходить не стал.

Ср, 00:29: Ну то есть нашел ее, вышел на майдан перед – и прошел мимо: ноги думали быстрее глаз и всех прочих желаний.

Ср, 00:40: Капелла с росписями Лоренцетти слева от алтаря Сан-Франческо оказалась закрыта на реставрацию. В храме пусто, как на ночной площади.

Ср, 01:05: Больше повезло в Сан-Лоренцо (XIII век), где капелла, от пола до потолка расписанная Содомой, находится наискосок от входа. И здесь светло.

Ср, 02:58: Вот что важно – экспедиция к отдаленным базиликам показала мне непарадную Сиену предместий и «простых людей», удивив тем, что город не полностью принадлежит туристам.

Если верить Стендалю («История итальянского искусства»), видимо, идущему по стопам Вазари, то Сиены не было, а живопись началась во Флоренции. Зато вся из себя сразу такая жизнерадостная и ренессансная.

Искусство Сиены открылось намного позже, уже в ХХ веке, после знаменитой книги Бернарда Беренсона, повлиявшего на мое (наше?) восприятие больше других искусствоведов.

Все восторги Стендаля достались в основном Высокому Возрождению и болонским академикам, от которых нынешний глаз устает больше, чем от чего бы то ни было. И в этом мы такие же заложники своего времени, как Стендаль и Гете – своего: впечатления от картин могут являться таким же памятником истории оптики и мысли, как и конкретные предметы конкретных времен.

Наша всеядность тем не менее служит возвышению Сиены – примитивы кажутся нам, уставшим от равнодушной природы Высокого, рифмующейся для нас с началом гладкописи и академизма, в который оно выродилось, не только особенно стильными, но и повышенно спиритуальными.

С тех пор как Рескин обозначил конец религиозной живописи Венеции (где все случилось вообще-то позже, чем в остальных центрах итальянского гения) 1432 годом, в сознании многих знатоков и любителей искусства истинно подлинное и самое настоящее осталось там, до этой разделительной черты.

Ну то есть в Сиене. Пинакотека как гений местности

Который раз убеждаюсь: лучше всего породу места можно понять по особенностям коллекций главного городского собрания. Особенно если оно художественное. Может быть, кому-то ближе истории, рассказываемые базиликами и соборами, местной кухней или набором региональных специалитетов, но я-то точно знаю – именно собрание картин, заключенных в конкретные стены, являет подлинный гений местности⁸³.

Начало отсчета и первые артефакты, личные пристрастия энтузиастов и главных донаторов, взлеты заполнения новых зданий, периоды их запустения.

Наконец, реперные точки самого харизматичного руководства, совпавшего с эпохами революций и войн, транзита власти и смены парадигм – философских ли, религиозных, попросту модных. Плюс общее впечатление от набора главенствующих направлений и стилей, имен (их количество и качество, смена поколений) и магистральных сюжетов.

Иногда, кстати, даже и техники живописи (темпера ли, масло, а то и вовсе синопии) особенно важны.

…………………………………

Пинакотека в Сиене очень хорошая – впрочем, примерно такая же, как в Перудже: главное собрание местной школы. Что-то вроде местного отделения несуществующей итальянской Третьяковки.

Заведение, надо сказать, подзаброшенное: вход – с ленивыми смотрителями, живущими своей непонятной жизнью. Нет даже книжного магазина или хотя бы сувенирной лавки, часть залов второго этажа вовсе закрыта. Бонусом – смотровая площадка в зале скульптуры и многовековое отсутствие ремонта, из-за чего залы кажутся аутентичнее поновленных картин.

Под показ фондов городских художественных коллекций в Сиене отведено два этажа Палаццо Буонсиньори – весь второй этаж занимают византийские иконы, плавно переходящие в Возрождение, сначала «низкое», готическое, затем более высокое, одухотворенное дыханием близлежащей Флоренции.

Этот период, начинающийся с пучеглазых идолов Гвидо де Грациано, расположен в первых анфиладах особенно плотно – потемнелые, как обугленные, мадонны и святые, словно бы плавающие в бальзаме жидкого золота, таинственно бликующего при плохой подсветке, сгущают воздух до музейного конденсата. Святые и Спасители пойманы этим золотом, запаяны в его бесконечности совсем как в янтаре, особенно глазастые и выразительные.

Кстати, Симоне Мартини в этих залах доренессансных примитивов не так много – видимо, развезли по выставкам да гастролям как главный сиенский специалитет времен максимального расцвета города.