Хроника взятия Сеуты

ГЛАВА XXX. Как Король написал фидалгу, чтобы они приготовились к выступлению со своими сыновьями, и о великом движении, что возникло тогда в королевстве относительно тех приготовлений

Кто мог о ту пору говорить о чем-либо ином, кроме как об оружии и приготовлениях к войне? Ибо вслед за тем Король написал всем сеньорам, и фидалгу, и важным людям (homens de conta) свои оповестительные письма (cartas de percebimento), в коих давал им знать, как он, ради службы себе и чести королевства, приказал поставить своих сыновей, ss. [scilicet, «а именно»] Инфанта Дона Педру и Инфанта Дона Энрики, командующими своим флотом, дабы служить ему в том, что он повелит, с каковыми [своими сыновьями] ему было бы угодно, чтобы отправились те, кому он таким образом писал; посему он повелевает им, дабы они тотчас приготовились, чтобы отправляться с теми [Инфантами] в оном флоте, и в первую очередь дали бы ему знать о тех воинских отрядах (gentes), коими они имеют в виду послужить ему, дабы отпустить (desembargar) им их денежные средства и жалованья для подготовки их и оных их воинских отрядов.

И с сим столь великое рвение поднялось в королевстве, что повсеместно люди вовсе перестали работать, поскольку одни были заняты чисткой своего оружия, другие — распоряжениями о заготовке бисквитов и засолке мяса и [прочих] припасов, иные — починкой кораблей и устроением оснастки (aparelhar guarnicoes), таким образом, чтобы в час нужды не оказалось бы у них ни в чем недостатка. Однако в основном происходило сие движение в городах Лиссабоне и Порту, поскольку обыкновенно не имелось там никого, кто был бы свободен от сих забот; и столько было суматохи (revolta) в подготовке сих вещей, и таковой она была, что когда воцарялось спокойствие, то ясно слышался шум (arruido) вдоль весьма немалой части мест Рибатежу [194].

И, по правде, то была прекрасная вещь для созерцания, ибо по всему тому побережью [195] стояли на якоре (jaziam) суда и корабли, на коих днем и ночью сновали конопатчики (calafates) и иные мастера (mesteirais), что исправляли их недостатки. С другой стороны, лежало множество зарезанных быков и коров, и там же [было] множество людей, одни чтобы свежевать, другие — резать и засаливать, иные же — помещать в бочки [обычные] (toneis) и большие (botas), в коих [мясо] должно было отправляться. Рыбаки и их жены пеклись о том, чтобы выпотрошить и засолить мерланов, и акул (cacoes), и скатов, и подобных [им] рыб, коими все места, где только солнце имело наибольшее приволье (assossego), были заполнены. Что до монетных мастеров, то и днем и ночью их молоты никогда не пребывали в покое, таким образом, что даже если бы какой-нибудь человек и сказал что-нибудь крича меж тех плавильных печей (fornacas), то едва ли был бы понят. И бондари немало были заняты тем, что изготовляли и чинили сосуды для вина, и мяса, и иных припасов; портные и стригали (tosadores) [196] — тем, что заготавливали ткани и шили ливреи разнообразных видов (libres de desvairadas guisas), каждую так, как сеньор тех ливрей [обладатель данной геральдической символики] приказывал сделать; плотники — тем, что пригоняли бомбарды и троны (trons) [197] и настраивали (enderencar) все прочие артиллерийские орудия, каковые были многочисленны и велики; веревочники — тем, что плели подъемные канаты (guindaressas), и тросы (estrenques), и швартовы (cabres) [198], и много иных веревочных изделий из льна (cordoalha de linho), кои делали они как для кораблей страны [Португалии] (navios da terra), так и для [судов] извне, ибо все могло быть починено в сем королевстве.

Кто смог бы перечесть порознь работы, коими занимались те люди, — ибо не было никого, кто был бы освобожден от тех обязанностей? И хотя старики, по причине своего возраста, знали, что им надлежит остаться [дома], они, однако же, проявили немалую заботу в том, чтобы разведать (escoldrinhar), какова воистину была сторона, куда тот флот должен был совершить свое плавание. И насчет сего они имели большие обсуждения (departicoes), ибо сие занятие в основном оставляет природа старикам, по причине многих вещей, кои они зрели и изведали, и потому что они уже свободны от страстей, каковые юношам не оставляют свободной возможности проникать напрямую в суть вещей (para cuidarem direitamente as coisas); и хотя их проницательность и была столь остра, не нашлось там, все же, никого, кто смог бы определить истинную сущность (certidao) того деяния. Ибо одни говорили, что Король посылал Инфанта в Англию, дабы женить в том королевстве весьма почетно, и что его братья отправлялись с ним вместе с тою мощью войск и военного снаряжения (corregimentos de guerra), чтобы помочь Королю [Английскому], своему кузену [199], завоевать королевство Францию. Иные говорили, что Король отправлялся на королевство Наапули (Naapuli) [Неаполя], поскольку [тамошняя] королева вдовствовала, и что она написала Королю, дабы он послал туда одного из своих сыновей, чтобы тот женился на ней и получил власть над королевством [200]; и что в том же самом путешествии им предстояло поступить подобным же образом в королевстве Сезилии (Cezilia) [Сицилии] [201], и что по сему-то Король и отправлял вот так тех двух сыновей — по причине двух бракосочетаний.

Другие говорили, что Король в начале той войны (demanda), что имел он в королевстве Кастильском, обещал отправиться с паломничеством в Святой Дом Иерусалимский [202], с тем чтобы Господь Бог дал ему победу над его врагами; и что, поскольку Господь Бог дал ему таким образом то положение [победителя], а [члены] его [королевского] совета не были согласны с тем, чтобы он отправился вовне своих королевств, он и отправлял туда [теперь] своих сыновей с такою мощью по двум причинам. Первая — дабы они свершили паломничество за него и смогли бы пройти по всем [святым] местам без страха пред каким-либо человеком; при сем [утверждавшие сие] говорили еще, что когда [ранее] туда отправился граф Барселуш, то сие-то и было основною причиной его поездки, ss. [scilicet, «а именно»], что его направил туда его отец с намерением осмотреть тот Святой Град, и порты, и якорные стоянки, что имелись на том Средиземном море (mar medioterrano) и в том порту Яффском (porto de Jafa) [203], где оно имеет свой предел; и, что касается сего моря, то начало свое оно берет чрез пролив Сеуты [Гибралтарский]. Вторая же причина была та, чтобы они [Инфанты] доставили тот Гроб Господень вместе со всеми прочими святыми реликвиями, кои могли быть найдены в том городе и его пределах.

Иные говорили, что [Инфантам] предстояло отправиться на город Брюгге [204], по некоторым причинам, кои они [так утверждавшие] приводили [в доказательство того], что Король должен был так поступить; каковые мы не оглашаем здесь пространно: поскольку их столько и со столькими частностями без полезного [для нас] результата, мы почли за лучшее оставить их, дабы дать место иным вещам.

Другие говорили, что Инфантам все-таки предстояло отправиться на герцога Голландского, тем образом, о коем вы уже слышали; ибо, хотя тот секрет и был таким притворным образом (assim enfingidamente) утаен, те, кто отправились с Фернаном Фогасой, поведали о нем своим друзьям, и чем более они наказывали тем держать его в тайне, тем скорее (mais asinha) те его раскрывали; поскольку та вещь [секретность] нарушается тем скорее, чем большую силу защиты несет в себе, когда из страха пред каким-либо наказанием ее не дозволяется нарушать.

Говорили еще некоторые иные, что, поскольку в Авиньоне в то время был антипапа, называвшийся Климентом седьмым [205], коему подчинялась вся Испания кроме сего королевства Португальского, Король как верный и католический христианин, всегда державший [сторону] папы в Риме, воистину полагая, что тот был прямым наместником (vigairo) Нашего Господа Бога вместо апостола Святого Петра и истинным пастырем Святой Церкви, посылал своих сыновей, желая положить конец подобному расколу, что имел место среди христиан; и что Инфанты отправлялись с такою мощью потому, что если бы некоторые из тех его [папы Римского] подданных часом пожелали бы возвратиться к сему [расколу], то Инфанты имели бы при себе такие силы, что смогли бы дать тому отпор.

Другие говорили, что тот флот в основном направлялся на Нормандию, поскольку Король находил, что имел на нее право, по причине Короля Дона Афонсу, что был прадедом его отца, Короля Дона Педру, каковой был графом Булонским (conde de Belonha) [206].

Прочие говорили многие иные вещи, столь разнообразные, что их было бы долго записывать, поскольку определено есть в Священном Писании, что там, где правда скрывается, слова умножаются гораздо более. И хотя как сии, так и многие иные разноречия (desvairos) ходили между ними, не было, однако, никого, кто смог бы определенно, ни даже приблизительно (nem assim apalpando), говорить о городе Сеута; насколько нам удалось обнаружить, единственно один еврей, служитель Королевы Доны Филипы, коего прозывали Черный Йуда (Yuda Negro) [207], бывший великим трубадуром, судя по песням (trovas) того времени, в одной песне, что послал он эшкудейру Инфанта Дона Педру, звавшемуся Мартин Афонсу ди Атогия, сообщая ему новости двора, говорит обо всех сих вещах, что мы поведали, и о многих других, среди коих в заключительном стихе четвертого куплета говорит, что наиболее рассудительные разумели, что Король пойдет на город Сеуту. Но то, что они сие разумели, он ведал не чрез какой-либо верный знак, им узренный, но лишь чрез суждения эстреломии (estrelomia) [208], в коей он был весьма сведущ.