Малую задержку (tardanca) допустило солнце, начав повседневную свою работу, ибо была то среда двадцати одного дня месяца августа, в каковую царственная та планета входила в шесть градусов знака, называемого Девою, и в тот час, когда Ганимед начал разрывать первый покров восточного сумрака [343].
Люди на флоте, что в начале ночи были [достаточно] утруждены — одни укладыванием своего багажа (fardagens), другие — приготовлением снастей своих кораблей, все еще были немного сонными, и когда узрели свет солнца, что простирало лучи свои по корпусам (arcas) их кораблей, начали будить друг друга, зовя [товарищей] по их именам, и затем принялись перекладывать свое оружие, проверяя его со всех сторон, не имело ли оно какого-нибудь изъяна. Другие ходили с инструментами в руках, взявшись за молотки, чтобы починить свои доспехи. Иные проверяли тесемки своих камзолов (giboes) [344], имели ли те ту крепость, что им надлежала. Иные вспоминали о своих грехах и ходили, разыскивая своих аббатов [исповедников], являя Богу великое раскаяние, что имели они в сердцах своих. Иные пробовали свое оружие, беря секиры и простирая руки свои в одну сторону и другую, дабы увидеть, не причиняется ли им неудобства в какой-либо части. Иные вытаскивали мечи из ножен и начинали потрясать (brandir) ими, проверяя, такой ли был у них клинок, какой им подобал.
— А-а, — говорили они, — добрый меч, ведь, когда Бог [того] захочет, сможешь ты рубить поверх панцирей (solhas) [345] и кольчуг! Сегодня же мы увидим, что сможешь содеять ты поверх плоти сих собак, что не могут стерпеть никакого [защитного] покрытия!
Иные открывали запоры своих сумок (carraduras das suas botas), в коих везли свои бисквиты, и угощали друзей своих лучшими кушаньями, что у них имелись.
— Поедим, — говорили они, — ибо может статься, что сей день есть наш последний, и коли Бог по милости своей оставит нас живыми, то после победы не будет у нас недостатка в пище.
Были там и такие, что уже приобрели цвет такой, какой смерть должна была придать им спустя немного времени. Иные же были столь радостны, что уже на лицах их проступало предчувствие победы.
Равно и мавры нисколько не бездельничали, ибо не переставали улучшать все вещи, кои, как они ощущали, могли послужить им для их защиты; и так они перебегали по тем стенам из одной стороны в другую, показывая, что никакой страх не нашел прибежища в их сердцах.
Но иная забота лежала на маврах-стариках и всех тех, кто ведал об объявлении тех знаков, о коих мы уже сказали: и одни занимались тем, что прятали свое добро, другие пребывали босыми в своих мечетях, с телами, простертыми пред реликвиями их пророков, прося милости у божественных добродетелей, дабы они пожелали привести то деяние к концу такому, чтобы город их не оказался сокрушен пред гневом того короля.
— О Боже! — говорили они. — И для чего же было основание такого города, чья знатность в краях Африканских имела венец, коли краса наших улиц должна окраситься нашею кровью? А ты, святой пророк Мафамед (Mafamede) [Магомет], что в доме Божьем имеешь второй престол, почему не откроешь очи божественного твоего величества и не взглянешь на нас, что живем по твоему правилу (deceplina), — не дай же нам таким образом подпасть под власть сих неверных, что в такой гордыне желают уничтожить твой закон. А коли ты ведал, что граду твоему суждено было стать домом христиан, — почему не раскрыл [того] нашим отцам, дабы они дали ему расселиться? Но ныне, когда кости их уже обратились в прах вокруг святых твоих мечетей, чьи стены они [отцы] воздвигли своими трудами, и нам ныне надлежит быть подле них, — ныне желаешь ты дать одобрение тому, чтобы мы отправились на поиски [новой отчизны] в чужие земли, стали бы на равных с теми (participar com aqueles em igualeza), кто по причине знатности нашего города жили у нас в подчинении! Воистину, божественное твое милосердие не даст одобрения на [то, чтобы пробил] час подобной жестокости, а коли величина грехов наших заставят тебя то одобрить, то услышишь ты наши стенания посреди града нашего, когда примем мы последние удары пред алтарями святых твоих мечетей, пролив кровь свою на могилы отцов наших, и когда будем мы там распростерты, ты примешь души наши, что изойдут из наших тел. А наши жены и дети, что избегут жестокости злого железа, обреченные на пленение, перейдут в края Испанские, где многие из наших родичей уже имели такое господство, и там внуки их будут влачить жалкую жизнь из-за нехватки небесной помощи, а более всего сила неволи заставит их отринуть твой закон, о чем ты среди всех прочих вещей должен будешь сожалеть более всего. Гляди же теперь, с каким состраданием сможешь выдержать ты все сии вещи; и что за польза была нам от того, чтобы хранить закон твой и следовать заповедям твоим, если в час столь неотложной необходимости не приходишь ты на помощь (nao acorres) к сему злополучному народу с небесною твоею помощью?