Хроника взятия Сеуты

ГЛАВА LXXII Как шлюпка Жуана Фогасы стала первою вышедшею наружу, и как Руй Гонсалвиш первым ступил на землю, а за ним и все прочие

Все те речи, что таким образом изложил (razoou) Мартин Пайш, придали великой крепости и умножения веры всем, сколько ни находилось на той галере, — тем более что на всех прочих кораблях не было проведено подобного акта (auto). Солнце же начало уже пригревать, и люди раздражались почему так запаздывал сигнал, который должен был быть им подан для высадки на сушу; а затем уж и мавры стали расхаживать по берегу, действуя на свой манер (fazendo suas maneiras), чем вселяли великое волнение (alvoroco) в людей, пребывавших на кораблях; и каждый желал бы высадиться, кабы не питали они страха пред запретом (defesa) Короля.

Однако Жуан Фогаса, что был ведором [управляющим] графа Барселуша, не смог вынести подобной задержки и велел направить свою шлюпку прямиком к пляжу; и первым человеком, кто высадился на сушу, был Руй Гонсалвиш, командор Каньи (Canha), каковым он был впоследствии, и ведор Инфанты, супруги Инфанта Дона Жуана. Однако не столь легким для повержения нашли его мавры, как раньше говорили они Сала бен Сала; ибо как только он оказался среди них, то начал ранить их столь мощно, что заставил их отдалиться от того места, где предстояла высадка со шлюпок. И Инфант Дон Энрики, поскольку имел свои сходни несколько удаленными от суши, поместился в одну из шлюпок, что проходила там, и взял с собой Эштевана Соариша ди Мелу и Мена Руиша ди Рефойюша, что был его алферишем [знаменосцем], и приказал, чтобы трубы подали мощный сигнал всем остальным высаживаться на сушу. И как только Инфант был на пляже, людей стало прибавляться; и Руй Гонсалвиш, что высадился первым, был уже на передовой средь мавров, и один немецкий дворянин в его обществе, каковые повергли одного большого мавра, что среди всех прочих выказал наибольшую крепость.

Но сейчас надлежит узнать о том, как Инфант Дуарти, будучи отважным рыцарем, сошел со своей галеры, в то время как отец его занимался тем, что командовал другим флотом; и он отправился к той пристани, где высадился на сушу Инфант Дон Энрики, и когда он высадился на пляж, с ним рядом были Мартин Афонсу ди Мелу и Вашку Ианиш Корти-Риал; и так же поступили бы и многие другие, но из страха пред отцом его не стали того делать.

И с сим христиан, высадившихся на том пляже, было уж верно до ста пятидесяти; и так начали они весьма мощно биться с маврами, часто поражая их своим оружием, до тех пор пока силою не заставили их уйти чрез врата Алмины. И первым человеком [со стороны христиан], кто оказался внутри с ними, был Вашку Ианиш Корти-Риал, а затем и прочие вслед за ним. И когда они сражались вот так с маврами, случилось, что Инфант Дон Энрики узнал своего брата, ибо хоть Инфант Дуарти уже продолжительное время (pedaco) находился среди мавров, не уразумейте так, что люди в подобных местах, тем более будучи в доспехах, могут быть столь быстро узнаны. Однако когда Инфант таким образом узнал своего брата, то почтил его весьма великим приветствием, говоря, что весьма благодарил Господа Бога за то, что Тот дал ему столь добрую компанию.

— Вам же, сеньор, — сказал он, — я весьма ставлю в заслугу добрую волю, что возымели вы и имеете, дабы прийти нам на помощь.

Не то было место, сообразно времени, когда можно было сказать много подобных слов, поскольку копья и камни метались не зазря. И в сем они [христиане] таким образом теснили мавров к вратам города, раня и убивая их безо всякой пощады, ибо было уже с Инфантом подкрепление (melhoria) из трехсот человек; и там они устроили свою битву с намерением дождаться Короля, как то было им приказано.

— Не кажется мне добрым, — сказал Инфант Дуарти, — чтобы нам допускать сейчас какую-либо задержку, поскольку сии мавры сейчас рядом с нами; и если мы оттесним их вот так, может статься, что когда они войдут, мы войдем следом ними, или по крайней мере прижмем их настолько, что они не смогут закрыть ворота, а тем временем подойдут наши люди, и мы войдем им наперекор.

Инфант Дон Энрики ответил, что то казалось ему весьма добрым, и с сим они начали преследовать мавров, в то же время заставив их отступить от водохранилищ одного фонтана, что там имеется, куда стекала вода (em que se coaua agua), когда прибывала с вершин тех холмов.

И среди тех мавров был один крупный и курчавый, совсем нагой, что не имел никакого иного оружия, кроме камней; однако же те, что он бросал рукою, казалось, вырывались не иначе, как из какого-нибудь трона или колобреты [361], — с такою силой они были кидаемы. И когда мавры были таким образом оттеснены, как мы уже сказали, тот мавр обратил лицо по направлению к христианам, и нагнул тело, и послал столь великий удар камнем Вашку Мартиншу ди Албергария поверх бацинета [362], что снес ему напрочь забрало; да и самый вид того мавра немало был страшен, ибо тело он имел все черное, такое, как у ворона, зубы весьма крупные и белые, губы же весьма толстые и вывернутые [наружу] (revoltos).

Однако Вашку Мартиншу не забылось отплатить ему за его труд, ибо, хоть тот удар камнем и был весьма велик и [пришелся] в подобное место, Вашку Мартинш не утратил бдительности; и не возымел еще мавр времени оборотиться в другую сторону, как он ускорил свои шаги, и пропустил копье чрез руки, и продел его [мавра] чрез него от одной стороны до другой. И как только тот мавр был убит, тотчас все прочие показали спины и укрылись в городе, христиане же [бросились] им вслед.

И относительно входа в те ворота имеется много расхождений (devisoes) [о том, кто вошел первым], в особенности среди тех, кому случилось быть там поблизости; каковые, имея желание обрести славное имя, присвоили себе честь того входа, а еще хуже было то, что многие, что пребывали еще на кораблях, сказали в некоторых местах, что та честь принадлежала им. Однако же правда в том, что Вашку Мартинш ди Албергария был тем, кто первым прошел чрез врата города, и говорят еще, что, достигнув врат, он издал великий боевой клич (apupo) и, потрясая копьем, сказал: «Вот идет [клич?] Албергарии!» (Ja vai o da Albergaria).

И так же, как он был первым, кто вошел в город, так же он содеял впоследствии своею рукой много дел по превосходству как благородный рыцарь, каковым он был. Первым же королевским знаменем, что вошло в город, было знамя Инфанта Дона Энрики; и поистине знамя то должно быть хорошо знакомо среди всей знати и рода тех Маринов [Маринидов], ибо много раз было оно впоследствии развернуто среди великих их скопищ, когда учиняема была великая погибель среди мавров, как о том в дальнейшем во многих частях нашей истории мы намереваемся поведать. И не было там иного знамени, ни штандарта, не считая лишь одного знамени Мартина Афонсу ди Мелу и одного штандарта Жила Ваша. И когда Инфанты вошли [в город], с ними вошло что-то около пятисот воинов.