Хроника взятия Сеуты

ГЛАВА LXIX Как Король приказал приготовить галиот, в коем отправился дать указание всем капитанам флота о манере, коей им следовало держаться

Когда Король узрел, что солнце начало пригревать и что все его люди были заняты работами по приготовлениям и сборам (trabalho de se correger e perceber), он приказал снарядить галиот и поместился в него, хоть на тот момент и был более необходим [ему] отдых, чем труд, поскольку случилось так, что, желая подняться на свою галеру, когда она находилась с другой стороны Барбасоти, он поранил ногу. И по причине великих трудов и потому что рана оказалась немаленькою, было на той ноге большое воспаление, каковое с каждым днем делалось больше, и нет для болезни в подобных местах средства лучшего, нежели предаться покою. Со всем тем, однако, Король не явил тому никаких иных признаков, кроме того, что отказался носить ножные доспехи. И так, надев кольчугу, и с беретом на голове, и своим мечом на поясе проехал он по всем тем кораблям, давая указание каждому [из капитанов] о манере, коей им надлежало держаться; и при том он имел вид свой радостным, что всем показалось явным знаком победы.

И когда он говорил с теми капитанами, все прочие [люди] с кораблей выходили на борт, дабы послушать его слова, и не меньшее усилие прикладывали к тому, чтобы услышать их, нежели когда б ведали наверняка, что Бог посылал им ангела небесного, дабы их произнести.

— Все, — сказал он [Король], обращаясь к капитанам своего флота, — держитесь указания того, чтобы никто из вас не выходил на сушу [прежде], нежели узрите, что мой сын Инфант Дон Энрики занял берег, с той стороны, где он пребывает, держа, однако же, все ваши шлюпки приготовленными таким образом, чтобы с малою задержкой вы могли бы оказаться в том месте, где окажется Инфант.

И прибыв на галеру Инфанта Дона Энрики, он начал улыбаться и спросил, в какой точке находились его приготовления.

— В той, в какой вы зрите, сеньор, — ответил тот, — все стоит снаряженным и все ваши [люди] на местах (? — acerca dele) на борту своей галеры; и так же пребывают все прочие в сем флоте, что вы сюда направили.

— Вот видишь, — сказал Король, — не сказал ли я тебе, что еще до рассвета мой сын должен быть полностью готов, ибо в такое время как это он не замедлит утратить сон на протяжении всей ночи, не показывая своим видом, что это стоит ему труда. Так что, сын мой, — сказал он, обращаясь к Инфанту, — с благословением Божьим и моим, когда настанет час, ты уже знаешь, что тебе надлежит делать.

Как только тот благородный принц, обладатель стольких добродетелей, Инфант Дуарти, узрел своего отца вне галеры — ибо оба находились на одной в тот день, — то приказал принести свое оружие с намерением быть вместе с первыми в совершении того деяния; и, начав вооружаться, случилось ему получить малую рану в одну из рук.

— Воистину, сеньор, — сказали те, кто там находился, — недурно было бы вам избегнуть вашего выхода на сушу на этот день, ибо пролития сей крови стоит весьма опасаться, ведь то есть сигналы, что порой оборачиваются добром, если человек пожелает охранить себя чрез их предупреждение; так, говорят, поступил один римский консул, когда, будучи готов сражаться с Ганнибалом около города Таранто, чрез лицезрение подобного рода сигнала он избегнул своего выступления в тот день, вследствие чего спас жизнь свою и всего своего войска.

И Инфант, услыхав те суждения, начал смеяться им в лицо, говоря, что весьма дурно сумели они разгадать истинное значение того знака.

— Поскольку сие хочет сказать, — сказал он, — не что иное, как то, что, подобно тому, как на сей моей руке изначально выступила кровь, так я сегодня же пущу ею, с милостью Божьей, столько крови из тел неверных, до тех пор пока не узрю их выходящими пред собою вон из своего города благодаря силе своей руки.

И в самом деле, усилие оного принца [в тот день] было велико; и хотя он и сказал те слова в шутку, верно было то, что меч его в тот день был много раз омыт в крови, ибо тому, кого он поражал пред собою первым ударом, уже не требовалось дожидаться второго; а были и такие, что встречали там свой смертный час.

И поскольку все те [люди] Инфанта ощущали великую радость, что у него имелась, в то время как надевали на него оружие, то беседовали, затрагивая многие вещи касательно своих развлечений, говоря о том, к чему мужи юные более всего склоняют свою волю, ss. [scilicet, «а именно»], о благосклонности своих подруг.

— А вы, сеньор, — сказал Фернанду Афонсу ди Карвалью, что был пажом Инфанта, — должны свершить какую-нибудь вещь по превосходству ради любви вашей дамы!

— Кабы ты напомнил мне, кто она, — ответил Инфант, — в такое время, дабы я имел возможность свершить ради ее любви вещь столь выдающуюся, чрез кою смог бы обрести ее милость.

Хорошо выказал Инфант, говорит автор, чрез те суждения, что мало было ему дела до дам, ибо если б он поистине был [пылким любовником], не нужно было б ему иного напоминания, нежели то смертельное смятение, что любовники добросовестные силою причинности носят запечатленным в своей груди.