Много раз говорил я в предшествующих главах, с какою заботой и усердием всегда сохранялся секрет того деяния до того момента, когда нарушение его уже не могло принести никакого вреда. И посему постановил Король с согласия своего совета, дабы он был там оглашен, для какового дела он приказал читать проповедь магистру брату Жуану Шира [286], каковой, извещенный о том, что ему следовало говорить, поднялся на свою кафедру, проповедовать пред тем народом. И хотя дан ему был весьма краткий промежуток [времени], он как человек, весьма преисполненный учености, сказал много вещей великой авторитетности, из коих мы берем некоторые малые части, так, как можем постичь их согласно длине времени, дабы нам сопроводить нашу историю.
— Думается мне, — сказал он, — что после того, как Король, наш сеньор, принял решение об исполнении (enxucucao) сего деяния, стали ходить среди вас, прочих, разнообразные суждения относительно его намерения, с немалым желанием узнать его истинную цель; он же как государь весьма благоразумный, остерегаясь (acaudelando-se) ущерба, что мог произойти для вас и для него, всегда сохранял свой секрет, как и подобает величию подобного деяния.
— Теперь же, почтенные сеньоры, когда он чувствует, что разумно будет вам его открыть, он доводит до вашего сведения, что, приняв во внимание многие и великие милости, кои Бог оказал сим его королевствам и вам, прочим, его народу, даровав ему столько и столь великих побед над его врагами, вследствие коих он привел дела свои к такому завершению; и поскольку, в ходе занятия теми первыми делами, хотя бы то и было супротив его воли, было причинено много вреда христианам, за каковой он всегда желал свершить полную епитимью — не потому, что ощущает он совесть свою тем отягощенною, ибо малой вины заслуживает тот, кто грешит без согласия своей совести, но потому, что доброй воле пристало, как говорит Святой Бернард [287], узнавать вину [даже] там, где человек неповинен, — пожелал он быть подвигнутым на то, чтобы свершить такую службу нашему Господу Богу, чрез какую он заслужил бы для себя и для вас, прочих, часть Его славы, каковая [служба] поистине не могла бы быть большею, нежели дать бой врагам нашей святой католической веры. Ибо тот, кто может противодействовать греху и не противодействует, чрез само сие сочувствие как бы его одобряет, как то написано в третьей причине и третьем вопросе декрета (degredo) [288], где сказано, что если кто может противодействовать и помешать злодеям и того не делает, то есть не что иное как оказание услуги их злодейству, и не избегнет тени подозрения в тайном соучастии (companhia escondida) тот, кто явным образом зрит грех против святой веры и не противодействует ему. И, таким образом, он [второй тип] не лучше того [первого], каковой есть не что иное, как подобие тех врагов, что то свершают (e pois tal como este, que e outra cousa senao semelhavel aquelles inimigos que o fazem), вследствие чего он достоин и заслуживает той же самой кары, и посему должен быть судим Богом. Ибо как говорит апостол [289] в первой главе своего послания к Римлянам, не только лишь те, кто суть против веры, достойны смерти, но и те, кто с сим соглашается, не противодействуя тому всеми своими силами. Каковой вещи вследствие представляется, что тот, кто держит себя за католика и истинного христианина и со всею своею силой не отдает себя [при том] защите своей святой веры, не есть настоящий рыцарь и член [Церкви] (nembro) Иисуса Христа, и не имеет с Ним ничего общего, и что он хуже, нежели любой из тех неверных. Ибо всякий из тех, кто живет под каким-либо законом, обязан подвергнуть себя смертельной опасности, дабы защитить его и сохранить. Ибо говорят Туллий [290] в первой книге о ремеслах [291] и философ в третьей книге этики [292], что тот, кто воистину силен, пусть с пылом выстрадает смерть в защиту своего закона. И уж коли человек обязан защищать законы своей земли, насколько же более надлежит поступать так ради закона нашего Господа Иисуса Христа, коего вследствие мы знаем наверняка, что хотя и умрем в сей жизни, но будем жить вечно в иной, чему свидетельство приводит святой Лев папа [293] в двадцать третьей причине и в восьмом вопросе декретов (degredos) святых отцов, где говорит: «Отриньте всякий ужас и страх и учитесь воевать усиленно против врагов святой веры; ибо Бог всемогущий ведает, что коли кто-нибудь из вас, прочих, умрет, то умрет за истину веры и спасение Его закона, за что Он сам даст тому награду небесную»; приводя в пример Моисея, предводителя (coudel) [294] своего народа, ибо столько опасностей и трудов снес тот ради защиты своего закона.
— Посему Король, наш сеньор, как настоящий рыцарь был подвигнут главным образом тем, чтобы содеять службу нашему Господу Иисусу Христу, нанеся урон тем, кто в оскорбление Его закона живет на земле, кою Он изначально отдал христианам. Ибо вы можете узнать, что город Сеута, вместе со всем прочим мавританством (mourisma), после Страстей Его был обращен в Его святую веру, в каковой оставался до времен графа Жулиана [295], каковой своею собственною волей отдал ее неверным, что обратили святые церкви Его в мечети, убрав оттуда святые вещи и разбросав их, в оскорбление нам, по местам грязным и презренным; и оттуда они нанесли впоследствии много урона Испании, коего вследствие по справедливости можем творить мы тот плач, что записан во второй главе первой книги Маккавеев и что сотворил [впервые] тот святой муж Матфей (Matias) [296] о граде Иерусалиме, говоря: «Горе мне (Guai de mim), ибо я родился, дабы узреть разрушение святого града, видя, как приведен он в руки врагов, святые же вещи брошены в нечистоты, храм же его сделался как муж бесславный, а сосуды его святого жертвоприношения унесены в полон и отданы под нужды мерзкие и нечистые, и вся краса у него отнята, и тот [град], что был свободен, ныне сделан рабом пред очами вашими» [297]. Каковой святой муж после сего плача, что таким образом творил он с такою болью из-за поражения своего закона, подвигаемый ревностью к добродетели, весьма отважно убил одного иудея из своего народа поверх жертвенника, где тот публично, в присутствии всех, хотел свершить жертвоприношение идолам, и равно убил одного язычника царя Антиоха [298], поскольку тот требовал, чтобы он совершил то мерзкое жертвоприношение, после чего начал восклицать громким голосом, призывая своих, говоря: «всякий, кто имеет ревность к закону, да выступает вслед за мною (depos mim)!» [299] И так он прожил с ними в великих трудах в пустыне, пока не настало ему время умирать, накануне чего он укрепил всех, дабы они стояли твердо, верным образом сражаясь и страдая из любви к закону своего Господа Бога, сказав: «Итак, мои весьма возлюбленные сыновья, будьте почитателями закона, и отдайте души ваши за завет отцов, и помните о делах, что свершили они в своих поколениях, и обретете великую славу и имя непреходящее» [300].
— Итак, почтенные сеньоры, Король, наш сеньор, доводит до вашего сведения, что по всем вышеозначенным причинам намерение его состоит в том, чтобы с милостью Господа Бога отправиться на город Сеуту и потрудиться, сколько он сможет, ради того, чтобы вернуть его к вере нашего Господа Иисуса Христа; посему он наказывает вам, чтобы вы собрали сами в себе все ваши силы, дабы достичь подлинной крепости, согласно его намерению, и обрести с ним вместе часть великой его заслуги. И отдалите от себя мнения, что некоторые имели в прежние дни в Лиссабоне, когда казалось им тяжким шагом то, что Король таким образом собирался свершить, и то же самое с трауром, что приказал он убрать так скоро по смерти своей супруги; каковое суждение поистине было столь произвольным, чтобы относиться к государю весьма добродетельному и знатоку всяческого добра. Каковой, как вы хорошо должны ведать, имел печаль большую из-за смерти своей супруги, нежели всякий иной человек, но дабы чистым образом свершить службу Богу, он отогнал от себя на текущее время всякий признак печали. И в сем не содеял он чего-то нового, ибо рассказывает Валерий Максим в своей первой книге и Тит Ливий в книге о второй войне, что когда Римляне вели битву с Ганнибалом близ реки Канны [301], то внутри города Римлян умерло сорок семь тысяч триста тридцать четыре, не считая их друзей и союзников (liados), коих умерло в количестве почти неисчислимом, вследствие чего не осталось в Риме женщины, что не облеклась бы в траур; однако по прошествии тридцати дней все они оделись в белые одежды и равно оставили всякий иной знак печали, только ради того, чтобы с большею радостью принести в жертву своих животных (animalias) пред алтарями своих богов. Из каковой вещи мы можем вывести два отношения: первое — почтение, кое питали те [женщины] к смерти своих сыновей, братьев и [прочих] родичей, ибо [таковая] среди них почиталась за почетную и достойную славы, когда ее принимали ради защиты либо приумножения своей собственной земли, и посему полагали, что не должно было их оплакивать столь длительное время, поскольку велики были пыл (acendimento) и рвение, что имели они [женщины] относительно церемоний и жертвоприношений своим богам, так как пред лицом столького пролития их [родичей] крови супротив естественной наклонности их [женщин] желания, лишь с тягою к религии отдалялись они от всякой печали. Каковая вещь поистине есть для нас весьма великое оскорбление: коли сии [римские женщины] поистине ведали, что души тех [их родичей], напрямую идут в ад [302], какое основание имеем мы оплакивать смерть той [Королевы], про каковую ведаем, что она пребывает в обществе блаженных святых? Ибо зримым образом видели мы пред нашими очами знаки, чрез кои с великим основанием должны верить, тем более в подобный акт (auto) [поход на Сеуту], для какового с радостью должны направить (enderencar) свою волю, тем более что мы доподлинно ведаем, что цель его есть здравая и достойна всяческих заслуг.