Колючка и стихоплёт

Вся дворовая компания знала, что в конце августа есть такой день, когда Малика становится особенно невыносимой, язвительной и падкой на гадкие проделки — это день её рождения. Танечка предусмотрительно отсиживалась в квартире, Наташа с родителями ещё не вернулась из Египта, Сенька и Виталик нашли укромный уголок, подальше от окон Колючки, и втихаря играли в карты. Время перевалило за полдень, а значит, осталось потерпеть совсем немного, Малика станет менее ядовитой, и отпадёт необходимость прятаться.

Последние дни перед учёбой казались особенно сладостными, наполненными негой и часами безделья. В жизни Малики образовалось слишком много свободного времени, естественно, она придумала, чем его занять.

Из Сеньки и Виталика конспираторы получились никчёмные, Малика обнаружила их почти сразу, нависла над ними суровой тенью, уперев руки в бёдра.

— Кто пойдёт со мной праздновать четырнадцатилетие?

Сенька задрал голову вверх, приложив ладонь козырьком. Солнце оказалось за спиной Малики, спрятало лицо в тени. Понять, что промелькнуло в её сощуренных глазах, не удалось.

— Праздновать?

— Бухать, — доходчиво объяснила Малика, — чем лучше напиваться, чтобы наверняка?

Виталик пожал плечами.

— Водкой, наверное.

Малика протянула ему деньги.

— Ты и купи. Тебе точно продадут.

Виталик послушно взял деньги, всё ещё пытаясь понять, что стоит за этим неожиданным предложением. Какой бы хулиганкой Малика ни была, спиртное никогда не употребляла, к тому же любила довольно обидно разыгрывать местных алкоголиков.

В шестнадцать лет Виталик выглядел на все двадцать. Из мальчишки сразу превратился в мужчину, минуя стадию юношества. Устав от насмешек Малики, монолитную бровь разделил на две, возмужал и даже вполне мог отрастить полноценную бороду, если бы у него возникло такое желание. В отличие от Сеньки, лелеющего три волоска на подбородке, он брился каждое утро, но уже к вечеру обрастал густой щетиной.

— Сколько брать?

Малика приняла бывалый вид, будто покупать водку для неё привычное дело.

— На троих две бери и шоколадку.

Сенька одобрительно хмыкнул.

— Ого, да ты намерена напиться вдрызг. Лучше не шоколадку, а колбасу и хлеб.

В выпивке Сенька точно смыслил больше неопытной Малики. Ребята поглядывали на него с уважением и одновременно с брезгливостью, признавая право напиваться по-взрослому, а вот бабушки награждали неприятными эпитетами: малолетний пьяница и потомственный выпивоха. Отец Сеньки частенько возлежал на крыльце подъезда, напевая матерные частушки, послушать которые сбегалась вся детвора.

Дождавшись Виталика с припрятанной в рюкзаке выпивкой и закуской, Малика скомандовала идти на пустырь. Сенька в предвкушении облизывал губы, а Виталик с опаской оглядывался на двор.

— Будем напиваться средь бела дня?

— Струсил, что ли? — надменно поинтересовалась Малика, зная, что этот довод действует безотказно почти на всех. На всех, кроме Эдьки. Он на слабо никогда не вёлся.

— Ничего не струсил, пойдём.

Оглянувшись на пятиэтажку, Малика увидела в окне Танечку, та провожала их троицу злобным взглядом. Последнее время Кузякина стала одаривать Виталика многозначительными взглядами, которых раньше удостаивался только Кирилл.

До пустыря добрались быстро, то резвым шагом, то короткими перебежками. Место для предстоящего пьянства выбрала Малика. У одной из обрушенных стен образовалось вполне уютное убежище. Здесь Малика часто играла с пойманными ящерицами и даже пару раз препарировала лягушку, пытаясь отыскать в её голове философский камень.

Пока Сенька любовно протирал запотевшие бутылки, Малика достала складной нож и нарезала колбасу крупными кусками. С хлебом тоже не церемонилась, порубила его, словно топором. Виталик заглянул в рюкзак и растеряно пробормотал:

— О стаканах мы не подумали.

Сенька откусил ломоть колбасы и, не до конца прожевав, озвучил выход:

— Можно из крышек, — он открыл первую бутылку и протянул подруге. — Или из горлышка.

Малика гадливо скривилась.

— Я буду пить из этой. Вы с Виталькой можете делить другую.

— Цельную всё равно не выпьешь, — уверенно заключил Сенька.

— Что не выпью, тебе достанется.

Сенька приподнял бутылку и по-взрослому провозгласил тост.

— За тебя, Малика. Здоровья тебе, учись хорошо и типа любви.

Виталик кивнул, соглашаясь с поздравлением, и накинулся на хлеб.

Прежде чем сделать глоток, Малика принюхалась: пахло как от отца Сеньки в первой стадии опьянения, чем-то совершенно не съедобным, предназначенным для очистки или дезинфекции. Сенька заметил её осторожность и решил научить правильному употреблению водки.

— Глотать нужно быстро, а то обжигает. Во рту не держи. Хоп — и всё.

Малика смерила его холодным взглядом и поднесла горлышко к губам. Сделав пять глотков, скривилась и передёрнулась. На вкус оказалось ещё хуже, чем засунутая в рот горящая спичка.

— Гадость какая.

Сенька подвинул к ней ломоть колбасы и дружески посоветовал:

— Закуси, лучше будет. В следующий раз сразу заедай, не так противно.

— Зачем вообще тогда пить, раз противно?

Малика недоумевала: в фильмах актёры пили с явным удовольствием, правда, водку редко, в основном плескали в бокал виски, вино или мартини. Местные алкаши и водку употребляли как нектар, дрожа от предвкушаемого удовольствия.

Виталик сделал глоток и нравоучительно заметил:

— Водку пьют ради эффекта опьянения. Сейчас почувствуешь — прикольно будет.

Следующего тоста Малика не ждала, поднеся ко рту бутылку, выпила, сколько смогла, пока желудок не скрутило спазмом. Организм включил механизмы самосохранения на полную мощность, отзываясь на каждый глоток тошнотой и болью.

Малика отставила в сторону опустевшую наполовину бутылку и вгрызлась в кусок хлеба. Поглядывая на друзей, принялась ждать «прикольного» эффекта.

Сенька одобряюще хмыкнул.

— Ну ты горазда бухать. За два раза полбутылки всадила.

Парни пили не торопясь. Виталик резко выдыхал перед каждой новой порцией, а Сенька жмурился от удовольствия и, перед тем как закусить, одобрительно покряхтывал, в этот момент поразительно напоминая своего отца.

— Хорошо пошла, как святая вода.

Сенька откинулся назад и блаженно прикрыл веки, Малика придвинулась к Виталику и решилась задать вопрос, давно мучивший её:

— Это ведь ты помог Танечке украсть драгоценности Петренко?

Виталик не растерялся, эмоции по этому событию давно уже отыграли, и совесть благополучно утихла. Но сказал всё равно шепотом, чтобы друг не услышал:

— А если я, что с того?

Малика прислушалась к своим чувствам: злости почти не было, досада и разочарование шевельнулись в уголке сознания и затихли.

— Влюбился, что ли?

— Допустим, — осторожно откликнулся Виталик, боясь едких насмешек со стороны язвительной Колючки.

— Что это за любовь такая, что толкает тебя на гадкие поступки и предательство друзей? — глубокомысленно заметила Малика, ощущая непривычную тягу к рассуждениям о вечных ценностях.

Она доела кусок хлеба и перевела взгляд на пустырь. Опьянение подкралось незаметно, поначалу отяжелела голова, а потом предали глаза. Пока взгляд фокусировался на одном предмете, картинка воспринималась довольно чётко, но стоило чуть сдвинуть голову, и изображение размазывалось, не поспевая за движением.

Ребята уже оприходовали свою бутылку и потянулись за второй недопитой. Малика великодушно кивнула им и широко улыбнулась, внезапно почувствовав к Сеньке признательность и даже расширяющуюся с каждой секундой симпатию, а к Виталику затаённую обиду за приклеенный, благодаря его стараниям, ярлык «воровка».

Недовольный голос никак не вписывался в мирную идиллию, и казалось, прозвучал прямо в голове.

— Кирюха, ты с ума сошла!

Кирилл обошёл Малику и присел перед ней на корточки. За его спиной болтался рюкзак, кожа пахла рекой и по́том, видимо, он только пришёл с тренировки и ещё не переоделся.

— Привет, Эдька. Ты глюк?

Кирилл оглядел притихших парней.

— Зачем Колючку напоили?

Виталик ещё не настолько опьянел, чтобы не почувствовать угрозу в голосе Кирилла.

— Это она нас напоила.

Сенька икнул и прикрыл рот рукой.

— В честь дня рождения.

Кирилл приподнял Малику, позволяя опереться на себя.

— Не позорься, Кирюха. Пойдём домой.

Она возмущённо его оттолкнула.

— Отвали. Не порть мне праздник.

Кирилл и не подумал отступить, взяв Малику за плечи, грубо встряхнул.

— Как тебе в голову пришло распивать водку на пустыре в компании двух парней? Ты не забыла, что они старше, мало ли что им в голову взбредёт после пары рюмок? Алкоголь ещё никого умнее не делал.

Малика слабо дёрнулась.

— Каких рюмок? Мы стаканы вообще забыли.

— Ты поняла, о чём я, — Кирилл выровнял падающую Малику.

— Я прекрасно соображаю, язык шевелится, и могу идти, — она сделала шаг в сторону и неуверенно покачнулась. Удивилась собственной неустойчивости больше Кирилла и громко засмеялась. — Не-е, идти, кажется, не могу.

Кирилл обхватил Малику за талию и потащил по пустырю, заставляя переставлять ноги. Она старалась не висеть мёртвым грузом, но никак не могла подстроиться под быстрый шаг. Кирилл молча довёл её до подъезда, на несколько секунд приостановился, снова обнял и пронёсся вместе с ней по лестничным пролетам. К квартире, где ожидало профессорское возмездие, не повернул, направил к своей двери. Провёл шатающуюся Малику в свою спальню и захлопнул двери. В спину тут же прилетел вопрос из кухни:

— Кир, это ты? Есть будешь?

Усадив пьяную соседку на кровать, он выглянул в коридор.

— Мам, чуть позже. Я в гости Малику позвал.

Через несколько минут молчания послышался следующий вопрос:

— Спроси её, может, она тоже есть хочет. Или чаю. Я тут шарлотку испекла.

Как бы ни старалась Василиса Максимовна, голос выдал её изумление. Дружба сына с соседкой стала для неё неприятным сюрпризом. Пока отношения с Маликой носили абстрактный характер, проявляясь в репликах, где упоминалась хулиганистая одноклассница, она не слишком переживала. Но чем больше проходило времени, тем чаще Малика мелькала в рассказах Кирилла. И вот теперь она оказалась у них дома. Василиса Максимовна не подозревала, что это было уже третье посещение, Кирилл промолчал о первых двух. В глазах Василисы Максимовны произошло самое настоящее вторжение невоспитанной Колючки в их «обитель взаимоуважения и душевности». Малики она боялась, как неизвестной болезни, от которой ещё не придумали лекарство, но слухи доносили, что она может быть смертельно опасной.

Предупреждая желание мамы войти в спальню, чтобы лично поздороваться с соседкой, Кирилл сам пришёл на кухню.

— Чаю попьём. Малика любит крепкий, чёрный. Только лучше в моей комнате, — он понизил голос почти до шепота, — она стесняется.

Василиса Максимовна сервировала на подносе два куска шарлотки, чайник с чаем и вручила сыну.

— Если захотите есть, гуляш и пюре в холодильнике. Я побежала на маникюр.

Кирилл испытал такое облегчение от новости об уходе матери, что это отразилось на его лице. Василиса Максимовна заметила эту эмоцию и испугалась. Она уже год с трепетом ожидала, когда её сын начнёт приводить девушек в дом и закрываться с ними в комнате. Беседы о необходимости предохранения и о том, откуда берутся дети, в их семье начали проводиться одновременно с поступлением в первый класс. До сегодняшнего дня страхи оставались беспочвенными. Теперь Василису Максимовну сковал ужас, похожий по силе на тот, что она испытала в пятнадцать лет, когда узнала о беременности.

Кирилл усмехнулся и поспешил успокоить:

— Малика — мой лучший друг. Это я говорю, чтобы ты бурной фантазией инфаркт себе не заработала.

Взяв поднос, Кирилл кивнул маме и направился в свою спальню. Малика сидела, привалившись к стене, и листала взятую с полки книгу. Завидев Кирилла, она нахмурилась и попыталась принять оскорбленный вид, будто его обвинения в распутном пьянстве не имеют под собой ни малейшего основания. Старания выглядеть трезвой ещё больше убедили Кирилла в обратном. Он разлил чай по кружкам и, пока напиток остывал, ушёл в ванную, чтобы принять душ и переодеться.

Когда он вернулся, Малика уже опустошила чашки, ополовинила чайник и съела обе порции шарлотки.

— Вкуснятина. Я тоже хочу так научиться готовить.

— Попроси мою маму. Она тебя научит. Любит готовить и еще больше любит учить.

Кирилл сел на стул и за лямку притянул к себе рюкзак. Под пристальным взглядом Малики расстегнул молнию и протянул ей яркий прямоугольник.

— С днём рождения, Кирюха.

Малика сползла на край кровати и взяла подарок. Когда её взгляд сфокусировался на билете в Сафари-парк, радостно взвизгнула:

— Ух ты! Спасибо, Эдька! А ты со мной пойдёшь? Завтра, например? Увидишься с ближайшими родственниками. Я на сайте читала, что у них есть желтощёкий хохлатый гиббон.

Кирилл обрадовался, что угадал с подарком, но покачал головой.

— Завтра никак не могу. У меня Кубок Краснодарского края среди юниоров, — взволнованно выдохнул Кирилл и добавил, усердно пряча в голосе надежду: — Придёшь за меня болеть?

— Делать мне нечего. Скукота смертная твоя гребля.

— Наташа придёт.

Малика нахмурилась и фыркнула:

— Не хочу о ней слышать. Тряпка твоя Наташа. Уступила тебя Танечке без боя.

Кирилл отвернулся.

— И что мне теперь делать?

— Ничего. Не нужна она тебе, такая бесхребетная. Пусть хоть в ноги теперь падает, хоть в любви признаётся, — она прищурилась, всматриваясь в напряжённый затылок Кирилла. — Как только Танечка отступилась, Наташа тут же осмелела, глазками стала стрелять. Она тебя недостойна.

Кирилл растерялся. Малика впервые так откровенно высказалась о любовном треугольнике, в который он вляпался. Его удивил ракурс, с которого Малика смотрела на несостоявшуюся любовь с Наташей. Он всегда думал, что это он не достоин светловолосой принцессы.

— Не могу перестать её любить. Пока не в силах.

Малика прошлась по комнате, убедилась, что походка твёрдая, и направилась к двери.

— Кажется, протрезвела.

Кирилл догнал ее и потребовал:

— Дыхни.

Набрав полные лёгкие воздуха, Малика дунула со всей силы.

Он скривился.

— Профессор сразу тебя раскусит.

Малика пожала плечами.

— Он иногда забывает о моём существовании, вряд ли обратит внимание на запах перегара. Дома зубы почищу.

Уже в коридоре она оглянулась.

— Танечка меня сдала? — не получив ответа, сама подтвердила: — Знаю, что она. Испугалась, что Виталика её уведу, вот и караулила у окна.

Кирилл удивился.

— Виталика? Так я ей больше не нужен, что ли?

— Не реви, переживёшь как-нибудь, — она щёлкнула его по носу. — Пока, Эдька, не потони завтра на своей лодке.

Последнюю фразу Малика сказала, не подумав, интуитивно почувствовав грядущие события. Раскладывать карты на будущее она не умела, хорошо считывала только прошлое и видела, что происходит в настоящем. Реальность за чертой суток оставалась туманной и размытой, как рисунок на запотевшем зеркале. Интуиция иногда взбрыкивала, подбрасывая эмоциональные всплески на события, которые ещё не случились.

Утром поддержать Кирилла пришли не только одноклассники, но почти вся дворовая компания, некоторые даже привели родителей, чтобы похвастаться дружбой с будущей звездой спорта. Малика тоже пришла, но расположилась в стороне и опустила козырек кепки, чтобы остаться неузнанной. Каноисты-одиночники выступали в середине дня, когда солнце висело в зените, щедро раздаривая непокрытым головам тепловые удары.

Когда Малику накрыло безотчётное ощущение вселенского огорчения, приправленного страхом, лодка Кирилла ещё сидела в ловушках, и стартовый пистолет молчал. Наконец раздался выстрел, и каноисты ринулись вперёд. Меньше чем через минуту для неприятного ощущения нашлась причина. По неопытности или от излишнего волнения Кирилл закопался в отработке соперника, взмахнув веслом, потерял равновесие, и лодка опрокинулась.

Малика вскочила и, не раздумывая, кинулась к реке. Голова Кирилла показалась над водой. Он держался за перевернувшуюся лодку, оставаясь на месте, чтобы не мешать другим гребцам. Финишировали без него.

После такого позорного заезда никто не рискнул утешать Кирилла. Никто из многочисленных болельщиков к нему не подошёл, только мама и бабушка. Тренер высказал замечания почти равнодушно, ободряюще похлопал по спине.

— Все через это проходили. Скоро научишься сидеть на волне.

Успокаивая Кирилла, он скрывал собственное огорчение. Сегодня он намеревался продемонстрировать коллегам будущую звезду гребли. Не получилось.

Малика наблюдала за беседой со стороны, но Василиса Максимовна разглядела её за неумелой маскировкой и шепнула сыну:

— Там твоя подруга.

Кирилл приблизился к Малике и приподнял козырёк. На её лице одна эмоция перекрывала другую, и понять, что же Малика чувствует, было невозможно.

— Сильно нахлебался воды? — участливо спросила она.

— Нет.

— Ударился? Болит что-нибудь? — продолжила она допрос, оглядывая друга с ног до головы.

— Нет, — отозвался Кирилл, оторопев от необычно чуткой Малики.

— Тогда я тебя сейчас буду убивать, — её голос перестал сочиться душевностью и обрёл нотки стали. — Придурок! Ты первый раз, что ли, на каноэ залез? Весло впервые увидел? Раскрыл рот, как желторотый птенец, и сам же ринулся в отработку.

Кирилл отступил, удивлённый гневной тирадой.

— Я… больше так не буду, — машинально выпалил он единственное, что пришло в голову.

— Подарок не получишь, — отчеканила Малика и, развернувшись, пошла прочь. Врезалась плечом в опешившего тренера, не извинившись, ввинтилась в толпу ребят, поздравлявших более удачливых гребцов.

Кирилл догнал Малику уже по дороге домой.

— Какой подарок?

Малика не останавливаясь, скрутила кукиш, и подсунула ему под нос.

— Такой.

— Я знаю, что не заслужил, но хотя бы скажи какой?

Малика резко остановилась, на секунду задумалась, но на уговоры не поддалась.

— Нет, Принцессочка, увидишь, когда подберёшь сопли и победишь. Там не было твоих соперников, любому на берегу было понятно, что ты на голову выше других гребцов. Ты проиграл сам себе.

Кирилл замер посередине дороги. Малика уходила, не дожидаясь его. Волна обиды подступила к самому горлу, но слезами не пролилась, трансформировалась в решимость победить во что бы то ни стало и получить свой таинственный подарок.