Колючка и стихоплёт

Через несколько дней Кирилла выписали. Женщины Камарицкого уехали обратно, доверив заботу о самом дорогом для них человеке взбалмошной Малике. Перед отъездом они забили холодильник продуктами, прибрали квартиру и купили наконец стулья на кухню. Поначалу Василиса Максимовна опасалась оставлять Кирилла в таком состоянии, но окончательно успокоилась, когда на пороге больницы он пошутил, что его чёрный глаз, слава богу, больше не увидит это печальное заведение.

Врач запретил заниматься спортом. Не разрешил ходить в институт, напрягать зрение просмотром телевизора или чтением. Малика почти поселилась в квартире Кирилла. Вместо него подготовила материал по практике, вытрясла из Михалыча горы старых планов и комплексов упражнений, из которых получились вполне сносные тренировочные программы для гребцов. Руководитель практики поверил в то, что автор программы Кирилл, во всяком случае, сделал вид. До зимней сессии остался всего месяц, и перспективы вырисовывались удручающие, помимо практики, Кирилл погряз в пропущенных лекциях и семинарах.

Декан факультета физкультуры предложил оформить академический отпуск и вернуться осенью с новыми силами и знаниями. Малика возмутилась. Она планировала отпраздновать институтский выпускной одновременно с Кириллом и устроиться на работу где-нибудь неподалеку. Не прислушиваясь к здравому смыслу, она собралась отвоевать зимнюю сессию в пользу Кирилла, чего бы это ей ни стоило.

Начало декабря отметилось снегом, мелким и колким, как песок. Он пролежал до обеда, растёрся ботинками в грязь, проник в помещения мутными лужицами. Практика закончилась, а Малика ещё бегала по утрам в школу. Директор и учитель биологии посовещались и вручили энергичной студентке её любимых девятиклассников с перспективой заманить на работу после окончания института.

Кирилл маялся от безделья, понемногу читал, но большую часть времени таращился в окно. Периодами его накрывало жгучее раздражение, и он погружался в пучину ярости. Малика не подстраивалась под перепады его настроения, приходила каждый день и до закрытия общежития находилась рядом.

О том, что началась зачётная неделя, Кирилл узнал, увидев на подоконнике свою зачётку. Пролистал до зимней сессии и с удивлением обнаружил половину проставленных дисциплин, в том числе отмеченную хорошей оценкой практику. На допросе о происхождении чудесным образом проставленных зачётов Малика проявила себя настоящим кремнем, не раскололась даже при угрозе лишения сладкого. Напомнила, что преподаватели адекватные люди, не лишённые сострадания. Кирилл сделал вид, что поверил.

Она почти не солгала: некоторые педагоги действительно «подарили» отметки, но нашлись и принципиальные, посоветовавшие не давить на жалость и уйти в академический отпуск, облегчив жизнь и недееспособному спортсмену, и им самим. С ними-то и пришлось договариваться, где-то лебезить, иногда флиртовать.

Собственная зачётная неделя у Малики впервые хромала на обе ноги. Время отнимала не только школа, но и необходимость присматривать за Кириллом, пребывающем в неустойчивом настроении, «учиться» вместо него ещё и на факультете физической культуры.

Накануне Нового года Малика расправилась с очередным зачётом и готовилась к финишному рывку. Остался последний предмет — спортивная метрология.

Она вернулась из школы разрумянившаяся, пропахшая морозом и цитрусами.

— Эдька, смотри, что мои оболтусы подарили! Целый пакет мандаринов, — разувшись, она заглянула в кухню, демонстрируя подарок, — когда я запихала их в ящик стола, они добавили, что это взятка и если я не поставлю всем пятёрки, они настучат на меня куда нужно.

Кирилл отвлёкся от созерцания своего бледного отражения в стекле.

— Шутники.

— Те ещё юмористы.

Оставив пакет на столе, Малика переоделась и вернулась на кухню. Даже с появлением стульев Кирилл ими почти не пользовался, предпочитал подоконник.

Заметив отрешённый задумчивый взгляд, Малика раздражённо фыркнула.

— Опять занимаешься самокопанием?

Не получив ответа, она достала один мандарин и кинула, целясь в лоб. Кирилл среагировал на удивление быстро, поймал оранжевый снаряд у самого лица и через секунду улыбнулся.

— Я его увидел. Левым глазом разглядел. Размыто, как через запотевшее стекло, но увидел.

Малика наигранно нахмурилась.

— Чёрт, а я уже понадеялась, что жабий глаз обезврежен. Врач же обещал, что зрение восстановится. Постепенно, но вернётся. Ты ходил на процедуры? А упражнения делал?

— Кирюха, прекрати вести себя как моя мама. Я не меньше тебя хочу воскреснуть и делаю всё, что нужно.

Кирилл очистил пойманный мандарин и с видимым блаженством вдохнул сладкий цитрусовый аромат.

— В следующем семестре я выйду на учёбу, если меня, конечно, не отчислят.

Малика впервые за долгое время уловила в голосе Кирилла беспокойство. До этого момента казалось, он смирился с отчислением, как с дырявой лодкой посреди океана, и даже не пытается выплыть из ситуации.

— Тренироваться пока нельзя, — напомнила Малика.

Кирилл доел мандарин и потянулся за следующим.

— Я себя чувствую тюленем, обрастающим жирком.

Малика оглядела Кирилла, проникая рентгеновским взглядом под футболку и трикотажные штаны.

— Ты не потолстел, наоборот, сдулся. Мышцы потеряли рельеф и немного объём. Если сейчас в тебя кто и влюбится, то не за внешность, — съехидничала она.

— Ты из школы своей не вылезаешь, хотя ведёшь всего пять уроков в неделю. Ты там с девятиклассником не закрутила роман?

— Малолетки не в моём вкусе, — она скользнула взглядом по часам на стене. — Придумал, блин, они мои ученики!

— Я и забыл, что ты геронтофилка[1].

Малика пропустила реплику мимо ушей, впервые серьёзно задумалась о работе в школе.

— Я долго не могла осознать, в чём моё призвание, ни к чему особенно не тянуло. Кикбоксинг нужен был, чтобы тебя дубасить. Тренажёрный зал и сейчас необходим, иначе разбухну от булочек. До недавнего времени я полагала, что моё призвание — быть твоим другом. Но, к счастью, это не всё, на что я способна.

— Да и друг из тебя так себе, — ухмыльнулся Кирилл, заранее выставляя ладонь перед лицом — поймал очередной мандарин.

— В роли учителя я ощущаю себя… на своём месте. Мне это нравится. Может, это оно и есть, призвание? — осторожно призналась Малика.

Кирилл не стал обращать всё в шутку, почувствовал редкий момент серьёзного настроя.

— Я уверен, что ты будешь хорошим учителем.

— Как Молекула? Иначе и не стоит за это браться. Хочу быть не хуже него, — решительно произнесла Малика.

Кирилл на мгновенье задумался и расплылся в широкой улыбке.

— На что ты способна, станет ясно, когда твои девятиклассники познакомятся с параграфом «Половая система человека. Размножение».

Малика горестно завыла.

— Я об этом забыла. — Она бросила взгляд на часы и резко встала. — Мне нужно ещё в институт. Вернусь до ужина.

Малика стремительно вышла из квартиры, на ходу застегивая куртку и натягивая шапку.

Кирилл взял ещё один мандарин и занял привычное место на подоконнике. Его взгляд скользнул по соседнему окну, не зацепившись за окуляры бинокля, и остановился на фигуре в голубом пуховике. От подъезда отделился высокий мужской силуэт, приблизился к Малике. Взяв её за руку, повёл её к машине, припаркованной на въезде во двор, почти поперёк дороги. Галантно открыл дверцу и усадил внутрь. Перед тем как занять водительское кресло, Стас оглянулся, будто почувствовал, что за ним следят.

Кирилл уже хотел погрузиться в привычную бездну ярости, но в этот раз удержался на краю, заменив гнев на затаённое раздражение и обиду. Малика не посвятила его в отношения с однокурсником. Кажется, в её жизни появилось то, что она решила от него скрыть. У Кирилла пока был только один такой секрет, похороненный в далёких уголках памяти под бетонными доказательствами. Извлекать его на свет он не планировал. К сожалению, как и большинство людей, хранящих тайну, не подозревал, что довольно скоро она сама найдёт выход.

Как Кирилл и обещал, после зимних каникул он вернулся в институт. Волшебным образом в его зачётке появились три экзамена, один из которых он «сдал» на четвёрку. Малика позаботилась о закрытии сессии, но отказалась признаваться, чего ей это стоило.

Благодаря лечебной физкультуре и физиотерапии, рука, освобождённая от гипса, практически восстановилась. Иногда пульсировала, словно обзавелась собственным сердцем, и немела, если Кирилл необдуманно нагружал её. Предплечье выглядело более тонким, даже изящным, всё-таки недели неподвижности не прошли бесследно. Глаз всё ещё вызывал опасения, передавал размытую картинку, словно через плохо настроенный объектив, с опозданием реагировал на изменения в освещении, довольно часто зрачки в зелёном и чёрном глазах оказывались разного размера.

Если не приглядываться, то Кирилл ни капли не изменился с того дня, как вступился за незнакомца в проулке. Инвалида напоминал меньше всего. Поэтому изумление на лице Марины было вполне оправданным.

Первую реакцию — свернуть в другой коридор — Кирилл подавил с вымученной улыбкой. Остановился, дождался, когда девушка приблизится.

Марина шла зигзагами, прячась за спинами студентов, избегая оказаться на линии прямого взгляда. Поравнявшись с Кириллом, она на секунду приостановилась, коснулась мизинцем его руки и, не оглядываясь, поспешила дальше. Кирилл прислушался к собственным чувствам: злости и обиды не ощутил, скорее усталость и разочарование.

Едва Малика переступила порог квартиры, как фантастическим образом узнала о состоявшейся в институте неприятной встрече. Кинула на диван два больших пакета и раздражённо фыркнула.

— Надеюсь, она выглядела как побитая собака.

Закинув руки за голову, Кирилл вытянулся во весь рост, демонстрируя не такое уж и исхудавшее тело. Нечаянно спихнул пакет на пол и ответил:

— Выглядела виноватой, но вполне цветущей.

Малика ринулась к упавшим вещам.

— Слонище, аккуратней можно? Тут платья.

Кирилл приподнялся, заинтригованный последним словом.

— Платья? Куда это ты собралась?

Малика вытянула два куска материи: черный эластичный и красный микроскопический.

— Меня пригласили на сабантуй по случаю международного женского дня.

— Какое отношение ты имеешь к этому празднику? — усмехнулся он. — Тем более сегодня пятое.

Как Кирилл и ожидал, Малика ринулась к нему с намерением стукнуть, но, готовый к подобной реакции, он перехватил её кисть и прижал к себе. Малика точно не была лёгкой добычей, но выкрутиться сразу не смогла, пришлось постараться. Сделав вид, что устала, она приникла к его груди и укусила за шею. Как только Кирилл ослабил хватку, она резко отстранилась и села на край дивана. Ладонь оставила на его голом животе, чуть выше ремня на джинсах.

— Пойдём со мной.

— Не хочу, — ответил Кирилл, вспомнив о Стасе. С того дня он видел его в окно неоднократно.

Задумавшись, Малика рассеянно водила пальцами по животу Кирилла.

— Тогда помоги выбрать платье: чёрное или красное?

— Скафандр, — Кирилл приподнял голову, увидел руку Малики и убедился, что невольная ласка ему не почудилась, — хватит уже мою эрогенную зону наглаживать, а то дома останешься.

Малика перевела взгляд на свою кисть.

— Давай тебе девушку найдём, — предложила она и неожиданно ущипнула его чуть ниже пупка.

Кирилл шумно выдохнул, но не приподнялся и руку, превратившуюся из нежной бабочки в жалящую пчелу, не смахнул.

— Не хочу никаких отношений. С меня хватит. А ты ничего не хочешь мне рассказать?

Малика отвела взгляд.

— Не хочу, но, судя по всему, придётся. Кто меня сдал?

— Хреновые из вас конспираторы. Машина Стаса слишком уж часто стала появляться в нашем дворе. У вас всё серьёзно?

Малика встала, прижала к груди оба платья.

— Не поняла ещё. У меня давно сложилось о Стасе мнение и, если честно, поганое. Но он удивил меня. Не такой уж однозначный у него характер. Он оказался очень терпеливым, понимающим. Ты не поверишь, но мы поцеловались только на прошлой неделе. До этого просто ходили в кино и в кафе. Удивительно, учитывая его репутацию бабника. Он не настаивает на сексе, сказал, что готов ждать, сколько мне нужно.

Кирилл нахмурился.

— Если с тобой он по кафешкам шляется, то наверняка где-то есть девушка, с которой он спит.

Фраза прозвучала слишком цинично, это заметила не только Малика, но и Кирилл, однако исправлять впечатление от грубости не спешил.

— Между прочим, с твоей сессией помог именно он. Я бы сама не справилась, ты же знаешь, я не умею договариваться и прогибаться, а он знает, как подойти к преподавателям, — выставив вперёд руки с нарядами, она потребовала окончательного вердикта: — Так какое?

Кирилл встал, присмотрелся к струящейся материи, пытаясь мысленно облечь тело Малики в предложенные платья.

— В любом из них ты будешь выглядеть замечательно. Но больше всего мне нравилось бледно-розовое с бисером, что ты так и не надела на Новогодний бал. Ты в нём выглядела как распутная фея. Такое целомудренное, но с откровенным декольте.

— Да уж. Только ты меня в нём и видел.

— Кирюха, — он поймал её уклоняющийся взгляд, — не нужно с ним встречаться из благодарности.

— Вот это у тебя самомнение! Ты тут ни при чём.

— Как знаешь, — слишком легко согласился Кирилл.

Уловив в его глазах затаённую печаль, Малика испугалась возвращения зимней депрессии. Решительно выдохнув, она небрежно кинула платья на диван.

— Не хочу на сабантуй! Чего я там не видела: пьяных и озабоченных студентов? Пойдём гулять по городу, как в одиннадцатом классе вместо новогодней дискотеки. Стихи мне почитаешь.

Прогулка по ночному городу растянулась на несколько часов и прерывалась забегами в кафе: первые три — за горячим кофе, следующие два — в туалет.

Кирилл несколько раз порывался начать разговор о поцелуе в больнице. Ему не давало покоя странное ощущение, что в тот момент дружба дала трещину, и из этой трещины показалось какое-то другое чувство, непривычное, неведомое и пугающее своей глубиной. Он не решался спросить, боясь услышать, что Маликой руководила жалость.

Почти все витрины магазинов на их пути темнели непроглядным мраком, ярко горели только вывески и реклама. Но тату-салон с заманчивым названием «Метка судьбы» всё ещё работал. Кирилл чуть приостановился, Малика толкнула его в спину.

— Даже не думай.

— Я тебя не заставляю. Себе сделаю. — Взявшись за ручку двери, уточнил: — Пойдёшь?

Малика мученически закатила глаза.

— Не вздумай моё имя куда-нибудь набить. Женишься, и жена тебе отпилит руку с именем какой-то посторонней бабы. Или жену придётся искать с таким же именем.

— Почему руку? И почему ты решила, что я хочу набить твоё имя? Кто самомнением мне в лицо тыкал? — мстительно напомнил Кирилл. — Искать жену с твоим именем буду вечность, пока ещё не встречал вторую Малику.

— И не встретишь. Я одна такая.

Кирилл смело открыл дверь, но не вошёл, замер на пороге, приглашая Малику войти первой.

— Ну?

Она колебалась несколько секунд, фыркнув, проскользнула под рукой Кирилла.

Мастер похвалил их корявых человечков и посоветовал набить для них пару, но Малика воспротивилась, предложила в этот раз сделать тату в разных помещениях и тайно, не признаваясь в выборе рисунка, и желательно там, где тату непросто увидеть.

На время разошлись в смежные комнаты, встретились через сорок минут с одинаково загадочными улыбками. Оглядели друг друга изучающе, пытаясь понять, где может находиться тайная татуировка.

На улице Малика тряхнула головой.

— Профессор убьёт, если узнает.

— В первый раз не убил.

— Зато наказал так, что лучше бы убил, — Малика вздрогнула, вспомнив мучительно длинную неделю.

Кирилл взял Малику за руку, привычно устраивая её пальцы в своей ладони. Какое-то время они шли молча, погрузившись в мысли. Малика пыталась предугадать реакцию Стаса на то, что она не явилась на гулянку, а Кирилл окунулся в безрадостные воспоминания о днях, проведённых в больнице. За несколько кварталов до общежития он задумчиво пробормотал:

— Кажется, для меня ты необходима, как воздух, как сама жизнь.

Она приостановилась и прислушалась.

— Что?

— Ты опоздала в общежитие, комендант кипеть будет.

Малика отвела взгляд, принимая отказ Кирилла повторять слова, которые она и так расслышала с первого раза.

— Не будет. Я с ней подружилась. Прикольная тётка.

[1] Геронтофилия — расстройство полового влечения, которое характеризуется болезненной половой тягой к лицам пожилого возраста.