Мягкая пуховая перина примялась под щекой, кольнув перышком в щеку. Свежесть постельного белья, дышащая морозным холодом, окутывала меня всю, отчего дыхание становилось глубже и реже. Тепло… Как же тепло и приятно валяться на этих пуховых подушках, утопая в них с головой. Ни забот, ни тревог, только белое марево нового постельного белья наполняет все вокруг. Белый матрас, одеяло, подушка, — и я проваливаюсь сквозь них, растворяясь в бесконечном комфорте.
«Проснись! Проснись, дура!», — кричали прямо в ухо тонким женским голосом.
Ни за что. Наконец-то никто не ломится в спальню, истерично требуя решить сто проблем сразу. Разве я много прошу? Пять минут спокойствия и сна.
«Уйди», — послала ленивую мысль Авроре.
Беснуется, малявка. Неугомонная девица устроила кавардак в моей голове, пытаясь выбраться из своей каморки. Вот я её сейчас… Нет, лень. Пусть кричит, а я посплю.
— Проснись. Слышишь? Просыпайся! — девичий голос внезапно понизился и огрубел. — Вставай!
— Нет, — губы еле шевельнулись, не в силах полноценно послать к черту Её величество.
— Быстро открыла глаза! — рявкнула Аврора мужским голосом, заслоняя свет.
Ну и сон.
Белоснежное марево колыхнулось и мягчайшая подушка исчезла из-под головы. Вместо пуховой перины со спины подобралась чья-то жесткая рука, рывком дернув меня вверх. Кому неймется?
Неважно. Все равно почти не чувствую, щупайте на здоровье.
— Аврора, ты меня слышишь? — в мужском голосе проклюнулись нотки неподдельной тревоги. — Леди Макмиллан, соберитесь. Ну же, вытаскивайте себя из забвения, несносная девчонка.
Я бы рада, но абсолютно не хочу. Давайте сегодня без меня, молодой человек.
— Маленькая непослушная зараза, — вокруг плеч сомкнулся тяжелый душный кокон, окончательно разделив меня с мягкой постелью. — Велел же не дурить! Открой глаза, пожалуйста, Аврора.
Лоб обожгло холодом. И зачем говорящему столько отчаяния в голосе? Зачем ему волноваться и трясти меня, как куклу? Проще оставить в покое, ведь я искренне желаю спать.
— Еще пять минуточек, — жалобно попросило мое величество, не открывая глаз.
Мужчина грустно усмехнулся.
— Через пять минуточек твоя кровь превратится в холодный лимонад, — почти ласково произнес он, откидывая мои волосы, щекочущие лицо. — Хочешь стать лимонадом?
— М-м.
— Тогда открывай глазоньки, — кокон вокруг закачался, баюкая ношу.
— Не хочу, — честно прошептала я, вновь уплывая в дрему.
Ой! Плечи сжали в знакомые тиски. Чья-то тень заслонила белый свет, видный сквозь закрытые веки, и лба коснулись сухие губы.
— Возвращайся, Аврора. Пожалуйста, — бережный поцелуй теплом отпечатался на коже. — Я не смогу тебя вытащить, пока ты не захочешь. Дети ждут свою королеву.
Дети, да. Дети под присмотром Эрмы и сэра Николаса. Каким бы снобом он ни был, но бросить их одних не позволит преподавательская этика и репутация. Скоро дорогу починят, и замок опустеет. Нужда во мне кончится. Всё кончится.
— И я тоже, — еле слышно шепнули на ухо.
В ту же секунду глаза распахнулись сами. Мля!
— Лорд Браун? — я нерешительно проморгалась. Язык почти онемел и отказывался работать. — Давно вернулись?
— До рассвета, — оторопело выдал он, не ожидая резкого пробуждения.
Мама дорогая! Я же не чувствую ни рук, ни ног, словно их придавило могильной плитой. А лежу, развалившись на соседе и уютно пристроив голову на его грудь. Стыдоба!
Узревший на королевском челе замешательство Эдгар хмыкнул и рывком посадил меня на попу, заставив болезненно зашипеть. Больно-то как! Неужели я умудрилась заснуть прямо в сугробе и отморозить все конечности?
Медведь выдернул меня из сугроба и буквально перекинул через плечо, волоча на себе. Не глядя в глаза, лорд Браун уверенно зашагал в неизвестном направлении, подхватив мою котомку. Я болталась кулем у него на руках, мерно покачиваясь в такт плавным звериным шагам. Будто в самом деле шатун нагнал в лесу добычу и теперь тащит её в берлогу. Вокруг замелькали деревья.
— Мы вас ждали, — тихо пробормотала я куда-то в рукав мужского тулупа. Кровь медленно возвращалась на периферию организма, вызывая ужасные покалывания.
И с чего это я решила прикорнуть посреди зимнего леса?
— Печь протопить надо было, чтобы подвал не перемерз, — чуть оправдывающимся голосом ответил он. — Да тесто на хлеб замесить. Ну и помыться, само собой, после рабочего похода к людям без мытья выходить нельзя. Вечером хотел заскочить.
— Вот и хорошо, — от размеренного покачивания глаза сами начали закрываться.
Славно-то как. Тихо, спокойно и безопасно, а куда везут — дело десятое. Даже тепло от огромного мужского тела и суровой руки, прижимающей меня к могучему туловищу. Поджать бы ноги и поехать, как на санках, а в дороге немножко подремать.
— Эй, — тревожно окликнули меня. — Не спать!
— Не сплю, — заплетающийся язык с трудом шевельнулся. — Спасибо, что помогли. Опять.
— Тьфу, морока с этими королевами. Не спи, говорю, обожди чуток, скоро в тепло придем. Там и поспишь, сколько душа пожелает.
Через двадцать минут руки со скрипом сгибались, заслоняя моему транспорту обзор. «Егоза», — сердито цыкнул егерь, поудобнее перехватывая меня под коленями. Впервые рада, что не успела откормить эту цыплячью тушку до нормальной весовой категории.
Мы выкатились на берег океана под неспокойный шум волн. Стоило пересечь невидимую черту контура, как звенящая тишина разлилась вокруг, и на крыльцо соседского дома меня водрузили почти небрежно. Да еще и лапой наподдали в назидание.
— Вот и пробил твой последний час, — с шуточным злорадством констатировал Эдгар, тянясь за веником.
— Сожрете? — я смешно растопырила руки в стороны, позволяя стряхнуть снег.
— Выпорю! — в сердцах бросил мужчина. — Кто тебя просил соваться одной в лес? Почему без охраны? Без оружия? Без мозгов?
— Не ругайтесь, — мое величество миролюбиво протянуло ладонь, погладив спасителя по плечу. — Лучше расскажите, что за сонливость меня одолела?
В жарких сенях первым делом скинули верхнюю одежду и почти синхронно тяжело выдохнули. Охо-хо, старость — не радость! Всё болит и мандражирует, будто мне снова за пятьдесят. И лорд Браун досадливо потирает поясницу, украдкой морщась. Не сорвал ли, таская на руках глупую соседку? Где-то у Авроры в закромах был рецепт мази от радикулита.
— Заморочили тебя, — зачерпнув ковшом воду из бочонка, Его ледничество наполнил чайник. — Кругами водили, дрему зимнюю, смертельную наслали. Один круг, второй, а на третий человек падает и более не встает, засыпая сладким сном.
— Духи?
— Угу. Многие мечтают о такой смерти, — нехотя буркнул Эдгар, тут же сменив тему. — Носки не промокли? Снимай, пока не захворала.
Я поежилась. Спать на мнимой перине и впрямь сладко. Только сладость эта сравнима с липкой лентой для мух: раз — и попалась наивная мушка в расставленные сети, погибая с безмятежной улыбкой на лице. Если Аврора не смогла дозваться до меня, разоравшись прямо в голове, то другим несчастным и вовсе каюк. Жуть!
Не дождавшись ответа, лорд-медведь встал и мгновенно оказался рядом.
— Эй, что вы делаете? — возмутилась я, хватая сползающую кофту.
Меня самым наглым образом грабили, стаскивая последнюю рубашку! Ничтоже сумняшеся егерь махом расстегнул пуговки на жилете, рывком срывая с меня мокрый шерстяной слой. Раз — и нет жилета!
— Я непригодна для…
Лорд замер, потянувшись к подолу.
— … грабежа. У меня нечего брать, оставьте хотя бы исподнее! Что вы собрались делать с женской одеждой, лиходей?
— Сушить, — подавившись смехом, Эдгар с трудом сохранил серьезное выражение лица, с сомнением оглядывая мокрую юбку. — Снимай, сейчас плед принесу.
Вот паразит! У жаркой печи обсохнуть можно за двадцать минут, и совершенно необязательно раздеваться. Даже ради этого теплого и мягкого синего пледа, запавшего в мою женскую душу ранее. М-м-м, какой нежный и уютный…
— Как кошка на солнце, — развеселился сосед, снимая с печи чайник и ставя полную крынку. — Тебе идет синий.
Ловко орудуя ухватом, хозяин дома вынул из печи противень с караваем, укутанным в махровое полотенце. Я невольно сглотнула слюну.
Живот пронзительно заурчал, реагируя на запах свежей пищи. Медведь скормил огню охапку поленьев и повернул косматую башку.
— Не обедала?
— Спасибо, я не голодна, — королеве, пусть и фальшивой, должна быть присуща гордость.
— На вот, пожуй, — совершенно проигнорировав мою вежливость, сосед поставил передо мной кружку с молоком и ломоть свежего хлеба. — Тощая, смотреть не на что.
Хлеб был замешан на пряных травах, а молоко чуть сладковатым от меда. Здесь уже научились с помощью магии ультрапастеризовать молоко, заливая его в герметичные бидоны. Огромный кусок, почти половина каравая, и посолен умеренно. Может, он не обидится, если я заберу сдобу с собой? Элли и Эмбер хватит этого на ужин. Главное, самой ненароком не заплакать, зная, что остальным достанется лишь пустая редька. С другой стороны, пониманием никто не обделен, а разбредаться по спальням под голодное хныканье малышек пацанам изрядно надоело.
— Хватит слюни-то пускать, жуй, — наставительно пробормотал Эдгар, пододвинув хлеб ближе.
— У вас тоже проблемы с провизией?
— Обоз на перевале застрял, — пожал плечами сосед, отхлебнув горячего чая. — Если не дураки, назад повернули, пережидать ремонт трассы в ближайшем поселении по ту сторону гор. Ничего, через пару-тройку дней прибудут. В крайнем случае — неделя.
Я прикрыла глаза. Неделя… Мужчина что-то продолжал рассуждать о долгом хранении круп и мяса и сетовал на уменьшение количества скоропортящейся продукции, а я прикидывала, как нам прожить семь дней на мешке гнилой редьки и пакетике сухофруктов.
— Чего застыла-то? Неужели хлеб не для королевского рта?
— Простите, — тихо сглотнула слюну и отодвинула тарелку. — Я не могу.
— Чего это? Не отравлено.
— Верю. Однако, с вашего позволения, я заберу его с собой. И молоко, пожалуйста, а кружку потом верну.
И нет, я не настолько бездумно горда, чтобы не прибегнуть к очевидной помощи — косматой, вредной, но по-своему благородной. Вот только где гарантия, что у самого лорда провизии не осталось с гулькин нос? Помнится, последний большой обоз к ледяному егерю приезжал больше двух месяцев назад, по его рассказам, рекордно давно. Значит, лорд такой же бедняк, как и мы. На севере все деньги мира превращаются в бесполезные кругляши, если в каморке нет куска сала.
А гнать его прямо сейчас в Хорт по скалам, когда он только что вернулся домой и трет покрасневшие от недосыпа глаза — это быть распоследней сволочью, пользующейся чужой добротой. Тем более после очередного спасения.
— Ты чего, мать? — нехорошо прищурился ледничий. — Совсем одичала? Или последние извилины отморозила?
Промолчав в ответ, мое величество принялось ковырять ногтем плед. Да-да, королева-побирушка, смейтесь, товарищи дворяне. Только посмотрела бы я на него, будь за его спиной двадцать голодных ртов, желающих есть каждый час. Тяжело вздохнув, мужчина забрал обратно каравай — сердце екнуло — и принялся отламывать от него по кусочку.
— За маму, — кусок хлеба ткнулся мне в губы. — Открывайте рот, вашество.
Ароматная мякоть быстро намокла от слюны и исчезла в горле. Я не хотела, честно! Но аромат свежей выпечки пересилил разум, вынуждая снова разомкнуть челюсти.
— За папу. Умница, — умилился косматый, поглаживая меня лапищей по голове. — Смотри-ка, ест. Только не вздумай, как птица, тащить еду птенчикам и кормить их изо рта в рот.
— Я должна оставить хлеб детям, — слабо возражала моя благоразумность.
Но лорда, твердо желающего совершить добро, было не остановить. И пока я сыто не положила руку на округлившийся живот, от меня не отстали. Эдгар небрежно ломал хлеб, кроша его прямо на стол, и медленно подносил его к моему рту, как очарованный наблюдая за движением женских губ. Что мне оставалось? Только кусать и жевать не слишком жадно, проклиная свою несдержанность и остервенелое чувство голода.
Никогда бы не подумала, что в худосочную королеву влезет столько хлеба.
— Сейчас куриный суп налью, — доверительно сообщил Эдгар, в чьих глазах плескался тихий восторг. — И пирог. Будешь пирог?
— Буду, — сдалась я.
Медведь ликующе просиял.
Ох уж этот коварный и «абсолютно неочевидный» мужской план. Тётя Люба не валенок, она таких фокусов от одиноких мужчин за жизнь изрядно насмотрелась. Даже юной Авроре понятно, зачем нас кормят со щенячьим восторгом, подкладывая на тарелку лакомые кусочки. Мы обе с Её величеством видим его мотив. Да, Аврора?
«Рассчитывает на постель», — мрачно согласилась она.
«Откармливает на тушенку», — хмыкнула я.
Ну а что? Нас еще немножко прикормить, как зайца, и вполне себе достойная консерва о пятидесяти килограммах получится. И срок годности еще ого-го.
— Давай-ка рассказывай, — велел сосед, выдергивая меня из флегматичных размышлений.
Ну, я и рассказала, слов не жалко. По ходу повествования на лице мужчины твердело выражение тщательно скрываемого ужаса. А услышав про поштучно выдаваемую курагу, он и вовсе вскочил, приказав одеваться и ждать его снаружи. Ожидание затянулось.
— Лорд Браун, вам не тяжело? — прыснула я, стоя на крыльце.
Издалека Его ледничество напоминал восточного торговца, навьюченного товаром. За плечами высился большой тканевый баул, донельзя набитый мешками с крупой и картошкой, в правой руке висела авоська с курицей, в левой — бидон с молоком литров на десять и вязанка домашних сарделек. Даже карманы топорщились, грозясь лопнуть, в которые я украдкой сумела заглянуть. Конфеты. Леденцы, карамельки, ириски, трюфели, шоколад… Егерь, заметив мой смеющийся взгляд, стыдливо прикрыл карманы руками и грозно цыкнул.
Для меня тоже нашлась поклажа: мешок муки на пять килограммов, литровая банка мёда и шмат ароматного копченого сала. «Не тяжело?», — озадаченно спросил Эдгар, примериваясь, как бы закинуть мой груз на себя. А мне было не тяжело. Мне было хо-ро-шо! И с каждым шагом становилось все лучше и лучше. У нас будет хлеб! И сладкие булочки, и молочная каша, и обязательно наваристый душистый бульон, от которого вся детская усталость испарится.
Мы шагали бодро, не замечая холода и веса провизии, о чем-то на ходу перешучиваясь. Эдгар рассказал, что пришлось изрядно укрепить ущелье ледяными наростами и почти вручную расчищать снежный вал, чтобы дорога от подножья гор через лес снова освободилась. Будучи единственным должностным лицом в сердце Катхема, лорд Браун обязан заботиться о местном климате, природе и даже географической стабильности, вовремя предотвращая погодные катаклизмы. Услышав такие должностные обязанности, я выпала в осадок. Как это, предотвращать катаклизмы? Оказалось, что от ледника частенько откалываются айсберги и уплывают в открытый океан, чего допускать не следует.
Угу, помню судьбу «Титаника». Помимо этого, лорд-леший заботится о сохранности и чистоте снежной трассы от таможни к океану, отводит лавины, контролирует бураны, чтобы они не замели замок, и не допускает гибели леса от мороза. Ах да, еще он строит в шеренгу местных духов, удерживая их в Катхеме и не позволяя стервозным сущностям нападать на таможенный пост или вырваться в близлежащие города.
— Маловато тараканов тренируется, — удивился Эдгар, выкатываясь почти к самому замку.
Я обогнула соседа и вгляделась в группу детей, облепившую высокого учителя. Действительно, обычно их в три раза больше, да и выглядят они повыше: как минимум Ксандр и Николь уже догнали меня в росте и доставали педагогу до плеча. А эти деточки дышат сэру Николасу в коленки.
— Так это же малыши, — мы с Авророй изрядно удивились, разглядев среди воспитанников Билли.
Детсадовцы задрали головы, вслушиваясь в громкий и отрывистый голос педагога. Слов не разобрать, слишком далеко, но капризное хныканье донеслось даже сюда. Зачем он их вывел?
— Рановато им искать фуату, — заметил Эдгар, замедляя шаг.
— Прости? — я недоуменно оглянулась на него.
— Фуату, искру ледяного дара, — пояснил он мне. — Годам к восьми ледяных магов учат первому контакту со своим даром. Медитация, концентрация, познание себя. В общем, простенькие развивающие упражнения, чтобы случайная магия приобретала произвольный характер. Рано для дошколят.
— А что такое маттэ-никс? — в памяти всплыли странные слова.
— Физическое воплощение стихийной магии, — удивленно пояснил сосед. — Всё, что может создать ледяной маг своей силой и видоизменить волей.
— А может ли почти взрослая девушка не найти свою фуату?
— Конечно, — хмыкнул егерь. — Иные одаренные всю жизнь так мучаются. Если не учиться, то и до старости не нащупаешь. А ты подозреваешь у себя ледяную искру?
— Да я про Николь, — досадливо отмахнулось мое величество, вслушиваясь в голос сэра. Не нравятся мне эти визгливые нотки.
— Ей бы помедитировать, — внезапно сказал сосед. — У нее вся энергия в позвоночнике перекрутилась, как змея, в плечах каменным колом застыла и не поворачивается. Куда ей течь? Откуда? Потоки забиты к чертям собачьим. И качественно забиты, даже «прорыв плотины» почти не случается. Выдрессировали её знатно: ни пикнуть, ни икнуть без спроса. Детства поди совсем не было?
— Она всегда старшая.
Мне кажется, или кто-то плачет?
— Оно и видно. Только старшая — это диагноз, а не год рождения. Погляди на вашего умника: тоже старший в семье, а энергия хлещет из всех щелей. Не душит его ответственность, не давит старшинство, не надо на своих плечах нести младших. Потому и ледяная магия легко дается, и артефакторика.
— Удивительно, а…
Глухая пощечина рывком обовала вопрос.
— А-а-а-а! — звонкий детский вопль взвился к башенным шпилям.