— Эдгар, хватит! — я безуспешно цеплялась за медвежьи плечи, стараясь сдержать бешеного хозяина тайги. — Ты же его убьешь.
— И не один раз, — свирепо рычал лорд Браун, продолжая методично вбивать кулаки в череп визжащего препода.
Сэр-учитель валялся в снегу, уделав кровью свежие сугробы. Попеременный визг и противное бульканье разбитыми губами не мешали ему сыпать проклятья на наши головы. «Я вас засужу!» — и треск ломаемых лицевых костей вызвал легкий приступ тошноты, как и полный боли крик «компетентного мага», а потому я метнулась к Элли и зажала ей уши.
На щеке девочки расплывалась безобразная припухлость.
Икающая от истерики малышка совсем обессилила и просто стекла на мои руки, как подтаявшее мороженое. К вечеру её лицо превратится в один сплошной синяк, отчего кровавая пелена перед моими глазами не желала спадать.
У-р-р-рою, мразь!
Недалеко от места происшествия тряслись остальные детсадовцы, с первого раза усвоив команду «рыдать в себя». И к ним уже выбегали кое-как одетые подростки, привлеченные наружным шумом.
— Ваше величество! — первым из дверей вылетел Крис, с места в карьер развив крейсерскую скорость. — Элли! Что произошло?!
— Ах ты утырок! — ломким голосом взревели вслед за ним, и обогнавший товарища сообразительный Рон кинулся к взрослым. — Он её ударил?!
Крис перевел взгляд на алую щеку и мгновенно побелел.
— Ты ударил мою сестру! Я тебя убью! — испустил душещипательный вой парень, кинувшись с кулаками на учителя.
Юность до боли эмоциональна, в отличие от степенной и молчаливой зрелости. Едва мы поняли, что произошло, как большое и неповоротливое тело егеря пушечным ядром пролетело три десятка метров прямиком к зарвавшемуся педагогу и без лишних вопросов приласкало придурка хуком справа. Конфетный фейерверк сыпанул в разные стороны. Всё это я отмечала лишь краем глаза, ведь ноги сами несли меня к упавшей от оплеухи девочке, ведомые одним инстинктом — оттащить детеныша от опасности и спрятать за спину. Полагаю, этот же инстинкт велел графу поступить единственно правильным для мужчины способом — уничтожить угрозу на месте, приговорив к казни.
К моему искреннему удивлению, сэр Николас не отмучился сразу же. Очень неосмотрительно с его стороны. Вместо благополучной примерки белых тапочек лорд-преподаватель попытался защититься прямо из сугроба и выстроить какой-то щит, пользуясь преимуществом обстановки. Но то, что работало с детьми, не сработало со взрослым и разозленным магом.
— Хлипковат полог, — шипел разъяренный ледничий, одним ударом снося хрустальный заслон.
У воспитанников отвисли челюсти. Не знаю ранг этого магического барьера, но такая мимолетная зуботычина, разбившая к едрене фене глухой и внешне прочный щит, возвысила лорда Брауна на недосягаемую крутизну в детских глазах. Какая магия? Град обычных тумаков сыпался на макушку идиота, посмевшего поднять руку на ребенка, и ледяной маг ничего не мог противопоставить этим ударам.
— Я сказала, что хочу играть, — захлебывалась объяснениями Элли, едва обретя способность говорить. — А он!…
— Тише, тише, моя маленькая, — бормотала я, прижимая девичью голову к себе. — Пойдем в дом. Не тошнит? Голова не кружится?
Вслед за мальчишками из замка выбежали Николь и Лави в расстегнутых тулупах. Перекошенное лицо помощницы исказилось ужасом. Девушка завертела головой, пытаясь понять, за что хвататься в первую очередь: за шкирки пацанов, за ревущих дошколят или снять с моих рук пострадавшую.
Глухой бряк некрупного подростка об холодную мостовую отвлек меня от причитаний.
— Ты что творишь? — возмутился Крис, не вписавшись в поворот.
Не добежав до сволочного учителя каких-то пару метров, горящий гневом старший брат благополучно свалился в сугроб с чьей-то легкой руки. Туда же полетел и второй мститель, получив тычок в плечо. Я перевела изумленный взгляд на Лавинию.
— Не вздумайте его трогать! — хлестко приказала она, незаметно догнав пацанов. — Даже пальцем не прикасайтесь!
— Ты с ним заодно? — враждебно завопил Рон, отплевываясь от снега. — Своего покрываешь, дворянская курица?
— Идиот, — задрожав от гнева, Лави натянула на лицо холодное выражение. — Взрослые сами разберутся. В колонию для малолетних захотел?
Тело под Эдгаром глухо застонало, подавая признаки никчемной жизни. Тот уже прекратил втаптывать противника в колею и небрежно взмахнул рукой. Повинуясь магии сильнейшего, снег вокруг ожил и поземкой принялся стекаться к учителю, деловито заметая следы преступления.
А преступление имело место быть.
Подпрыгнувшее на одних рефлексах тело королевы бросилось вперед. Ой, мама, что это со мной? В голове туман, взор плывет, а язык совсем не слушается.
— Лорд Николас, вы обвиняетесь в причинении физического вреда малолетней подданной Его величества, — слова лились сами, не спрашивая моего разрешения. — В покушении на жизнь, честь и здоровье простолюдинки, находящейся под опекой леди монаршего двора. В подрыве основ государственности, покушении на национальную ценность — ребенка, дискредитации образа государственного преподавателя. С сегодняшнего дня и до окончания разбирательств я отзываю ваши полномочия учителя моей школы.
— Катись к черту, путана, — простонал из сугроба окровавленный кусок мудака.
— Так ты еще живой, — несказанно обрадовался Эдгар, вновь занеся кулак.
Контроль вернулся также резко, как и исчез. И вместе с ним мое величество буквально размазало невменяемым маслицем по окружающему хлебушку: ноги подкосились, в голове зазвенело, и резко захотелось прилечь.
Волна тошнотворно-липкого страха подкатила к горлу.
«Извини», — буркнула Аврора, высовывая нос из своей каморки. «С дворянами, как в первобытном племени: кто первый схватил палку, тот и вождь. Лучше успеть первыми вынести гражданское обвинение».
«Учту», — скомкано ответила я, внутренне дрожа. Не должна чужая память быть такой самостоятельной. Это же бред! Чтобы оттиск чужой личности перехватил контроль над телом? Господи, от одной мысли паника растекается по черепной коробке.
— Вы подняли руку на ребенка, сэр, — содрогнулась от омерзения я. — На маленького беззащитного ребенка.
Картина отлетевшего в снег детского тельца навсегда останется в моей памяти. Рядом сквозь сцепленные зубы вздохнул лорд Браун.
— Вы не педагог и не джентльмен. Вы даже не мужчина. Просто латентный садист, умело скрывающийся под маской великосветского кавалера. Жаль, мне не хватило духу отстранить вас раньше, — с горечью качнула головой, поставив в разговоре точку. — Вы уедете с ближайшим обозом или я вызову стражу прямо сюда. О совершенном вами деянии СВБ узнает по магофону.
— Погоди, — потерянно и чуть возмущенно отозвался егерь. — А как же Варлок? Этому отбросу самое место на дне ущелья. Подумай еще раз.
Сэр Николас издал свистяще-булькающий звук и испуганно заморгал одним не заплывшим глазом. На некогда благородной физиономии проступила истеричная обида пополам с натуральной угрозой, мол, только попробуйте! Но подняться и воспрепятствовать лорд-учитель не мог.
— Вы живы только потому, что я не бью лежачих, — бросив напоследок в мерзкую морду, мое величество направилось в замок.
Дети потянулись за мной. Командирша умудрилась загнать хныкающих детсадовцев в дом без потерь, и вытащила двух мстителей из сугроба, воспитательными пендалями погнав их в холл. По пути бормотала что-то утешающее и снижающее накал: «Можете съесть его порцию воздуха». Точно, продукты!
— А я бью, — похоронным медвежьим басом прозвучал приговор. — Добиваю и закапываю. Молись, сволота.
Тихо ехавшая на моем плече Элли бросила взгляд раненого олененка на защитника и попросила:
— Не надо. Иначе его косточки никогда не срастутся.
— М-да? — задумался Эдгар, опустив кулак. — Милуешь его?
— Я подумаю, — беспокойно завозилась малышка. — Тётя королева учила прощать. Когда хочется укусить — это значит, что я его милую?
— Это ты на пути к просветлению, — весело фыркнул егерь, брезгливо оттирая снегом кровь с рукава. — Но лучше всякую гадость в рот не тянуть. На, держи конфету.
— Ух ты! — в глазах олененка сверкнула любовь к медвежатине. — Теперь ты мой самый любимый дядя!
Кхе-кхе, низкая планка у детей.
— Проще, чем я думал, — в никуда пробормотал граф, почесав затылок.
В холле поместья рассудительный Ксандр уже собирал носилки из четырех перекладин и полотна, разобрав недостроенный летательный аппарат. Хорошо, Рон не видит, иначе бы смертельно обиделся: ради козла угробить трехнедельный труд! Постанывающего королевского педагога унесли в комнату для прислуги. На первый взгляд серьезных травм не было, но выбросить из ушей треск ломаемого черепа не получалось. Съедобные подарки от соседа расторопные сорванцы утащили на кухню, старательно облазив все сугробы в поисках шоколадно-леденцовых сокровищ.
Встретившие нас девчонки наперебой рассказали, что после моего ухода сэр Николас занял линию связи почти на два часа и громко ругался с кем-то по магофону. Магини умудрились подслушать: недовольный собеседник велел учителю не скандалить, как истеричной барышне, а заняться своими прямыми обязанностями. В министерстве образования рассчитывают, что по окончании вводного курса все ученики смогут выполнить минимум одно магическое упражнение, даже малыши. Получив нагоняй вместо утешения, лорд-преподаватель страшно разозлился и велел одевать дошколят на улицу. Те обрадовались прогулке и вознамерились знатно поваляться в снегу, но получили злого до невменяемости мужика, который криком требовал слушаться. А неугомонная Элли закономерно не стала терпеть произвол.
Мы же отправились в мой кабинет лечить бушующие нервы.
Два граненых пыльных стакана наспех обтерла подолом, как в первый день, жалея об отсутствии шампанского. Вместо него по дну сосуда весело забулькала валерьянка. Соседу двадцать капель, мне — тридцать по выслуге лет. Его ледничество странно покосился в мою сторону и «незаметно» поменял стаканы.
— Я, надо признаться, немолод для таких переживаний, — со стыдливым сожалением произнес он. — Нынче мне исполнилось тридцать девять. Что вы улыбаетесь? Я гожусь вам в отцы.
«Скорее уж в сыновья», — мелькнула забавная мысль.
— Не переоценивайте себя. Между нами меньше двадцати лет разницы, — и ничуть не соврала.
Стресс старит человека. Вот и в настольном зеркале отразилась не тонкая и звонкая Её величество, а уставшая от забот и нервов девушка с потрескавшимися от мороза губами. Эх, надо бы гимнастику для глаз поделать, размять свои зыркалки.
— Чувствую себя старым развратником, когда вы стреляете глазками. Палите по всем мишеням без разбора, — внезапно пожаловался мужчина, приникая к стакану.
За считанные минуты граф Браун тоже будто постарел. То ли усталость навалилась на него всем весом, то ли непросто чувствуется откат после драки, приправленной колдовством.
— Было бы чему развратиться, а цель оправдает средства, — я подмигнула графским развалинам, пряча под столом вторую дозу успокоительного.
Мужчина подавился лекарством и резко закашлялся, отчего-то порозовев скулами. Юнец!
— Я первый с конца в списке целей, — кое-как продышался он. — Сами видите, ни графской казны за мной, ни земель. Одно название от графа.
Эх ты, не все землей меряется. А звонкие астры в Катхеме не более ценны, чем «золотые штучки для игры» в сказке Льва Толстого. Лично я и с одним-то замком править устала, а целым графством — это стопроцентный билет к психотерапевту.
— Меня полностью устраивает такой расклад, — меж тем продолжал уже-не-граф. — Но из знатной добычи ваш покорный слуга превратился в картонного ежика для юных лучников.
— Предположим, земля — это фикция. Как ни крути, а все земли принадлежат королю: реально или потенциально. Захочет — оставит в покое, не захочет — прикажет кавалерии вышибить любого аристократа и передарит его угодья верным псам. По сути, земля принадлежит сильнейшему, её за пазухой не утащишь.
Ледничий слушал с мягкой полуулыбкой, одобрительно моргая моей философии. Ни дать ни взять два мыслителя за бокалом доброго эля! Только правая рука, которой егерь держал стакан, подозрительно начала синеть. И вид сбитых костяшек резанул сердце дурным предчувствием.
— Другое дело деньги. Не буду лукавить, финансы нужны всем. Даже здесь в перспективе хотелось бы наслаждаться денежной магией: отремонтировать замок, построить школу, сделать жизнь более комфортной. Ну так их можно заработать!
— Что? — споткнулся на мысли мужчина. В карих хищных глазах мелькнуло опасливое недоумение. — Заработать?
— Ну да.
Только не говорите, что дурной характер — это не самый большой его недостаток. Нежелание зарабатывать куда хуже.
— А вам разве не зазорно? — настороженно спросил он. — Чтобы ваш…э-э-э, супруг работал, как крестьянин?
Ха!
— Скажу более, — таинственно улыбнулось мое величество. — Мне и самой не зазорно зарабатывать на жизнь.
Ой. Зря я это сказала.
В мнительном взгляде соседа мелькнула паника и желание поднять меня на вилы. Да так искренне, что я тревожно заелозила на кресле и отодвинулась на пару миллиметров. Вдруг кинется, а у меня в руках потенциально колющий предмет.
— Глупый розыгрыш, — сделал неожиданный вывод граф, слегка рассердившись. — Я ведь почти поверил.
В гнетущем молчании я прикрыла глаза и поставила на стол орудие превышения самообороны. Разубеждать? Да ща-а-аз. На кой мне это надо? За его веру в королевскую независимость мне никто не заплатит, значит, и тратить время на аргументы бессмысленно. Пусть считает, как хочет.
Но от моего легкомыслия тишина не развеялась. Наоборот, стала гуще, весомее, и в ней отчетливо раздались отголоски приближающегося грома. Взгляд Его ледничества горел обреченной решимостью. Прелюдии кончились. Время сверить показания.
— Что будем делать? — хриплым голосом спросила я.
Эдгар криво усмехнулся и отсалютовал мне валерьянкой.
— Звоните в канцелярию. Ваш сосед напал на благородного.