Когда ты единственная живая среди мертвецов, тишина становится иной. Обволакивающей, тяжелой. Проснувшись в медицинском модуле на Феррисе — в то последнее утро, когда еще оставалась надежда, я лежала взмокшая после жара и ошалевшая от звона в ухе, который впредь станет моим неизменным спутником, — я заметила разницу сразу же. Хрипы затрудненного дыхания матери пропали. Пропали голоса и шаги в коридоре. И никаких приступов надрывного кашля — ни поблизости, ни в отдалении, — что беспрерывно оглашали станцию многие недели.
Только тяжелая, неестественная тишина, нарушить которую, казалось, не в силах было ничто — ни мои рыдания, ни неуверенные шаги по переходам между модулями, ни мольбы отозваться.
Только через несколько дней до меня стали доноситься тихие отрывистые звуки. Один-единственный шажок в темноте, из блоков и переходов, где остались одни трупы. Шуршание ткани о кожу при движении. Нестройный шепот, едва пробивающийся сквозь завывание системы фильтрации воздуха. Раздающееся снова и снова мое имя. «Клэр. Клэр. Клэр». Хихиканье Бекки, зовущей играть.
И мама, втолковывающая мне, что нужно сделать для спасения, хотя ее неподвижное опустошенное тело лежало и медленно разлагалось на полу медицинского модуля.
Я была в одиночестве — только не совсем полном.
В моем досье приводится официальный диагноз, поставленный после спасения: чрезвычайно тяжелая форма посттравматического стрессового расстройства, осложненного слуховыми и зрительными галлюцинациями.
Только я знаю, что медицинское заключение было неправильным. И остается неправильным. Ведь я была там. И мне лучше знать, что я слышала и видела.
И потому от одной лишь мысли о добровольном участии в подобном испытании у меня отнимается язык, а по спине пробегает холодок, хотя на камбузе из-за нашего сборища уже установилась настоящая жара.
— Да на это уйдет несколько месяцев! — возражает Воллер.
— Оставлять их не хочется, но и заточить себя в могиле с ними тоже, — дрожащим голосом протестует и Лурдес.
— Не понимаю, чем это отличается от полета на ЛИНА. Или даже от нынешнего нашего положения, — настаивает Нис. — Мы точно так же будем герметично изолированы.
Лурдес заметно содрогается. И с полным на то основанием. На Феррисе двери никого не спасли. И, подозреваю я, герметичные затворы на «Авроре» вряд ли что изменят.
— Нет, — сухо произносит Кейн, поджимая губы. — Такой вариант неприемлем. Нам до сих пор неизвестно, что произошло с людьми, а несколько месяцев в одиночестве, запертыми внутри…
У меня и вовсе перехватывает дыхание, и я отворачиваюсь от них и сгибаюсь в приступе кашля, пытаясь глотнуть воздуха.
— Клэр? — беспокоится Кейн. Он берет меня за плечо — и я разрываюсь между порывом погрузиться в успокоение и желанием отпрянуть, чтобы доказать, что никакого утешения мне не нужно. В итоге не делаю ни того, ни другого, так и стою с его рукой на плече.
— Ты как? Извини, я не подумал, — тихо добавляет механик, явно огорченный.
Я мотаю головой, поскольку махнуть рукой сейчас не способна.
— …в порядке…
— Да что ты перед ней-то извиняешься? — возмущается Воллер. — Ведь жизни ты ломаешь нам!
Кейн поворачивается к нему, убирая руку с моего плеча, и я сразу же ощущаю утрату, будто меня лишили чего-то жизненно важного.
— Чересчур драматично, тебе не кажется? — иронично спрашивает механик у Воллера. — Даже для тебя.
— Это я-то драматичный? — фыркает пилот. — Брось, это не я планировал покончить с собой, уплыв в…
— Заткнись! — визжит Лурдес, затыкая себе уши. — Это невыносимо!
Сквозь шум их перебранки до меня доносится бубнеж Ниса по интеркому, в котором, естественно, не разобрать ни слова. Во мне вспыхивает гнев, и я поворачиваюсь к троице.
— Всем заткнуться!
Они ошалело смолкают, но долго тишина не продержится, можно не сомневаться, и я набрасываюсь на системщика.
— Что ты там говоришь, Нис?
— Э-э… А, я говорю — а что, если не несколько месяцев? А лишь несколько дней?
Мурашки снова затевают миграцию по моей коже.
— Да ну, — отмахивается Воллер. — Мы и так уже в девяноста с чем-то часах от К147, а это само по себе у черта на рогах. Что нам это даст?
Его вопрос замыкает цепь у меня в мозгу, и я медленно выдавливаю:
— Комсеть.
— Именно, — довольно отзывается системщик.
— Да что ты несешь? — рявкает пилот.
— Нам вовсе не обязательно возвращаться на Землю, — складываю я два и два. — Вполне достаточно привести «Аврору» обратно в известный космос. Обратно к комсети. Оттуда отправим сообщение — выйдем в прямой эфир с капитанского мостика лайнера, что невозможно подделать, в особенности с идентификаторами «Авроры»…
— Загрузим на Форум, в ленты новостей, — ликующе подхватывает Нис.
— Мы будем находиться буквально внутри самого доказательства, — продолжаю я. — И это наше доказательство заявки каждый сможет услышать и увидеть. А если кому-то захочется тащиться в такую даль, то он сможет увидеть «Аврору» и своими глазами. Загадка решена. Космолайнер найден. Скрыть уже не получится.
— А какой дурак станет наказывать героев, которые нашли и вернули «Аврору» в безопасное место? — продолжает Воллер и ухмыляется, отчего его заостренное лицо кажется еще хитрее. Однако его восторг, несомненно, искренен. — Да-да, живо гоните им награду! Раскошеливайтесь на проценты по заявке! Они ж притащили назад целый чертов корабль! — он завершает тираду ликующим воплем и для выразительности хлопает по стене.
— И они все-таки вернутся домой, — добавляет Лурдес, с облегчением кивая. Пальцы ее наконец-то оставляют в покое капсулу со свитком на шее.
Только это и вызывает у меня слабую улыбку. Потому что остальная часть замысла, согласно которому мы на несколько дней изолируемся внутри «Авроры»… Сердце заходится, явно вознамерившись пробить мне грудную клетку.
Кейн прочищает горло:
— Могу я с тобой поговорить об этом? Наедине.
Нет. Потому что я наперед знаю, что он собирается сказать. И потому обращаюсь к Лурдес:
— Возникнут ли проблемы с подключением «Авроры» к модернизированной комсети?
Проблема в том, что нам придется иметь дело с устаревшей техникой. Когда лайнер отправился в круиз, комсеть еще пребывала в младенческой стадии, была гораздо меньше и проще.
— Я… Не думаю, — отвечает девушка. И снова кивает, на этот раз с уверенным видом. — Я смогу это сделать.
— А ты знаешь, как ее пилотировать? — спрашиваю я у Воллера.
— Детка, я могу пилотировать все, у чего есть крылья, — хвастливо отвечает тот.
— Неужели придется напоминать, что у «Авроры» нет крыльев? — вздыхаю я.
— Да это такое выражение, босс. Смогу, без проблем!
Я не удерживаюсь и закатываю глаза. Теперь, когда мы делаем то, чего так хочется Воллеру, я становлюсь «боссом».
— Я тоже могу принять участие. — подключается Нис. — Основное управление везде одинаковое. Но операционная система «Авроры» постарее и малость посложнее нашей Шенандоа 15.7. Вроде где-то у меня есть ее описание… — Он умолкает, наверняка уже принявшись за раскопки в своей базе данных.
— Прекрасно, — сдержанно констатирую я. Все по-деловому и профессионально. Только с таким подходом я и смогу выдержать — полностью сосредоточившись на работе. — Также я считаю, что нам не следует есть и пить запасы на борту лайнера, мало ли что. Вдруг вода…
— Слишком рискованно, — перебивает Кейн, обходит Лурдес и встает прямо передо мной. Взгляд его, однако, выражает посыл более определенно: «слишком рискованно для тебя». Не исключено, что он прав. Как-никак ему знакомо содержание моего досье.
«Клэр. Клэр. Клэр». Снова меня зовут голоса.
Я до сих пор иногда просыпаюсь посреди ночи, слыша их, слыша смех Бекки. Мне неизменно требуется какое-то время для осознания, что это лишь кошмар. Что только кошмаром это и должно быть.
Но сейчас ничто не заставит меня передумать.
— А теперь внимание. — Сосредотачиваю внимание на Воллере и Лурдес, потому что на Кейна смотреть выше моих сил. — Я не собираюсь приказывать вам делать это. Нис, слышишь?
— Так точно, — рассеянно отзывается он.
— Если возникнет необходимость, распределимся на ЛИНА и «Авроре». Кейн и Лурдес, вы можете оставаться здесь и следовать за нами.
— Но ты пойдешь на «Авроре», — произносит механик.
— Да. На ней.
— Ты знаешь, что я в деле, — без всякой надобности заявляет пилот.
— Нис? — спрашиваю я, и Воллер фыркает.
— Ты смеешься, что ли? Да такое раз в жизни выпадает! — негодует системщик. — Находиться на космолайнере, сохранившемся за все эти годы точно в таком же состоянии, как во время… того, что произошло!
— Я пойду с вами, — тихо произносит Лурдес. — Не хочу оставаться здесь одна. — Она, извиняясь, смотрит на Кейна. — Прости, Беренс.
Тот сдержанно пожимает плечами.
Я заставляю себя встретиться с ним взглядом, задавая молчаливый вопрос.
Он вздыхает, и я понимаю, что победила. Если, конечно, высадку на «Летучий голландец» и полет на нем можно считать победой.
— Итак, вопрос решен, — отчеканиваю я. — Лурдес, обсуди с Нисом, что тебе понадобится для связи с комсетью. Возможно, кое-какие устройства придется снять с ЛИНА.
Девушка кивает, протискивается мимо пилота в коридор и спешит к Нису.
— Воллер, готовься на выход. Если диагностика покажет что-то ненормальное, все отменяется. А мы с Кейном поможем с… остальной подготовкой. — Заодно и проследим, чтобы энтузиазм пилота не сподвиг его на «заимствование» чужой собственности.
Он отдает честь и с ленцой направляется в свою каюту, оставляя меня наедине с Кейном.
Воздух на камбузе немедленно сгущается от напряжения, и меня так и подмывает удрать. Однако я выпрямляюсь и расправляю плечи. Что ж, поговорим, если ему так хочется.
Какое-то время Кейн лишь буравит меня взглядом. Затем начинает:
— Они не знают. Им не понять. — Поигрывая желваками, он недоверчиво качает головой. — Но я-то знаю — и все равно не врубаюсь, чем ты только думаешь? Ну зачем тебе это? — Механик в сердцах всплескивает руками. — По-моему, ситуацию с большим количеством психологических триггеров для тебя и вообразить невозможно. — Он подступает ближе. — Месяц. Ты была целый месяц заперта в темноте и одиночестве, не считая мертвецов и галлю…
— Знаю! — огрызаюсь я. — Я же была там. Забыл?
— А ты? — парирует Кейн. Вдруг глаза его слегка расширяются. — Погоди. Так это из-за того, что произошло? Ты пытаешься наказать себя за…
— Нет! — Хотя и не совсем. Как ему объяснить, что я всегда знала, что однажды мне воздастся? Что есть разница между самонаказанием и отсроченным наказанием.
— Тогда чем ты думаешь? — повторяет он.
— Просто у меня нет выбора. Я хочу будущего, которого в данный момент для меня не существует. Того, что я когда-то выбрала, будущего прямо вот здесь. — Я взмахиваю рукой, словно бы обводя весь окружающий космос. — Я хочу собственную транспортную компанию. Чтобы впервые в своей жизни чем-то владеть и заведовать, пускай даже мне и страшновато. Хочу, чтобы Воллер спустил свою долю на дорогой скотч и рыженьких. Чтобы Лурдес пожертвовала своей церкви на строительство нового храма, о чем она без устали повторяет.
Брови Кейна удивленно ползут вверх. Да, я слушаю, даже если не реагирую.
— Хочу, чтобы Нис смог купить себе… — Тут я осекаюсь. — Чего он там хочет купить.
Губы механика невольно дергаются в улыбке.
— И я хочу, чтобы у тебя появилось время для дочери. Чтобы ты виделся с ней чаще, чем раз в полтора года на пару недель. — Голос у меня дрожит, и я тут же отвожу взгляд из страха выдать лишнее. — И если ради всего этого мне придется пройти через ад, так тому и быть.
Все равно я годами ждала ада, нисколько не сомневаясь, что он придет.
— Клэр, — мягко произносит он.
— И да, может, отчасти я и хочу загладить вину. — Скрещиваю руки на груди, упираясь взглядом в глубокую царапину на полу. — У моей матери нет могилы на Земле, потому что «Верукс» уничтожил все модули Ферриса. Мне негде навестить ее, негде положить цветы.
Или попросить прощения.
— «Сити-Футура» несет ответственность за всех этих людей — неважно, погибли они в результате несчастного случая или умысла, — запальчиво продолжаю я. — Их семьи имеют право на ответы, имеют право получить своих родных. Не только богатых знаменитостей, но и членов экипажа. Нельзя их бросить только потому, что «Beруксу» так удобнее. Они всего лишь вырезали имена пропавших на еще одном сраном мраморном монументе, за которым ничего не стоит!
Памятник Феррису расположен в чикагском Грант-парке — точнее, в том, что от него осталось. Я видела фотографии. Мемориал «Авроры» установлен в десятую годовщину потери связи с лайнером в калифорнийском кампусе «Верукса» — дань уважения «пропавшим без вести первопроходцам».
Наконец я умолкаю, и воцаряется тишина. И меня тут же охватывает страх, что я выболтала слишком много. Сдала линии обороны, которые выстраивала не один год.
Меня заливает краска, начинает жечь глаза, и я поднимаю голову к потолку, молясь про себя, чтобы навернувшаяся влага поскорее просохла. Меньше всего мне хочется увидеть жалость на лице Кейна.
— Кроме того, это всего на три дня, — добавляю я, изо всех сил стараясь придать голосу бодрости. — Не так уж и скверно.
Даже не знаю, кого в данный момент пытаюсь убедить. Нужно было держать язык за зубами, черт побери!
И вдруг я ощущаю на плече руку, которая осторожно разворачивает меня лицом к мужчине.
— Ты либо храбрейшая женщина из всех, кого я встречал, либо самая безумная, — говорит он.
А потом его руки обвиваются вокруг меня и привлекают к себе.
Я знаю, что нужно вырваться, но в этот момент слабость сильнее решимости. И мои руки словно сами по себе обнимают Кейна, вцепляясь в футболку у него на спине.
Обнимать и находиться в объятиях впервые за долгое время вовсе не так страшно, как мне представлялось. Уж точно не как стоять на цыпочках на краю чернеющей бездны и вглядываться вниз.
Напротив, я испытываю облегчение, как будто сбросила тяжкую ношу.
— А почему не обе вместе? Наверно, все-таки обе, — говорю я, уткнувшись Кейну в ключицу. От него пахнет теплой хлопковой тканью, успокаивающе знакомым металлическим привкусом воды ЛИНА и мылом.
— Наверно, да, — смеется он.
Не отпуская меня, Кейн отступает на шаг и за подбородок приподнимает мне голову. Хмурится на дорожки слез на щеках и ласково вытирает их ладонью.
Мой взгляд падает на его рот, и, прежде чем успеваю остановиться, даже понять, что происходит — поднимаюсь на цыпочках и припадаю своими губами к его.
Кейн хмыкает от удивления и отстраняется. Сантиметров на пять, но этого уже достаточно.
— Клэр, — мягко начинает он.
Меня охватывает шок от собственного поведения, и мгновение спустя я уже объята пламенем полнейшего унижения. Что я себе вообразила? Что я творю?
Отшатываюсь от Кейна и отчаянно пытаюсь подыскать слова — хоть какие-нибудь, лишь бы этот эпизод поскорее остался позади.
— Я… э-э, рада, что мы… одинаково смотрим на предстоящую операцию. Дай знать, если у тебя и Воллера возникнут вопросы по подготовке.
— Клэр, подожди… — обеспокоенно хмурится он.
— Увидимся позже. — Я протискиваюсь мимо механика в коридор, прочь от него. Краска у меня на щеках пульсирует в унисон с сердцем. Да что же со мной такое?
Разумеется, этим вопросом я задаюсь отнюдь не в первый раз. И, боюсь, не в последний.