Мертвая тишина

15

8 часов на «Авроре», 63,5 часа до зоны действия комсети

Пересчитываю запасы воды и продовольствия. Дважды.

Составляю список задач для Ниса, включая взлом зашифрованного вахтенного журнала.

Лурдес занята протоколом исходящих передач. Просмотреть отправленные сообщения нельзя, они удалены, однако можно установить, кто и как часто пытался связаться с Землей. Я попросила ее составить список самых активных. Вдруг обнаружится какая-то система.

Шесть часов — не так уж и много времени для отдыха. Зато для размышлений — даже чересчур много. А поводов для раздумий целая уйма.

«Аврора». Что здесь произошло. Что нам может грозить в эти шестьдесят с лишним часов.

Кейн.

От последнего под ложечкой у меня завязывается тугой узел предвкушения и ужаса. Как будто я украла что-то, в чем так отчаянно нуждаюсь, и вот теперь сижу и жду, когда меня поймают. Жду, когда после «а» на меня обрушится и «б» и припечатает к земле.

Как после подачи заявления на должность капитана транспортника. Я знала, что не получу ее и что работа эта совершенно не по мне, но все равно до зарезу хотела такого будущего — любого другого, лишь бы не предложенную «Веруксом» канцелярщину, — и потому не могла не попытаться.

Хотеть всегда больно.

Чтобы чем-то занять мозг и избавиться от непроходящего ощущения крепких объятий Кейна, я заставляю себя снова просматривать видеозаписи на планшете, даже законченные серии «Данливи». Выискиваю что угодно, хоть сколько-то выделяющееся на общем фоне как намек или предзнаменование грядущего ужаса.

Ничего. Как будто щелкнули выключателем. Все выглядит нормально — насколько нормально может быть в реалити-шоу об избалованных и богатых девицах на космолайнере, полном таких же избалованных и богатых пассажиров; на записях, например, есть сюжет о перепалке из-за рецепта веганского паштета, — а буквально в следующий миг на фоне изысканных кожаных диванов и мрамора разворачивается апокалиптическая драма.

Осторожно опустив планшет на пол, откидываюсь на спинку кресла и протираю глаза. Ничего не понимаю. Наверно, я все-таки что-то упускаю.

Пожалуй, стоит просмотреть еще раз, уделяя больше внимания людям и событиям на заднем фоне.

Снова берусь за планшет, и тут до меня доносится отчетливый щелчок закрываемой двери в коридоре. Во время обыска люксов я наслушалась таких звуков более чем достаточно.

Смотрю на часы. Кто-то встал пораньше.

Кейн.

Узел под ложечкой затягивается еще туже, однако я мужественно игнорирую его, полностью сосредотачиваясь на планшете, а не на нервах, которые явно не в состоянии определиться со своими чувствами.

Я просто наблюдаю за людьми, отключив звук, и в конце концов зрелище меня даже затягивает. Маска вежливости официантки в роскошном ресторане слегка натягивается, когда Опал просит заменить воду второй раз. А вот мимо столика проходит щегольски разодетая старушка в вычурной шляпке, более смахивающей на изваяние из зеленой ткани и перьев, и бросает в камеру презрительный взгляд. Нис вроде говорил, что это какая-то герцогиня. Из Лихтенштейна, что ли… Если бы эта особа задрала нос еще выше, то не смогла бы дышать. Не то чтобы я ее упрекаю.

Только через несколько минут до меня доходит, что на мостике так никто и не появился. Ни Кейн, ни кто другой.

Я встаю и выглядываю за дверь проверить, все ли в порядке. Но коридор в обоих направлениях пуст и тих, как и последние несколько часов.

— В чем дело? — отрывается от просмотра Лурдес. Голос у нее сонный.

Как можно беспечнее пожимаю плечами:

— Да просто показалось, что они уже проснулись.

— Брось, — фыркает девушка. — Воллер только за десять секунд и явится.

Здесь она права.

Возвращаюсь на место и снова включаю воспроизведение. На этот раз, однако, смотрю рассеянно, охваченная смутной и необъяснимой тревогой.

Во второй раз щелчок замка звучит громче. Или ближе.

Я вскакиваю и спрашиваю у Лурдес:

— Ты слышала?

— Что слышала? — удивленно поворачивается она ко мне.

Черт. Черт.

Ладно, делаю глубокий вдох.

Снова усаживаюсь в кресло.

— Не обращай внимания. Наверно, просто скрипит пружина, когда я двигаюсь.

На вид не совсем убежденная, девушка все же кивает.

— В одном из наборов инструментов Кейна, которые мы принесли, наверно, что-нибудь отыщется для ремонта. Я могу посмотреть, если ты…

— Нет-нет, спасибо.

Пару секунд Лурдес неуверенно смотрит на меня, затем возвращается к работе.

Щелк-щелк.

Мне удается не оторвать невидящего взгляда от планшета. Девушка никак не комментирует. Она вправду ничего не слышит!

Щелк-щелк. Щелк-щелк. Щелк-щелк.

Теперь звук раздается быстрее и чаще. Один за другим без остановки. Как будто подошло время обеда и все пассажиры устремляются из своих люксов в «Ля фантази». Или в тот жуткий театр уровнем ниже.

Чувствую, как у меня взмокают подмышки. Планшет тоже приходится держать крепче, чтобы он не выскользнул из скользких ладоней.

Рецидив посттравматических симптомов вследствие стресса. Так сказали бы врачи. Всего лишь галлюцинации.

На экране беззвучно двигаются Кэтти и Опал. То ли смеются, то ли орут друг на дружку, не понимаю. Я уже не в состоянии сосредоточиться, воздух камнем застревает в горле.

И вдруг какофония замков так же внезапно, как и началась, прекращается.

Однако в воцарившейся тишине я различаю новый звук. Мягкое «вшух-вшух» — шарканье по ковру. Шаги приближаются. Я так сильно сжимаю планшет, что его края впиваются мне в ладони.

А потом на плечо мне тяжело опускается рука, и я невольно издаю сдавленный крик — скорее, впрочем, жалкий всхлип. Резко вскакиваю с кресла и оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кто — или что — у меня за спиной.

— Эй-эй! — Кейн с округлившимися глазами вскидывает руки в извинительном жесте. — Прости-прости, не думал тебя напугать. Мне показалось, ты слышишь, как я подхожу.

— Все в порядке, — выдавливаю я и сгибаюсь пополам, пытаясь восстановить дыхание и скрыть краску стыда и унижения, мгновенно залившую мне лицо и шею. — Просто неожиданно. — Ложь.

— Воллер так храпел, что я не смог заснуть. Вот и решил вернуться чуть пораньше. — Он подступает ближе. — Ты уверена, что в порядке?

— В полном, — машинально брякаю я. Еще одна ложь.

— Клэр, — протягивает Кейн мне руку.

Но я не могу ответить ему тем же. Не могу позволить Кейну быть сейчас мягким. Особенно если намерена держать себя в руках. В глазах и без того уже начинает жечь.

Я моргаю, прогоняя слезы, и решительно выпрямляюсь.

— Все в порядке.

Едва заметно киваю на Лурдес, которая уже повернулась в кресле и едва ли не пожирает нас глазами. Через секунду Кейн как будто понимает ситуацию.

— Ладно, — неохотно бурчит он. — Но тебе необходимо отдохнуть. Вы можете идти.

— Никаких одиночек, — качаю я головой.

Впрочем, в этот момент на мостик заходит Нис, за ним плетется и Воллер.

— У нас осталось еще пятнадцать минут! — начинает он с протеста.

— Это у тебя осталось пятнадцать минут, — осаживает его Нис. — Мы с Кейном уже час как проснулись, потому что твой храп что вой сирены! Кэп, — кивает он мне, направляясь к своему месту. Выглядит системщик гораздо лучше. Не огурчик, но лучше.

— В следующий раз поменяемся, — успокаиваю я его. — Воллер подежурит с нами.

— Что, двойная смена? Брось, кэп! — Воллер плюхается в кресло. — Да у меня уже башка трещит!

— Лурдес, ты готова? — спрашиваю я, старательно избегая взгляда Кейна. Девушка немедленно вскакивает:

— Более чем!

Протягиваю старый планшет механику:

— Составила список работ для Ниса, переписала провиант и снова просмотрела видео с Данливи. Ничего не заметила, но…

— Увидимся через шесть часов, Ковалик. Все будет хорошо, — мягко перебивает меня Кейн.

«Это слишком опасно. Я слишком опасна», — вот что я должна ему сказать. Но не говорю. Может, сон мне поможет. Несколько часов отдыха — и все пройдет.

Ага, конечно.

Я не делила ни с кем жилье с самого интерната «Верукса». А до этого жила в одном модуле только с мамой. После интерната поклялась, что никогда не буду жить с кем-то снова, даже во временной командировке. Но сейчас, ради общей безопасности и благополучия, мне предстоит пойти на жертву.

Лурдес держится позади в паре шагов, пока я миную помеченные двери в поисках номера без двойного креста. Пускай мы и извлекли из кают трупы, в самой идее спать там, где кто-то умер — а чаще всего кого-то убили, — есть нечто глубоко зловещее. Поэтому для жилья подходят только номера, где никого не было.

Дверь легко открывается — после обыска мы с Кейном не запирали люксы, помеченные одним крестом, — и, стоит мне переступить порог, автоматически включается свет, и я немедленно вспоминаю, что это за номер.

— О-о-о! — реагирует Лурдес у меня за спиной.

— Ага, здесь жила актриса, — сообщаю я. — Анна какая-то там.

До отключения гравитации жилище наверняка представляло собой живописный бардак из красивых тканей всех цветов и оттенков, со стразами, кармашками и застежками из настоящей кожи и перьями явно неприродного происхождения. Эффектные творения, для описания которых даже слово «платье» не совсем уместно, были художественно разложены на спинке дивана, развешены на дверях гардеробной и манекене, который в данный момент валяется на боку между диваном и комодом.

Теперь же они превратились в беспорядочные разноцветные груды, эдакие крошечные сверкающие горные хребты на кремовом ковре.

По привычке я почти ожидаю, что Нис назовет полное имя Анны и изложит основные сведения о ней, слушая нас, как он всегда делал на ЛИНА. Однако системщик молчит, и чувство одиночества и изолированности чуточку обостряется.

Лурдес взвизгивает от восторга и проходит в комнату, стараясь не наступать на ткани.

— Ты только посмотри! — ахает она, подхватывая с пола мягкое облачко — платье с длинными рукавами, совершенно прозрачное, бледно-розового цвета и отделанное сущим кружевом из кристалликов. Девушка благоговейно раскладывает его на подлокотнике дивана, касаясь одеяния осторожно и даже нежно. — Какая красотища!

— Ага, — улыбаюсь я. В моде я ничегошеньки не смыслю, поскольку большую часть жизни провела в комбинезонах и экипировке «Верукса», однако восхищение девушки заразительно. — Я так понимаю, это только часть какого-то комплекта, да? — Должно же что-то поддеваться внизу… — В противном случае званые ужины здесь наверняка были очень интересными. — Я приподнимаю брови.

Лурдес осуждающе цокает языком.

— У тебя совершенно нет вкуса!

— Не отрицаю.

Девушка склоняет голову набок и с хитрецой добавляет:

— Если только дело не касается мужчин.

— Так, на этом и закончим, — закатываю я глаза.

Затем двигаюсь в другой конец номера, в спальную зону. По пути щелкаю выключателем в ванной. Хоть и чувствую себя дура дурой, но не могу удержаться и заглядываю в помещение.

Внутри стены сияют безупречной белизной, а старомодное джакузи стоит пустым — в точности, как и во время первого нашего с Кейном осмотра. Тот же набор косметических средств — для макияжа и ухода за волосами, названия некоторых мне совершенно ничего не говорят, — валяется на полу, куда бесчисленные баночки и тюбики попадали после включения гравитации.

Ничего другого я и не ожидала. Совсем.

Корчу себе рожу в зеркале, и отражение над раковиной с золотым смесителем послушно меня передразнивает. И от этого становится немного легче: вселенские законы по-прежнему действуют.

Что еще? Выгляжу хреново. Под глазами темные круги, пряди русых волос прилипли ко лбу и стоят торчком вокруг резинки поспешно стянутого, неоднократно перетянутого и прискорбно короткого конского хвоста.

Тем не менее Кейна все это как будто не волновало.

Рефлекторно качаю головой и краснею.

А потом неторопливо провожу пальцем по крану и рукояткам, таким же золотым. Даже если бы мое состояние было нормальным — что, разумеется, отнюдь не так, — цена вопроса слишком велика, чтобы все-таки цепляться за этот шанс. Как-никак призом будет свобода. Возможность выбирать самой. И то же самое для всех членов моей команды.

Кроме того, у Кейна на Земле есть ребенок — и жизнь, к которой он наверняка захочет вернуться, как только мы получим денежки со своей «находки». Я же о Земле даже думать не желаю.

Покончив с самоанализом, отворачиваюсь от зеркала, и тут до меня доносится смех Лурдес.

— Кэп, я не слышу! — кричит она с другого конца номера. — Что ты сказала?

Нахмурившись, я на мгновение замираю, затем выхожу из ванной. Девушка уже направляется ко мне, с трудом узнаваемая в накинутом пурпурном одеянии. Из-под складок до самого пола только носки ботинок и мелькают, да еще на затылке по-прежнему виднеется золотая цепочка.

— Я не расслышала, — лучезарно улыбается она. Просто маленькая девочка, играющая в гардеробной своей матери.

В гардеробной своей мертвой матери.

Сознание мгновенно разражается вспышкой воспоминания о модуле, в котором мы с мамой жили на Феррисе. О ее белых халатах, подобно призракам висящих в тесном шкафчике. Подобно брошенным пустым раковинам.

Во мне вспыхивает злость на себя, подогреваемая давнишней неудовлетворенностью, и я отвечаю Лурдес несколько резковато.

— Ничего я не говорила.

На ее лице отражается неуверенность, улыбка слегка тускнеет. Похоже, она решила, будто по непонятной причине я просто ее дразню.

— Нет, говорила. Я слышала, как ты шептала. Ты сказала, будь осторожнее, а дальше я не разобрала.

Неужто я говорила вслух? Машинально бросаю взгляд на зеркало, как будто оно способно пролить свет на мои сомнения. Отсюда его не видно, да и что в нем можно увидеть.

Но я точно уверена, что не разговаривала сама с собой. От этой привычки я отделалась еще много лет назад, вынужденная жить в тесном соседстве с другими людьми, навряд ли с восторгом воспринимающими постоянные ворчливые комментарии. Тем не менее исключать нельзя ничего.

Тогда почему я не помню, что говорила? Я разглядывала себя в зеркале, но в памяти совершенно не отложилось, как у меня шевелятся губы, изрекая какие-то слова, уж тем более совет «быть осторожнее» Лурдес или даже себе.

Если только, опять-таки, моя связь с реальностью частично не нарушена. По крайней мере, с реальностью окружающих.

Опять.

В желудке кристаллизуется ледяной ком страха, и у меня перехватывает дыхание.

Однако девушка продолжает недоуменно смотреть на меня, и я выдавливаю ободряющую улыбку и меняю тему:

— Загляни-ка в ванную. Как тебе габариты, а?

Она послушно переключает внимание на раковину и джакузи.

— Ух ты! — Ее брови удивленно изгибаются, и былой восторг отчасти возвращается. — Да она больше, чем моя комната у родителей!

— А я о чем, — отзываюсь я, стараясь подстроиться под ее тон. Все-таки я вполне могла говорить вслух, просто не обратила внимания. Как-никак я выжата как лимон, плюс стресс. Так что сценарий вполне вероятный.

Осталось шестьдесят три часа с хвостиком. Я выдержу. Обязана выдержать.

— При всем моем восхищении твоим дефиле, — я указываю на накинутое на Лурдес платье не по размеру, и девушка тут же разражается смехом, явно позабыв о недавних тревогах, — нам необходимо поспать.

Безупречно белоснежное одеяло невероятной толщины на гигантской кровати подоткнуто со всех сторон. Кое-где на нем разбросана одежда, до недавнего времени парившая в пространстве.

Я собираю наряды и передаю их Лурдес. Шелковые шарфики, тяжеленная шуба, какая-то конструкция из соединенных резиновых ремешков и тряпичных прямоугольничков — то ли секс-игрушка, то ли БДСМ-приспособление, то ли просто купальник. Не разбираюсь я в моде.

Девушка все относит в гостиную зону, обращаясь с вещами так, будто они сделаны из тончайшего фарфора.

Проявляет величайшую осторожность — как, по ее мнению, я ей велела.

После расчистки завалов в изголовье постели выявляется загнутый поверх одеяла край простыни. Осталось только отыскать на полу подушки, куда они попадали после включения гравитации.

Но я не спешу откидывать одеяло. Одно дело лечь на чужую кровать, но вот забираться туда спать — это совершенно другое. Тем не менее даже с включенной на полную мощность климатической установкой в номере довольно прохладно. Пожалуй, меховая шуба здесь не так уж нелепа, как бы ни глумился Воллер.

— Подожди-ка, — бросаю я и возвращаюсь к шкафу возле входа. На его верхней полке обнаруживается запасное одеяло, мягкое и ворсистое, с логотипом «Сити-Футуры». Рядом с ним, подумать только, лежит аварийный кислородный баллон с маской. Корпорация определенно не поскупилась, чтобы обеспечить безопасность постояльцев Платинового уровня.

— Держи, — я кидаю одеяло Лурдес.

— Спасибо, кэп, — благодарно улыбается она. — А как же ты?

— За меня не волнуйся, — пожимаю я плечами.

Предупреждая ее возражения и попытки вернуть одеяло, я обхожу кровать и усаживаюсь на краешек. Матрас такой мягкий, что я немедленно утопаю в нем.

— Ого! — невольно вырывается у меня, стоит мне вытянуться.

— Ух ты, — вторит Лурдес, устраиваясь с другой стороны. — Как будто… Даже не знаю! Ничего мягче в жизни не встречала!

— Только самое лучшее, — изрекаю я, припоминая кислородный баллон в шкафу, резервные системы «Версальского режима», нелепое убранство, уникальные растения и все такое прочее. — Уж точно для пассажиров Платинового уровня.

Пару секунд девушка молчит, затем поворачивает голову ко мне.

— А это сейчас мы, так ведь? — восторженно улыбается она.

— Пожалуй, да.

Если бы что-то похожее на «Аврору» существовало и поныне, по завершении своей авантюры мы точно смогли бы позволить себе подобный высочайший уровень роскоши.

Лурдес издает невнятный звук, выражающий то ли согласие, то ли удовольствие, и смолкает.

Буквально через пару мгновений ее дыхание выравнивается и становится тише. Она уже спит.

Увы, несмотря на изнеможение — такое, что ноют суставы и жжет в глазах, — в больном ухе у меня немилосердно гудит, а мозг не желает отключаться.

Я лежу и мысленно прокручиваю каждое мгновение последних тридцати с лишним часов, выискивая совершенные ошибки и непростительные упущения. Отчасти из-за лежащей на мне ответственности за команду, отчасти из-за нездоровой и неотвязной тревоги. Что там еще говорится в моем диагнозе? Маниакальная тяга к контролю. Необязательно других людей. Но самой себя и окружающей обстановки точно.

Ну еще бы. Нахождение в ситуации — причем не в одной, — в которой твои действия определяют судьбу других людей, к спокойствию не располагает.

Для человека вроде меня стремление к контролю вполне естественно, вот только не всегда помогает. Особенно когда я снова и снова возвращаюсь к истории с Лурдес в ванной — я же не разговаривала вслух, правда? Этот самоанализ лишь обостряет паранойю и недоверие к себе.

А эпизод с открывающимися и закрывающимися дверями? Это что было? Галлюцинации? Данное объяснение — самое простое, что добавляет ему вескости. И даже нисколько не удивительное, с учетом нынешней ситуации и моего прошлого.

Я неспокойно переворачиваюсь со спины на бок. В бедро впивается что-то твердое, и я достаю из кармана комбинезона зеленый пластмассовый мастер-ключ и кладу его на тумбочку. Отмычку я держу при себе с тех самых пор, как мы сняли скафандры. Просто на всякий случай.

Лурдес рядом мирно посапывает.

В конце концов возвращаюсь к эпизоду в коридоре с Кейном. На этот раз, однако, мысленно исправляю реальность и уклоняюсь от поцелуя. Говорю ему: «Прости, но лучше не надо». Он безропотно соглашается, и мы расходимся в разные стороны. Сценарий разочаровывающий, зато безопасный. Гораздо более безопасный.

Как ни странно, после этого я засыпаю.

Через какое-то время — достаточно долгое, чтобы я смогла смутно ощутить, как мои мышцы снова напрягаются после продолжительной расслабленности, — мозг вяло регистрирует на правой лодыжке натяжение свисающего с края кровати одеяла, и одновременно с этим резкое и прерывистое шипение неподалеку, как будто что-то застряло в вентиляции.

Если последствия паршивой уборки Воллером своей каюты в итоге сказались на общей вентиляции, уж я ему устрою.

Дергаю ногой, и давление на ноге пропадает. Переворачиваюсь на бок и делаю мысленную заметку попросить Кейна прочистить вентиляцию ЛИНА. Навряд ли это сложно, да и в случае чего помогу, но от этого шума необходимо избавиться…

И тут вспоминаю: я не на ЛИНА. И не накрыта одеялом.

Глаза у меня моментально распахиваются, а уровень адреналина в крови подскакивает так, что перехватывает дыхание. Одним стремительным движением я подтягиваю ноги и усаживаюсь.

Что это было?

Лурдес рядом нет, только посередине кровати сбитое в кучу одеяло из шкафа — однако отнюдь не там, где пару мгновений назад располагались мои лодыжки. Покрывало подо мной смято и наполовину сбилось на пол.

Приснилось? А как же иначе. Подсознательное проявление тревоги и прошлых травм.

Вот только, сжавшись в изголовье кровати, помимо сухости во рту и стука крови в ушах, я отмечаю еще и тот самый звук из сна. Прерывистое шипение. Но доносится оно вовсе не со стороны вентиляции.

Откуда-то ближе и… О боже… Снизу?

Из-под кровати. Что гораздо хуже, теперь, когда я сосредотачиваю внимание на звуке, он кажется мне знакомым. Я его помню. Не монотонное скрежетание забитой вентиляции, но хриплый вдох — пауза — натужный выдох. Затрудненное дыхание. Такое я выслушивала на Феррисе неделями, пока мама пыталась спасти колонистов. И после, когда я осталась совсем одна и спасать было уже некого, но этот звук все равно каким-то образом достигал моего слуха.

Черт, черт, черт! Этого не может быть!

На секунду я накрепко зажмуриваюсь и замираю, ожидая пресловутого щелчка в голове — осознания, что это лишь сон. Однако даже через комбинезон я ощущаю спиной рельефные обои. А глянцевая поверхность спинки кровати, в которую я вцепилась для удержания равновесия, скользит под взмокшими ладонями.

Мы же обыскивали эти номера. Заглядывали под каждую кровать.

Точно? Может, одну все-таки да пропустили?

Да нет на «Авроре» ничего живого. Ничто не могло здесь выжить. Это невозможно. Следовательно, звук ничего не значит.

Вот только, похоже, что-то да значит.

Делаю вдох, удерживаю воздух в легких, на счет «четыре» выдыхаю — метод подавления панических атак, предписанный детским психотерапевтом «Верукса». Однако на этот раз способ не помогает. Наоборот, я убеждаюсь, что звуки из-под кровати действительно сходны с дыханием.

Нет, это всего лишь какая-то корабельная система. Просто я ее не узнаю. Всего лишь… Черт, не знаю, что это может быть. Но это не то. Не человек.

Не может быть человеком.

Я осторожно отцепляюсь от спинки и потихоньку смещаюсь к изножью кровати, раскачиваясь из стороны в сторону из-за чересчур мягкого матраса.

Во время моего перемещения звук не прекращается, и даже когда я рывком поднимаю с пола одеяло, прикрывающее затемненную брешь под кроватью. Однако передо мной лишь кремовый ковер.

Естественно, ничего там нет.

Чувствуя себя совершенно по-дурацки, головой вниз медленно перегибаюсь через край, чтобы заглянуть под кровать. Ничего не могу поделать с собой, хоть и уверена, что там пусто. Ну, может, дополнительный обогреватель для номера. Ионизатор или увлажнитель воздуха. В общем, какой-нибудь фешенебельный «предмет первой необходимости», который предположительно мог понадобиться обитателям Платинового уровня.

И поэтому, когда мои глаза встречаются с ее — то есть с пустым местом, где таковые должны находиться, где их скрывает оторванная от белой простыни полоса, — я замираю на дополнительную секунду, требующуюся мозгу для сопоставления увиденного с ожидаемым.

Дыхание перехватывает, я не могу вдохнуть.

В сумрачном убежище под кроватью лицо ее принимает жуткий оттенок серого, губы кажутся багровыми. Она жадно хватает ртом воздух и вертит головой, и я замечаю у нее в ушах затычки из белой истрепанной ткани.

Я не в силах пошевелиться, издать хоть какой-то звук — крик застрял у меня в глотке огромным комком, что ни сглотнуть, ни выплюнуть.

И вдруг она ощущает мое присутствие: ее голова сосредоточенно замирает. А потом слепо выкидывает вперед руку — гораздо быстрее, нежели я ожидала, — норовя вцепиться мне в лицо. Ногти у нее обломанные и потемневшие, покрытые чем-то густым.

Я отшатываюсь назад, подальше от края кровати, вскакиваю на ноги и срываюсь с места.

Точнее говоря, пытаюсь. Предательски мягкий матрас и сбившееся покрывало не дают мне бежать. Запутавшись, я теряю равновесие и лечу с кровати вниз.