Мертвая тишина

23

Полет на шаттле и пересадка на корабль проходят гладко и без происшествий. Если не считать, конечно же, напряженной атмосферы, ощущавшейся едва не физически между мной в одном конце салона и Диас с товарищами в другом.

И только когда мы — Макс, Рид и весь отряд безопасников вступаем на борт «Ареса», корабля класса «Ударник», Донован сообщает мне дурную весть. В своей типичной манере.

— Вы должны понять их обеспокоенность, — убеждает он, сопровождая меня по коридору в отведенную мне каюту. Которая, оказывается, будет охраняться снаружи. Комната — обычно служащая жильем для высокопоставленного сотрудника в «официальной командировке», что бы таковая ни подразумевала, — снабжена персональным санузлом, однако данная привилегия совершенно не восполняет утраты свободы. В тюремных камерах как-никак тоже имеются туалеты.

— Их главная задача — успешное выполнение настоящей миссии. И они не желают лишних… хм, сюрпризов.

В общем, «заниматься собой», как Макс выразился ранее в ангаре, мне предстоит исключительно в собственной каюте, да еще под «защитой». В течение всего полета до «Авроры». Даже еду и ту будут приносить. Уж не знаю, спланировал ли Донован подобное «обслуживание» с самого начала. Знаю лишь, что попыткой разговора с Диас я лишь себе навредила.

— «Арес» — очень быстрый корабль. До внешней границы зоны действия комсети доберемся за три недели, а не за обычный месяц. Или даже раньше, поскольку «Аврора» все еще движется в направлении Земли. Мы ложимся на курс перехвата. — Судя по гримасе мужчины, данная затея явно не приводит его в восторг. — Вы даже не заметите, как время пролетит.

Пятьсот часов, плюс-минус, взаперти в комнатушке три на три метра. Замечу, еще как замечу.

Вытираю взмокшие ладони о штанины комбинезона и осторожно протестую:

— Макс. Изоляция не идет мне на пользу.

— В Башне вы вроде неплохо справлялись. — Мужчина склоняет голову набок и с вызовом смотрит на меня, словно бы подначивая сказать правду. — Там-то было потеснее, не говоря уж об удобствах.

Значение имеют не размеры помещения, а моя неспособность покидать его по желанию. Не говоря уж о том, что в Башне я постоянно находилась под действием препаратов.

Нервно теребя застежку кармана со спрятанными таблетками с прошлой ночи, вяло возражаю:

— Это другое.

Краешком глаза замечаю держащегося позади Дэрроу. Он самодовольно ухмыляется, однако помалкивает. Старик в старомодном черном костюме — дед Рида, как я заключаю по их значкам поколений, — парит поблизости, все так же не сводя сурового взгляда с младшего следователя.

Макс досадливо цокает языком.

— Клэр, корабль сам по себе — замкнутое пространство. Просто представьте, что вы на очень маленьком корабле. С доставкой питания.

Я могла бы спорить и дальше. Хотя бы попытаться. Однако проводить время в одиночестве, пожалуй, идея все же получше, нежели тесниться с командой безопасников. И если они располагаются на корабле достаточно далеко от меня, возможно, я их даже не увижу — ни живых, ни мертвых.

Донован галантным жестом пропускает меня в каюту впереди себя. Аккуратная комнатка с минимумом обстановки: у правой стены — койка, у левой — стол, а напротив двери — полки, все содержимое которых сводится к пыли. Ни тебе иллюминатора, ни дисплея.

Да уж, над каютой определенно потрудились, чтобы превратить ее в «Клэр-непроницаемую». Заняться абсолютно нечем — даже с собой не покончить, если дело до этого дойдет.

Я разворачиваюсь к Максу:

— И чем же мне заниматься во время…

Однако он уже закрывает дверь, отмахиваясь от моего вопроса.

— Если что-нибудь понадобится, просто скажите охране. Рид тоже будет поблизости.

Только и успеваю заметить, что его самодовольную улыбочку да выражение ярости и разочарования на физиономии Дэрроу, явно не метившего на должность няньки.

Почти три недели в этой вот каюте, в полном одиночестве — в обществе разве что собственной головы и призраков, в буквальном и переносном смысле.

Я не выдержу. Машинально сую руку в кармашек. Ведь можно просто принять пилюли.

Нет. По прибытии на «Аврору» мне будет нужна ясная голова. И все предстоящие три недели, начиная с этого самого момента.

Я подхожу к дальней стенке — это двенадцать шагов. Книжные полки и вправду пустые, как сначала и показалось. Затем проверяю гладкий пристроенный стол: его аккуратные ячейки в пустоте нисколько не уступают полкам. Из чтива даже захудалого ярлыка нет.

Прохаживаюсь к двери и койке, затем обратно. С каждым шагом каюта уменьшается буквально на глазах — и почему-то становится теплее. Идти некуда. Делать нечего. Да я с ума здесь сойду. То есть помешаюсь еще больше. А мы еще даже не покинули орбиту Земли! Какого черта Макс так поступает со мной?

Мое возбуждение нарастает, да так, что вскипает кровь — того и гляди, от бурления внутри кожа лопнет.

И тут прямо по центру койки появляется Кейн. Он стоит, и ноги его исчезают в матрасе.

Я замираю.

Жестом он подзывает меня к себе. Глаза у него округлены от едва сдерживаемой паники, губы шевелятся, но, как обычно, беззвучно.

На этот раз, однако, за отсутствием хаотической обстановки Башни и отупляющих препаратов, до меня наконец-то доходит, что же произносит мужчина. Точнее, спрашивает.

«Ты как?»

В тот же миг я переношусь в другое место. В коридор «Авроры». Вот только глянцевые деревянные панели здесь исчезли, и вид у стен скорее индустриальный — просто привинченные гладкие листы металла. Гул в больном ухе едва ли не на грани рева, волнами накатывает дурнота. А голова… С головой определенно что-то не так. Под черепом как будто пляшут электрические дуги жгучей боли. Ощущаю себя эдаким растрескавшимся стеклом, едва удерживающимся в раме. Тем не менее сил стоять у меня хватает.

«Ты как?» — снова спрашивает Кейн, но уже медленно, тщательно проговаривая слоги.

Он понимает, что я его не слышу. Тем не менее я ощущаю вибрации от двигателя под ногами и еще улавливаю какой-то отдаленный неровный и пронзительный звук. Мне требуется какое-то время, чтобы распознать в нем человеческий крик. Да кто это так визжит?

— В порядке, — удается мне выдавить, хотя от боли заплетается язык.

Внезапно позади Кейна показывается Лурдес. Целая и невредимая. Ни окровавленных рук, ни пустых глазниц. Девушка нервно прикусывает губу, а затем разражается потоком слов, которые я совершенно не разбираю.

Поразительно, но мужчина оборачивается, явно реагируя на ее присутствие.

Так она жива?

От потрясения у меня перехватывает дыхание, и этого оказывается достаточно для обрыва тонкой нити, связывающей меня со сценой перед глазами.

Кейн и Лурдес исчезают. Я снова нахожусь взаперти в своей каюте на «Аресе».

Колени у меня так и подгибаются, и я нашариваю стул перед письменным столом и тяжело опускаюсь на него.

Что же это было? Галлюцинация… или вернувшееся воспоминание? Я мотаю головой и морщусь от фантомной боли от давно зажившего ранения. Ничего не понимаю. Руки трясутся как в лихорадке, и я что есть силы сцепляю пальцы на коленях, чтобы хоть как-то унять дрожь.

Бессмыслица какая-то. В недавнем видении правая часть затылка у меня пульсировала так, словно череп был раздроблен и только чудом не разваливался — такое ощущение я должна была испытывать после удара Воллера, вот только…

С того самого момента я совершенно ничего не помню. В воспоминаниях лишь чернота. Даже не пробел, не обрыв, а просто… ничего.

Я объясняла это своим бессознательным состоянием. У меня отсутствуют воспоминания о том, как меня доставляют на мостик, или как Лурдес калечит себя, просто потому что я была в отключке.

А вдруг дело вовсе не в этом?

Сердце готово выпрыгнуть из груди от тошнотворного предчувствия, сдобренного самым что ни на есть страхом.

Если у меня выпали воспоминания за столь короткий промежуток времени — откуда мне знать, может, я недосчитываюсь и куда большего?

Снова встаю. В ногах все еще ощущается слабость, но они уже хотя бы держат, и я устремляюсь к двери и принимаюсь барабанить по ней.

— Эй, там!

Ноль реакции, и я ощущаю подступающую панику. А вдруг меня будут игнорировать на протяжении всего полета?

— Э-э-эй! — Я снова колочу в дверь, и в конце концов снаружи доносятся чьи-то шаги.

— Ковалик, вы никуда не выйдете, — нетерпеливо отзывается Рид. — Вот если бы вы сотрудничали со мной и…

— Мне нужно чем писать, — перебиваю его я. — И на чем.

На этот раз я в одиночестве, и, возможно, у меня получится воспользоваться пишущими принадлежностями. Я хочу проанализировать свои воспоминания, при этом уделяя больше внимания видениям с Кейном, Лурдес и Воллером, вместо того чтобы пытаться избегать их.

— Не поздновато ли беспокоиться о правдивом изложении своей истории? — спрашивает Дэрроу, и его ухмылка различается даже через закрытую дверь.

Вот назойливый козел. Надеюсь, что бы там ни таилось на «Авроре», оно его прикончит. По крайней мере, раньше меня.

— Можете мне просто что-нибудь принести? Или вам сначала нужно доложить Максу? — парирую я с нарочитой слащавостью.

Мужчина топает прочь, шаги быстро удаляются, и я досадливо кривлюсь.

Пожалуй, я несколько переборщила. Дэрроу привык, когда перед ним раскланиваются и расшаркиваются.

Устраиваюсь на кровати, привалившись спиной к стене, и стараюсь запомнить горький урок: сначала размышления, затем подведение итогов. Очередная техника от очередного детского психолога «Верукса». Все семь лет проживания в интернате на Земле я была любимым проектом уймы мозгоправов. Провальным по большому счету, хотя под конец я и научилась симулировать «нормальность» более успешно.

Однако возросшая вибрация от двигателей подо мной и кратковременное сотрясение от включения гасителей для компенсации ускорения свидетельствуют о старте корабля, и мои мысли тут же устремляются в другом направлении.

Итак, мы в пути. А Лурдес была жива. В какой-то отрезок времени, что не отложился в моей памяти. А это значит, что… Что она может быть жива и сейчас. Возможно даже, все они живы.

Вот только чересчур яркую искру надежды пытается погасить червь сомнений: «Ты же знаешь, что видела».

Как раз наоборот, я совсем этого не знаю!

«А вот и нет, ты не знаешь, чего ты не знаешь!»

В отчаянии бьюсь затылком о стену, словно встряска поможет вернуть воспоминания.

Громкий щелчок двери сигнализирует об отключении замка.

— Вхожу, — кратко предупреждает Рид снаружи. — Я принес, что вы просили.

Я немедленно устремляюсь к двери, которая приоткрывается всего лишь на десяток сантиметров — надо полагать, в целях предотвращения моей попытки бегства.

Со вздохом протягиваю руку.

Предел моих ожиданий — старенький планшет. Когда-то запихнутый в личный шкафчик и благополучно забытый — такие попадаются даже на современнейших кораблях вроде «Ареса». Тем не менее время от времени в них действительно возникает надобность — например, на ЛИНА, вне зоны действия комсети, наш главный процессор загружал обновления как раз через такое устройство.

Вместо этого Дэрроу сует мне короткий цилиндрический предмет, который я узнаю, лишь взяв его в ладонь. Ручка. Весьма вероятно, максовская, или просто очень похожая на нее.

С ручки перевожу взгляд на протягиваемую пачку бумаги. Чистые кремово-белые листы, наверняка гладкие на ощупь. Дорогущая редкость.

Прежде чем принять, вопросительно вскидываю брови.

— Да он даже не заметит. И потом, он сам сказал мне давать вам все, что вы попросите, — объясняет Рид. Что-то в его тоне подсказывает мне, что дело тут скорее в мелочном сведении счетов с Донованом, нежели в удовлетворении моих запросов.

Пропажу-то Макс, допустим, и не заметит, но если увидит бумагу с ручкой у меня, в восторг точно не придет. Однако вслух ничего не говорю и хватаю добычу.

— Спаси…

Однако Дэрроу захлопывает дверь, даже не дослушав.

Ну и прекрасно. Да и пожалуйста.

Забираюсь на койку и записываю вернувшееся — предположительно — воспоминание о Кейне и Лурдес. Затем задумываюсь. Этот случай располагается где-то посередине — после моего ранения, но до эвакуации с «Авроры», как бы таковая ни произошла. Быть может, четкая хронология событий поможет разобраться, что реально, а что нет.

Я набрасываю временную шкалу, большая часть которой пока остается пустой.

Затем откладываю ручку — несколько непривычно использовать ее для чего-то помимо подписи, однако трение металлического кончика о бумагу странным образом успокаивает, как будто высекаешь из камня искомые ответы. Стараюсь сосредоточиться. Пока результаты определенно не вдохновляют. Необходимо вернуть больше из потерянного.

Сначала размышляю сидя, потом вытягиваюсь на кровати. С открытыми глазами, с закрытыми. Абсолютно ничего, внимание только и цепляется, что за размеренный гул двигателей. Как будто мой интерес к этим предполагаемым воспоминаниям лишь перепугал их, и они попрятались.

Похоже, принудительное вспоминание не срабатывает, однако я уже не могу остановиться.

И пока я лежу, заставляя себя таращиться в темноту под веками, меня в конце концов настигает изнурение. Ритмичный рокот корабельных двигателей — отличающийся по высоте и звучности от ЛИНА, но все равно привычный — звучит так по-домашнему и убаюкивающе. До этого момента я даже и не осознавала, насколько мне не хватало этого гула. В Башне тишина устанавливалась редко, но о таком успокоительном прибое там даже мечтать не приходилось.

И когда своими темными и плотными волнами меня уже накрывает сон, я понимаю, что же меня обеспокоило в загружаемых на шаттл и затем на «Арес» ящиках, помимо излишнего и почти наверняка бесполезного вооружения.

Доставка на Землю тел пассажиров и экипажа «Авроры» на корабле с действующей климатической установкой, несомненно, потребует какой-то технологии хранения. Низкой температуры, химикатов и так далее. Однако никаких меток медицинского оборудования на контейнерах я не заметила.

Как минимум точно понадобятся запечатываемые мешки для трупов. А хотя бы сотня их заняла бы заметный объем. Опять же, ничего такого на глаза мне не попалось.

Итак… Что же именно затевает Макс?