Мертвая тишина

16

Голова принимает первый удар — скользящий, о дальний угол прикроватной тумбочки. Череп мгновенно пронзает вспышка острой боли.

Затем в пол врезаются плечи и спина, и мне разом вышибает воздух из легких. Инстинктивно я выгибаюсь над ковром, силясь продохнуть. Где там. Легкие словно склеились и не пускают внутрь воздух.

Судорожно скребу по ковру в поисках сама не знаю чего. В глазах начинает темнеть, и я уже балансирую на грани потери сознания. А когда уже уверена, что вот-вот либо отключусь, либо задохнусь — не в силах пошевелиться, в непосредственной близости от этой… женщины, наверняка уже подкрадывающейся ко мне, — в груди что-то освобождается, и я делаю вдох. Легкие наполняются воздухом, таким приятным и невесомым.

В попытке удрать от надвигающейся угрозы отпихиваюсь ногами от кровати. Продвинуться получается совсем недалеко, отнюдь не на безопасное расстояние. Но это все, на что я сейчас способна.

Затем перекатываюсь на бок, и в глазах мельтешат белые мушки. Но я хочу хотя бы видеть ее.

Вот только.

Женщины нет.

Я быстро моргаю, пытаясь избавиться от мушек. Постепенно они рассеиваются, однако кошмарного видения все равно нет.

Под кроватью никого. Всего лишь тот самый пустой ковер, что я и ожидала увидеть в самом начале.

Отталкиваюсь от пола непослушной рукой — приподняться мне удается лишь со второй попытки — и осматриваюсь. У изножья кровати женщины нет. И вообще нигде в поле зрения.

Держась рукой за разбухающую и подозрительно влажную шишку на затылке, я встаю на колени и оглядываю номер.

Пусто. Она исчезла.

Или, скорее всего, ее здесь никогда и не было.

Я плюхаюсь обратно на пол, уже обливаясь горючими слезами. Потом смотрю на пальцы, которыми держалась за рану. Кровь. Немного, но все же.

Мать твою.

Я абсолютно уверена, что это была она — женщина с завязанными глазами и заткнутыми ушами, которую мы с Кейном нашли под кроватью в одном из номеров и которая меня так напугала. И чей труп мы переместили по другую сторону затвора — сейчас закрытого.

Да что со мной творится?

Впрочем, ответ мне прекрасно известен. Повторно переживаемая травма, галлюцинации и, как следствие, психотический срыв. Иначе никак. Начиная с того первого эпизода, когда мне привиделась мама. Мой собственный мозг пытался меня предостеречь — а я не послушала.

Вот только на этот раз все по-другому. Тогда мне было одиннадцать, и, оставшись на станции одна, я чувствовала, как связь с реальностью ослабевает. Ведь я была лишь перепуганным ребенком и хваталась за все, что хоть немного притупляло чувство изолированности и страх.

А сейчас? Все вполне реально, как обычно. И я не одна. От меня зависят другие люди. Мне нельзя сейчас сходить с ума.

И тем не менее — вот оно.

Стиснув зубы от пульсирующей боли в голове, я осторожно поднимаюсь на ноги и бреду в ванную.

Покопавшись в куче хлама на полу, нахожу более-менее чистое полотенце и прижимаю к затылку.

Избегая смотреть на свое отражение, включаю холодную воду и свободной рукой промываю рану. И застываю, осознав, что натворила. Контакт с корабельной водой, который сама же запретила.

Мать твою. Я обязана отчитаться об этом — обо всем этом — Кейну. Передать ему командование и потребовать, чтобы он… ну, как-то изолировал меня. Запер в каком-нибудь номере и держал под замком до самого прибытия «Авроры» в сектор К147.

Лицо горит от унижения и безысходности. Все-таки я не ошибалась. Я ни на что не годна. Слишком опасна.

Однако мысль о передаче контроля, даже Кейну, кажется мне еще более опасной. Словно бы я единственная стою между нами и катастрофой — что, вообще-то, звучит излишне самонадеянно. Будто мне хоть раз удавалось оградить кого-то от трагедии, при этом не распахнув дверь настежь.

Качаю головой, морщась от боли.

Ради безопасности команды я должна рассказать Кейну о произошедшем. И пускай сам решает, как поступить. Если промолчу и крыша съедет окончательно, они могут даже не успеть понять, что нужно спасаться. Кто-то должен внимательно следить за странностями в моем поведении. Точнее, за серьезными странностями.

Дожидаюсь, когда кровотечение остановится, и привожу себя в порядок, смывая кровь с волос и слезы с лица холодной водой из-под крана. Терять уже нечего.

Быть может, мое появление перед Кейном в слезах и крови и выглядело бы убедительнее, но на такое меня не хватит. В данной ситуации чувство собственного достоинства утешение, признаю, слабое, но я намерена держаться за то, что еще в состоянии уберечь.

Более-менее взяв себя в руки, покидаю люкс и медленно бреду на мостик. Из-за боли в голове мне приходится придерживаться за стену.

На мостике как будто царит деловая обстановка. Нис и Кейн что-то рассматривают на одном из мониторов пульта связи, а Воллер в навигационном узле хмурится на показания, проецируемые непосредственно на смотровое окно. Поверх звезд высвечиваются наша скорость, текущие координаты, траектория полета и оставшееся время пути.

И согласно этим данным, я проспала на два часа больше отведенных шести. Лурдес должна была меня разбудить. Не то чтобы теперь это имеет значение.

Вот только…

— А где Лурдес? — спрашиваю я.

На вопрос реагирует лишь Кейн. Он отрывается от экрана и несколько отрешенно смотрит на меня:

— Она разве не с тобой?

Наконец, до него как будто окончательно доходит, что я на мостике, и он выпрямляется, поворачивается ко мне всем телом и озабоченно осведомляется:

— Ты как?

— Я… — только и успеваю я выдавить, прежде чем меня возбужденно перебивает Нис:

— Кэп, тебе надо это увидеть!

— Да вы можете заткнуться? — разворачивается в кресле Воллер. — У меня голова, нахрен, раскалывается!

Кейн ухмыляется.

— Старое шампанское в голову ударило?

— Опять он за свое, — бормочет пилот. Затем, ожесточенно потирая виски, продолжает: — Это вовсе не из-за шампанского! Не так уж много я и выпил, и это было много часов назад. И потом, мне ли не знать, что такое похмелье? Сейчас совсем по-другому. Как будто зубы в башке вибрируют.

— Ага, — изрекает механик со скрещенными на груди руками и снова переводит взгляд на меня. Я понимаю, что он ожидает моего решения.

— Можешь быть свободен на шесть часов. Только оставь дверь в кубрике открытой, чтоб мы тебя услышали в случае чего, — неохотно говорю я Воллеру. Вообще-то, это распоряжение должен был отдать Кейн. Пилот, однако, спрыгивает с кресла и покидает мостик, прежде чем я успеваю сказать что-либо еще. Скова поворачиваюсь к механику — Мне нужна минута, чтобы…

— Подожди, Нис прав. Тебе определенно необходимо это увидеть, — мрачно перебивает меня Кейн.

Удивленно вскидываю брови. Он, вообще-то, не из тех, кто склонен преувеличивать или реагировать излишне эмоционально.

— Ладно, — отвечаю я и подхожу к пульту связи.

— У тебя кровь на воротнике, что ли? — хмурится механик.

— Ударилась головой.

Разумеется, рассказать все Кейну и передать ему капитанские обязанности — решение верное, однако от этого мне нисколько не легче.

Зато легче ненадолго отложить выполнение неприятной задачи.

— Расскажу через минуту. Это как раз часть того, о чем мне с тобой нужно поговорить.

— Сильно ударилась? — Кейн берет меня за голову и наклоняет ее к свету. Так хочется целиком отдаться его теплому прикосновению, однако он обнаруживает шишку почти мгновенно и осторожно прикасается к ней кончиками пальцев.

Я судорожно втягиваю воздух сквозь зубы, и он немедленно отстраняется.

— Ничего себе, — следует его комментарий. — Упала с кровати или как?

— Вроде того, — сухо отвечаю я.

— Ладно, с этим мы разобрались, — вмешивается Нис, переминаясь с ноги на ногу, — так ему не терпится приступить к своей части представления. — Теперь-то я могу сказать? Мы тут кое-что нашли, и…

— Начни с диагностики, — предлагает Кейн.

— Совершенно верно. — Пальцы системщика пробегаются по клавиатуре, и на экране над консолью возникают какие-то цифры и буквенные сокращения. — В общем, как ты, наверно, помнишь, корабль запускает диагностику всякий раз, когда…

— Помню-помню, — нетерпеливо прерываю его я.

— Ну, я решил просмотреть данные с первой диагностики, еще перед началом круиза, и до самого конца. Так просто, для развлечения.

По версии Ниса, это и есть приятное времяпрепровождение.

— Конечно, гуляй на всю катушку, — отзываюсь я, довольная, что способна шутить.

Системщик удивленно поднимает глаза.

Видимо, шутка не удалась.

— Ладно, неважно. — Забывшись, я мотаю головой и морщусь от боли. — Так что там?

— Есть аномалии, объяснить которые я не могу. На протяжении полета все функционирует нормально, кроме нескольких последних дней. — Он умолкает, и вместо символов на экране появляется более понятная диаграмма. — Вот, смотри, это отбор энергии от двигателей. В первые шесть месяцев круиза незначительные колебания. Так, ерунда, в зависимости от нагрузки на корабле. Ну, там, сколько народу не спит, и включает свет, и так далее.

Желтые столбики действительно почти одинаковые, одни чуть выше, другие чуть ниже.

— Но вот здесь, в конце, на последней неделе…

Нис указывает на экран, и я подаюсь вперед, чтобы разглядеть получше. Столбики резко вырастают и в таком состоянии остаются до конца диаграммы.

— Скачок, — хмурюсь я.

— Совершенно верно, — довольно кивает Нис. — Энергия стала тратиться на что-то еще. Потребление выросло по меньшей мере на десять процентов и держалось выше предшествующего максимума расхода. И так до последней диагностики.

— И в чем причина?

— Понятия не имею! — Системщик явно в восторге от возникшей проблемы. Ох уж мне эта психическая способность радоваться головоломной загадке — вроде той, почему нарушена деятельность моего мозга и мне постоянно видятся покойники, — а не пасовать перед ней.

Я отмахиваюсь от мысли.

— Что еще?

— Гасители вибраций, — подсказывает Кейн.

— Да-да, — оживленно кивает Нис. Он смахивает с экрана желтую диаграмму и выводит похожую, только светло-синюю. — Как видишь, первые шесть месяцев круиза гасители работают практически на пределе своих характеристик. Само по себе это не очень, но вполне терпимо. Незначительные отклонения происходят лишь при замедлении или ускорении.

— На тот период двигатели «Авроры» являлись самыми крупными за всю историю космических полетов, да еще «Сити-Футура» разработали новый сплав для наружного корпуса, — подхватывает механик. — Вероятно, степень воздействия шума двигателей на этот сплав изначально известна не была, но, подозреваю, в итоге звукоизоляция корпуса оказалась ниже ожидаемой. Потому для понижения уровня внешнего шума для пассажиров модернизировали гасители, хотя они вполне справились бы со своей задачей даже без этого усовершенствования. Повышенные вибрации если кто и ощутил бы, так это члены команды и пассажиры нижних уровней.

— Галерка, — комментирую я, — о которой не стоит особо переживать.

— Именно, — кивает Кейн.

— Так вот, одновременно с повышением уровня потребляемой энергии происходит и вот это, — снова перехватывает инициативу системщик. Он проводит рукой по экрану, и светло-синий сменяется ярко-красным.

— Гасители работают в критическом режиме, — понимаю я.

— Да, на пределе, значительно выше расчетной нагрузки, — подтверждает Нис. — И, что интересно, скорость «Авроры» не менялась. Очевидных причин для изменения режима работы гасителей нет.

— Может, как раз они и потребляли те дополнительные десять процентов энергии? — предполагаю я.

Системщик так и прыскает со смеху.

— Гасители? Потребляли дополнительные десять процентов от двигателей такой мощности? — Он качает головой. — Да они б от половины уже сгорели, если не меньше. Не, это исключено.

— Тогда что это значит? — Мне удается скрыть охватывающее меня раздражение.

— Мы не знаем. Я еще не разобрался, — радостно сообщает Нис.

— Пока мы знаем только, что в самом конце полета «Авроры» что-то изменилось, — вторит ему Кейн.

— Что ж, замечательно, прекрасная работа. — Даже не знаю, что еще добавить. Да и хватит тянуть со своим признанием. — Кейн…

Мужчины переглядываются.

— Что? — спрашиваю я, ощущая ужас — возрастающий, ведь прежний-то никуда не делся.

— Есть еще кое-что, — отвечает Кейн. — Только это несколько… жутковато.

Хм, страшнее призрака мертвой женщины под кроватью, пытающегося ухватить меня за гребаную щиколотку? Поскольку теперь, похоже, это моя новая отправная точка.

Мне никак не сдержаться, и я разражаюсь истерическим смешком. Мужчины молча таращатся на меня.

— Простите. Просто все это, — я обвожу рукой мостик, подразумевая и корабль в целом, — тоже вроде как жутковато, вы не находите?

Рассказывать прямо сейчас о своих галлюцинациях я не собираюсь. Нет, необходимо поговорить с Кейном наедине. Пусть он и решает, доводить ли до сведения остальных мое… недомогание.

— Пожалуй, так, — отзывается наконец механик. — В общем, это личный дневник капитана.

Я немедленно напрягаюсь.

— Так вы его нашли?

— Не совсем, — сокрушенно качает головой Нис. — Судя по всему, и вахтенный журнал, и ее личный дневник стерли, причем постарались на совесть. Либо сама капитан, либо кто-то воспользовался ее доступом.

— Даже в «черном ящике»?

— Мы не можем его вскрыть, не говоря уж об извлечении данных. Для этого у нас нет кодов, — напоминает он.

— И как же… — поднимаю я брови.

— Нам повезло, — объясняет Кейн. — По-видимому, капитан отсылала выдержки из дневника личным посланием. Во всяком случае, пыталась. Однако к тому времени «Аврора» уже находилась далеко за пределами зоны действия тогдашней комсети.

— Сообщение застряло в буфере, — тараторит Нис. — Разумеется, основательно пострадало, но мне удалось зациклить его и отфильтровать шум. Естественно, пришлось и…

— Нис, — осаживает его Кейн.

— Ах да. В общем, вот… — Он стучит по клавиатуре. — На главном экране.

На мониторе возникает Линден Джерард крупным планом. Изображение искажено и расплывчато, однако черты женщины вполне узнаваемы, как и обстановка — капитан сидит в своем кресле на мостике, буквально в паре метров от того места, где сейчас стою я. Выглядит она как будто спокойно, однако нахмуренный лоб и поджатые губы выдают напряжение.

— …не так. Не знаю… Помощник Уоллес убежден… драматизирую ситуацию. Однако на борту вспышка самоубийств и… насильственные действия среди пассажиров… И люди докладывают, что у них видения, невозможно…

Она останавливается и бросает взгляд через плечо на дверь в коридор. Машинально я повторяю движение. В дверях у нас никого, как и на записи.

— Я видела Марию. — Линден судорожно сглатывает. — Сначала краем глаза, а потом в конце коридора… у изножья кровати. — Напускное спокойствие женщины улетучивается. — Миа, если ты это видишь… Да, ты предупреждала меня о дурных предзнаменованиях… — Ее начинают душить рыдания, и она прикрывает рукой лицо. — Прости, что не принимала…

Запись делает скачок, и теперь капитан снова смотрит в камеру. Ее лицо блестит от слез, однако на нем читается решимость.

— И я хочу, чтоб ты знала: что бы ни произошло, я лю…

Я вздрагиваю от громкого треска статических помех. Послание обрывается.

— Мария — это… — начинает Кейн.

— Ее жена, — заканчиваем мы с Нисом.

— Да, я помню. — Во рту у меня пересохло.

— Тогда она была на Земле, да и сейчас там, — продолжает системщик. — Осталась присматривать за тремя их детьми. Так что на «Авроре» ее ни в коем случае не было.

— Значит, у Джерард были галлюцинации, — бормочу я.

У меня голова идет кругом. Разве такое возможно? Ладно я, с моей историей, — главный кандидат на нервный срыв, но ведь Линден Джерард была профессионалом, без психических изъянов и ограничений — в противном случае «Сити-Футура» попросту не назначила бы ее на должность капитана.

— И, судя по всему, в этом она была не одинока, — добавляет Кейн. — На записи она упоминает, будто пассажиры рассказывают о… хм, странностях. — На мгновение он задумывается. — Интересно… Вообще-то, получается, что я тоже мог…

Внезапно окружающую тишину прорезает крик. Звук столь ошеломительный и неуместный, что на мгновение мы втроем замираем.

Первым в себя приходит Кейн. Он бросается из кубрика и мчится по правому коридору в сторону крика.

— Это Лурдес, — кричу я ему вслед. Угнаться за ним невозможно, каждый шаг отдается в голове пульсирующей болью.

Бегу, как могу. И тут меня настигает запах гниющей плоти с металлическим оттенком запекшейся крови. Я закашливаюсь от подступившей к горлу тошноты. Запах мне прекрасно знаком. Не просто смерти, но смерти и разложения. И это не галлюцинация.