Мертвая тишина

26

Шлюз грузового отсека «Авроры» достаточно просторный для прохода отделения за раз. Диас заставляет меня дожидаться со своими подчиненными — наша очередь только после команды Монтгомери. Отделение Шина тем временем занято изучением оборудования «Верукса» — той самой поставки для колонии Мира. Полагаю, с целью эвакуации все еще годной и не совсем устаревшей техники.

Из-за решения Диас моя пытка растягивается еще минут на пятнадцать, при этом возбуждение во мне нарастает с каждой секундой, и в конце концов я ощущаю, как от нервной дрожи начинают постукивать зубы.

Наконец, я оказываюсь по другую сторону шлюза, в коридоре. Вид в точности отвечает моим воспоминаниям с первого посещения, что вызывает одновременно облегчение и разочарование. Все те же баррикады из мебели, блокирующие двери в каюты и удерживающие людей внутри.

Я морщусь, представив себе вонь разложения, не ощущаемую в шлеме благодаря автономному воздухоснабжению.

— Там трупы, — говорю я Диас. — В каютах. Это уровень экипажа и обслуживающего персонала.

Однако все внимание женщины сосредоточено на вверенном ей отделении. Она лишь резко дергает головой, что в шлеме едва заметно.

— Мертвые никуда не денутся. Сейчас наша задача — осмотр корабля.

С целью обнаружения причины катастрофы. И спасшихся. Впрочем, как раз этого Диас не озвучивает, и мне стоит определенных усилий, чтобы не потребовать от нее объяснений.

Продвижение по коридору возглавляет отделение Монгомери, и меня так и подмывает растолкать безопасников и устремиться вверх на Платиновый уровень. Если кто-то выжил, после моего бегства они наверняка снова загерметизируются именно там, верно? Для спасения это представляется самым логичным решением. И если заслонки окажутся опущенными, останется и шанс, что за ними есть кто-то живой.

Но если они подняты…

Вдруг один из подчиненных Монтгомери впереди резко дергается вправо, и фонарь на его оружии ярко освещает темнеющий дверной проем. Но там пусто, дверь плотно закрыта.

Спустя мгновение я различаю, как мужчина пожимает плечами.

— …Показалось… что-то увидел, — долетают до меня обрывки его оправдания.

Можно, конечно же, списать на нервы.

Но я-то знаю.

Начинается.

На первом широком перекрестке коридора, где и располагается лестница, отделение Монтгомери внезапно сворачивает налево.

— Эй, стойте! — кричу я. — Нам лучше держаться вместе!

Невесть откуда возникающие люди будут только усугублять неразбериху. За оставшееся в грузовом трюме отделение Шина особо можно не переживать, но вот если безопасники разбредутся по пассажирским палубам — все на нервах, начинающие видеть призраков и при этом вооруженные до зубов, — вероятность появления жертв только возрастет.

Однако Монтгомери с подчиненными не выказывают ни малейших признаков, что услышали меня — хотя, скорее всего, им попросту наплевать на мое мнение. Группа уверенно двигается в конец поперечного коридора.

Я смотрю на Диас, с остальными сотрудниками службы безопасности нетерпеливо поджидающую меня подле основания лестницы.

— Ковалик, это большой корабль. Идем!

Бросаю тревожный взгляд вслед удаляющейся группе Монтгомери. Что, черт побери, они надеются там найти? Тем не менее прямо наверху атриум и Платиновый уровень, и мне действительно нужно идти дальше.

Когда мы поднимаемся на следующий уровень пассажирских кают, в груди становится еще теснее. Снова обстановка выглядит так, как я и помню. Включая и кровавую надпись на стене:

Перед посланием на секунду замирает даже Диас.

В самом конце коридора один из ее подчиненных резко останавливается.

— Слышите? — доносится до меня его искаженный голос. — Кто-то ноет. Вроде как маленький ребенок. — По стенам мечется луч фонаря на оружии безопасника, пока тот вертится по сторонам, пытаясь выявить источник звука. — «…тишь кругом, снег кругом…» — безбожно фальшивя, затягивает мужчина рождественскую песенку.

Рид рядом переминается с ноги на ногу.

— Кажется… Кажется, я тоже слышу.

Вот черт. Самовнушение? А может, эта хрень становится сильнее.

— Это не настоящее! — поспешно вмешиваюсь я. — Никто здесь не поет!

Тем не менее, когда луч услышавшего пение безопасника скользит по лестнице впереди, я мельком замечаю белую ткань в синий цветочек и маленькие голые ступни.

У меня перехватывает дыхание. Бекка жизнерадостно машет ручкой, зовя играть, а ее хихиканье я слышу столь ясно, будто она стоит прямо передо мной — нет, столь ясно, будто она находится прямо в моем гребаном скафандре.

Галлюцинация, приведение, воспоминание? Эта игра достала меня до чертиков — а ведь это еще только начало. И если мне уже трудно продираться через эту искаженную реальность, согласно опыту, слетать с катушек вот-вот начнут и все остальные.

— Нужно поторапливаться, нахрен, — мрачно констатирую я.

— Приказы здесь отдаю я, Ковалик, — огрызается Диас, однако отрывисто мотает головой отделению. — Пошли-пошли!

Мы уже куда живее поднимаемся по лестнице и без промедления минуем сначала уровень с жутким театром, а затем с пустующим рестораном с выбитой дверью. Однако когда Диас энергично ведет группу к темнеющему атриуму, я останавливаюсь на секунду, чтобы взять себя в руки.

Несомненно, безмятежно плававшие под потолком трупы при включении гравитации перенесли посадку, крайне далекую от мягкой. А по прошествии вот уже восьми недель при действующей системе микроклимата их состояние должно быть уже просто ужасающим.

Однако я немедленно замечаю, что тошнотворному зрелищу пытались придать хоть сколько-то пристойный вид. Здесь довольно прохладно — возможно, так сделано специально, с целью замедлить разложение? Сами тела вразнобой прикрыты простынями и одеялами. По крайней мере, в передней половине зала. Далее же — как будто что-то внезапно помешало закончить облагораживание чудовищной мертвецкой — тянется хаотичная свалка частей тел и кусков плоти.

Эдакая абстрактная картина кошмарной сцены убийства.

После некоторой заминки Диас поворачивается к подчиненным:

— Вперед! Вы знаете, что искать. — Когда же ее отряд рассеивается, осторожно пробираясь по сюрреалистическому полю брани и устанавливая лампы аварийного освещения на стойках, она добавляет: — Выбирайте тех, кто выглядят получше.

Я непонимающе таращусь на нее:

— О чем вы…

Но тут мое внимание привлекают три туго обвязанных простынями тюка позади Диас, прямо возле основания изысканной винтовой лестницы на Платиновый уровень.

В горле немедленно распухает ком отчаяния, ноги становятся ватными и непослушными, словно бы колени выгнулись в противоположную сторону. Я ковыляю к тюкам, но затем все-таки срываюсь на бег.

Останавливаюсь перед ними. Три тела. Одно длинное и худое — это наверняка Воллер. Посередине Лурдес. На третьем, на простыне вокруг головы, виднеются пятна засохшей крови…

Из меня вырывается безмолвный крик. Ни один звук на свете не способен передать всю мою боль. Где-то в центре тела разверзается пустота. И расширяется, пока совсем ничего не остается.

Я предала их. Заманила сюда. И бросила умирать.

А они доверяли мне.

Рядом возникает Диас и пытается меня оттащить, но в такой момент остановить меня никому не под силу.

Прежде чем она успевает помешать, я срываю с тел импровизированные саваны. Воллер. Лурдес. Нис.

На голове Воллера ужасная рана от плазменного бура. У Лурдес на глазах повязка, в точности как и в моем обрывочном воспоминании. А Нис…

Моя рука инстинктивно взметается ко рту; однако наталкивается на щиток шлема.

Нис таращится в потолок, кожа у него сероватая и обвисшая, однако лицо выражает поразительное умиротворение и облегчение. Что совершенно не вяжется с длинной металлической отверткой с синей пластмассовой ручкой, торчащей из его левого уха. Я немедленно узнаю инструмент: вместе с некоторыми другими мы принесли его с ЛИНА.

И от осознания этого становится еще хуже. Не совсем понимаю почему, но ощущается именно так. Я опускаюсь на колени возле Ниса.

Они встают у меня перед глазами. Воллер, по обыкновению нагло ухмыляющийся. Тонкие изящные пальцы Лурдес, пляшущие по клавиатуре, и ее спокойный голос в динамиках моего шлема, зовущий обратно на корабль. Светящийся от удовольствия Нис, чуть ли не с нежностью гладящий деревянную панель в коридоре Платинового уровня. Он думал, что я подарила ему лучшую, невероятнейшую, выпадающую раз в жизни возможность исследовать «Аврору».

И она действительно оказалась единственной в жизни. Потому что убила его. Мое решение привело к смерти. Всех их.

Горячие слезы обжигают щеки. Все эти видения — сны, галлюцинации, воспоминания, как их ни назови — оказались верными. Смерть Ниса от отвертки я ни разу не видела, однако это совершенно не отменяет того факта, что теперь он лежит передо мной — мертвый.

Быть может, нее эти заключения психологов в детстве были верными Я действительно легкомысленно относилась к жизни и совершенно не подходила для руководящей работы. Как-никак меня не заботило происходящее со мной, а моя команда просто подражала мне. И я это допустила.

— Ковалик, прекрати, — морщится Диас, хотя явно ощущая себя неловко. — Ты же знала, что шансов нет. — Она обходит меня и набрасывает простыни обратно на лица мертвецов, что по сравнению с аккуратностью Кейна выглядит пренебрежением. — Нам надо идти дальше.

Я не двигаюсь.

Смысл? Разумеется, Кейн здесь не лежит, подобно остальным заботливо завернутый в саван, но ведь ожидать этого просто глупо. Как последний оставшийся в живых, он остался там, где умер. И я не уверена, что вынесу это зрелище.

Какое-то мгновение мне отчаянно хочется предаться забвению посредством препаратов, накопленных в ящике стола в каюте на «Аресе».

— Я остаюсь с ними. Со своей командой, — произношу я. Краем глаза замечаю мнущегося рядом Рида. Ему, однако, достает ума помалкивать.

Прежде чем Диас успевает отозваться, где-то позади нас раздается громкий треск — резкие хлопки короткими очередями. Я так и подпрыгиваю на месте с заходящимся сердцем и только спустя секунду осознаю, что приглушенный звук — на самом деле выстрелы, а не, скажем, внезапный разрыв корпуса корабля.

— Прекратить огонь! — вопит Диас, бросаясь к своим людям. — Какого хрена?

— Что-то двигалось! — разбираю я по внутренней связи. — Я заметил… Заметил какое-то движение. — Интонация безопасника, однако не очень уверенная.

— Где? — гаркает его командир.

Я оборачиваюсь и вижу, что стрелявший указывает лучом фонаря своего оружия на площадку лестницы на Платиновом уровне. Никого.

— Что вы видели? — спрашиваю я.

— Я не… Даже не знаю. Кажется, женщину. Длинные волосы. Белый халат.

Озадаченно склоняю голову набок. Очень похоже на… Но это невозможно!

— Без моего приказа не стрелять, нахрен! — набрасывается Диас на подчиненного. — У нас задание, и погибнуть всем до его выполнения в планы не входит!

Что-то не так в этой ее фразе, но мысль быстро теряется в царящем у меня в голове сумбуре.

Я медленно поднимаюсь на ноги — все тело болит так, словно по нему проехались катком, — и направляюсь к винтовой лестнице. Все-таки я должна проверить, должна увидеть.

— Эй, ты куда? — окликает меня Диас.

Игнорирую ее и сосредоточенно продолжаю двигаться дальше. Подъем по лестнице, к моему удивлению, делом оказывается весьма нелегким. Голова идет кругом, запросто можно оступиться и полететь кубарем вниз. Прежде я забиралась по этой лестнице в невесомости, цепляясь за перила снаружи, а вот при гравитации пользуюсь ей впервые.

На верхней площадке я уже вовсю задыхаюсь от усилий, а стоит мне бросить взгляд на ближайший коридор с номерами Платинового уровня, и вовсе начинает мутить. Затвор поднят до самого потолка, и в проходе за ним царит непроглядная темень.

Переборка с правого борта тоже открыта. Плохой признак. Вот только другого я и не ожидала.

Но теперь мне предстоит убедиться воочию.

Направляюсь в коридор по левому борту, по которому мы в первый раз и проникли на мостик. Луч нашлемного фонаря едва пронизывает мрак.

Диас следует за мной, на ходу рявкая приказы отделению:

— Просто заверните их!

Двери по обе стороны коридора по-прежнему плотно закрыты. Красные кресты на них — подтверждающие проведение проверки номера или, в случае двойных, указывающие на обнаружение в них мертвецов — тоже нетронуты, хотя меня и не оставляет ощущение, будто с моего последнего визита сюда прошли целые века. Или будто это и вовсе происходило в другой жизни. Я словно возвращаюсь в место действия кошмарного сна.

В конце прохода луч света выхватывает кровавые каракули на стене, и на этот раз мой мозг наконец-то разбирает смысл в пляшущих смазанных буквах:

Но кому же пришло в голову извиняться, особенно здесь? К тому времени пассажиры и команда «Авроры» уже утопали в галлюцинациях, паранойе и ужасе.

Я столь поглощена этой мыслью, что едва не упускаю кое-что прямо перед собой — краешек полотенца или простыни, чуть-чуть торчащий из-под двери люкса в самом конце коридора. Прямо возле мостика.

Этого раньше не было. Во всяком случае, насколько мне помнится. Я наклоняюсь разглядеть получше, и тогда становится очевидным, что полотенцем заткнули брешь под дверью, как делают для защиты от дыма.

Сердце мое готово выпрыгнуть из груди, когда я берусь за дверную ручку. Она легко опускается, и дверь оказывается незапертой. Тут же толкаю ее, однако изнутри что-то мешает.

Что-то мягкое и тяжелое.

«Вроде человеческого тела», — любезно предлагает вариант гадкая часть моего сознания.

Меня захлестывает паника, и я наваливаюсь на дверь, и все равно она смещается от силы на пару сантиметров.

— Черт! — срываюсь я на визг и в отчаянии хлопаю ладонью по двери.

Молча подходит Диас и упирается плечом в полированное дерево. Я повторяю ее позу, и совместными усилиями нам удается приоткрыть дверь сантиметров на двадцать.

С другой стороны падает что-то тяжелое — я ощущаю сотрясение даже через ботинки скафандра, хотя и не слышу звука.

Осторожно заглядываю в проем.

Поначалу мне даже не понять, что же у меня перед глазами. Отнюдь не один из изящно обставленных номеров, что я так хорошо помню. Вся мебель вынесена, и в море белого напрочь отсутствует что-либо хоть сколько-то узнаваемое.

И затем до меня доходит: матрасы. Десятки матрасов вдоль стен и на полу, уложенные по меньшей мере в два слоя.

Я просовываю в проем голову и тогда вижу, что дверью мы опрокинули все те же самые матрасы. Их торцы по-прежнему упираются в дверь, не позволяя открыть ее шире.

Внутри абсолютный мрак, единственным источником света только и служит, что мой шлем и… Что это, какое-то слабое свечение в дальнем правом углу? Луч фонаря мешает рассмотреть как следует.

Вытянув шею, пытаюсь вглядеться в какой-то бледно-голубой отсвет. Похоже на одну из наших аварийных ламп с ЛИНА, уже на грани умирания.

Жидким огнем по моим венам стремительно и неодолимо разбегается адреналин.

— Что там? — спрашивает Диас.

— Помоги мне, — бросаю я в ответ.

— Не думаю, что это хорошая идея, — доносится сзади бурчание Рида. Должно быть, увязался за нами наверх. Вопреки напускной строгости — как будто он здесь главный, — голос у него запыхавшийся и явно напуганный.

Разумеется, я игнорирую его. Мы с Диас снова наваливаемся на дверь, и в конце концов мне удается протиснуться, что в шлеме и скафандре проделать весьма непросто.

Внутри номера становится очевидным, что мое первоначальное заключение было не совсем точным. В действительности помещение забито матрасами едва ли не до отказа. По всей видимости, не только с Платинового уровня, но и со всего остального лайнера. Даже представить не могу, сколько трудов стоило перенести такую уйму матрасов и запихать в один-единственный номер. Поверх них на полу беспорядочными грудами свалены полотенца, простыни и одежда.

Похоже… Похоже на гнездо. Мысль приводит меня в содрогание.

В дальнем углу еле-еле светится прилепленная к матрасу переносная рабочая лампа, последняя в длинной череде таких же. Вот только те, что над ней, уже не горят. Умерли.

— Ковалик, что там? — снова спрашивает Диас, пока я пробираюсь по матрасам в угол со светильниками. Приходится поднапрячься, чтобы удерживать равновесие на колышущейся плюшевой поверхности, и в памяти неожиданно всплывает мое неуклюжее паническое бегство от женщины под кроватью. Мертвой женщины, что норовила ухватить меня за лодыжку. Тот инцидент не был реальным — в том смысле, в каком обычно определяется реальность, — вот только ощущался так же реально, как и все, что мне когда-либо доводилось переживать.

— Не знаю, — наконец отзываюсь я. — Пытаюсь подойти поближе и…

Внезапно кучка одежды на самой границе круга света от лампы, большей частью в сумраке, немного смещается. У меня так и перехватывает дыхание, и я отшатываюсь назад. Нога попадает в щель между матрасами, и лодыжка резко подворачивается вправо.

Не успев восстановить равновесие, я падаю и растягиваюсь плашмя на спине, утопая в грудах разбросанного тряпья.