Мертвая тишина

2 Тогда

Сектор К147, два месяца назад

Где-то тут разболтался винтик.

Просто невероятно. Мы вот уже сотню лет живем на других планетах и спутниках, а в космос летаем и того дольше, и при этом все может похериться из-за крошечного кусочка металла с сорванной резьбой.

— Ковалик, ты как там? — прорезает тишину в моем шлеме голос Воллера, заглушая тихое убаюкивающее шипение кислорода. Непостижимым образом в шлеме он звучит даже громче, чем в жизни.

Я молчу.

— Ко-ва-лик, — пропевает Воллер мою фамилию. — Алло-о-о?

— Все в порядке. Просто заткнись и дай мне сосредоточиться. — Я ловлю отвертку, прикрепленную страховочным тросиком к скафандру и сейчас плавающую рядом.

Он вздыхает, хотя вздох больше напоминает капризный всхлип.

— Кэп, Лурдес говорит, у нас по-прежнему биения в сигнале. И мы пропустим встречу с грузовиком, если вскоре не отправимся.

Будто я как капитан этого не знаю. Но опять же, Воллер горазд указывать на очевидное, да еще душу при этом вымотает. После совместно проведенных на тесном кораблике двадцати шести месяцев я убить его готова. Мало его занудства, так в мою каюту через вентиляцию еще и доносятся раскаты его храпа, постоянно мешающие заснуть. Увы, как пилот он хорош.

Снова игнорирую его и сосредотачиваюсь на проверке аппаратуры маяка, в особенности на установленных новых блоках. Программы можно обновить дистанционно откуда угодно, но вот оборудование… Его-то только вручную. Что требует полнейшей концентрации даже с многолетним опытом за плечами и специальными перчатками, предназначенными для деликатных работ. Сломаешь что-нибудь или растеряешь слишком много винтов — и достать запасные части здесь, на краю Солнечной системы, будет весьма проблематично.

Не то чтобы в таковых имеется какая-то потребность, впрочем, поскольку это последний маяк. Последний не только для текущей смены или данного сектора, но и вообще последний. Для нас, во всяком случае. Когда комсети — развернутой в Солнечной системе сети маяков, служащей для усиления радиопередач кораблей и колоний в целях обеспечения практически мгновенной связи, — понадобится следующая модернизация, проводить ее будет уже робот «Верукса», «Разум-Тех».

Уж робот-то винтов растеряет наверняка меньше.

Однако отсутствие необходимости в ремонтниках комсети подразумевает и отсутствие необходимости в капитанах ремонтников комсети. То есть меня.

Вот и все. Я здесь в последний раз. Не только как капитан, но и вообще. Прощайте тишина и покой безбрежной пустоты. Прощай полная звезд бесконечность вокруг. Прощай корабль, манящий своими огнями назад из тьмы.

Я гоню от себя эту мысль. Куда подальше.

Может, это все из-за антенны. Перехватываю рукой металлическую опору и перекидываю тело на другую сторону, при этом стараясь не запутаться. Страховочные тросы, тянущиеся от маяка и нашего корабля, анализатора комсети под кодовым названием L1N4 — переиначенным в более человечное ЛИНА, — не дают мне сгинуть во мраке космоса, зато доставляют немало геморроя.

Затягиваю все винты, попадающиеся на глаза, и через какое-то время канал связи разражается треском.

— Готово, кэп! — вопит Лурдес, мой специалист по связи. Ее хрипловатый голос для меня что музыка. — Амплитуда растет. Давай уже, возвращайся с холода.

Мягкий рывок красного троса с ЛИНА сообщает мне, что кто-то взялся за управление страховкой и готов по моему сигналу втянуть меня на корабль. Скорее всего, это Кейн, мой механик и заместитель. Ему не по душе, когда к механизмам ЛИНА прикасаются другие, даже к простейшим вроде лебедки. «Все может сломаться», — ворчит он. А ремонт здесь проблематичен.

Впрочем, теперь это не имеет значения. Нисколько не сомневаюсь, когда команду расформируют, ЛИНА пойдет на лом. Корабль и без того был древним, когда я унаследовала его при назначении в этот сектор. Основательно потрепанный, латаный-перелатаный, пропахший разогретым металлом, с дерьмовыми уплотнителями в гермошлюзе, которые постоянно приходится латать монтажной пеной, хотя «Верукс» и меняет их после каждого рейса — на такие же дерьмовые.

И все же ЛИНА — дом.

Отстегиваю синий трос от фермы радиомаяка, прищелкиваю его к соответствующей подвеске на скафандре, и моя рука ложится на карабин красного троса, соединяющего меня с ЛИНА и будущим, которого у меня больше нет.

Всю свою жизнь я только и хотела, что находиться здесь. Подальше от людей. В этом-то и заключается прелесть космоса. Здесь ничего нет. Есть, конечно же, звезды, планеты, радиомаяки — но нет людей.

И вот теперь… Теперь этому приходит конец.

Я задумываюсь на мгновение с замершей над карабином рукой. Как просто: откинуть защелку, отстегнуться от троса и… оттолкнуться. И уплыть. В конце концов, когда кончится кислород, придется выбирать, замерзнуть насмерть или задохнуться — но это будет мой выбор. Мой собственный выбор здесь, среди звезд и мерцающих далеких планет, в абсолютной тиши космоса.

— Ковалик? — поторапливает Кейн. — Ты готова?

Нет, не готова. Землю топтать — это ни в коем случае не для меня. Не на протяжении длительного срока, и уж точно не всю оставшуюся жизнь. Остаться без корабля — это все равно что попасть в заточение, в котором по определению нет ничего хорошего. От одной лишь мысли постоянно находиться под действием силы тяжести и в окружении людских толп я начинаю задыхаться и жадно глотаю воздух.

Полагаю, это означает, что удушье настигнет меня первым.

— Капитан Ковалик, как слышишь? — явно тревожится Кейн.

— Клэр? — подключается Лурдес.

— Ну же, Ковалик, — брюзжит Воллер. — На «Гинзбурге» меня дожидаются рыженькая и пакет скотча. Опять эти твои…

— Воллер, заткнись! — рявкает Кейн.

Мои пальцы опускаются на защелку карабина.

— Ковалик. Не двигайся. Я выхожу, — выпаливает механик.

Глаза мне застилают слезы, размывая звезды в туман. Конечно же, Кейн не позволит мне уйти. Обязательно вытащит меня, словно резинового утенка из ванны. Это у него тоже хорошо получается. И неважно, что утенок — резиновый или живой — только в воде и может жить.

Ему потребуется пятнадцать минут, чтобы облачиться в скафандр и выбраться через шлюз на резервном тросе. Тем временем, в соответствии со стандартным протоколом, все происходящее будет записываться в вахтенный журнал и передаваться в «Верукс».

Пожалуй, существует кое-что и похуже, чем никогда больше не выходить в космос, — заточение в Башне покоя и гармонии «Верукса» на Земле. Во Флориде. Ну, или в том, что от нее осталось. Туда-то корпорация и сплавляет свои разбитые яйца. Поговаривают, для оказавшихся в Башне выхода уже нет — даже чтобы посмотреть на звезды.

Делаю глубокий вздох и моргаю, чтобы прояснилось перед глазами.

— Отставить, — говорю я, заставляя себя оторвать пальцы от троса. — Тебя слышу, сигнал отличный. Небольшой… сбой.

— Ага, конечно, — бурчит Воллер.

Не обращаю на него внимания.

— По твоей команде, Беренс.

Кейн выбирает трос, медленно втягивая меня в безопасное место, хотя мне кажется, что все точно наоборот.

— Что это было? — набрасывается Кейн, стоит мне выбраться из шлюзовой камеры и стащить с себя скафандр. Я вешаю костюм вместе со шлемом на крючок, над которым на скручивающемся по краям кусочке магнитной ленты выведено мое имя. Не могу не смотреть на этот ущербный обрезок — как и на все остальное на борту, впрочем, — без сентиментальной нежности. Просто потому, что все это вот-вот исчезнет.

Избегая взгляда Кейна, торопливо натягиваю комбинезон поверх футболки и компрессионных шорт. Такие ясные голубые глаза нынче встречаются весьма редко, разве что в старых фильмах, и меня не оставляет ощущение, что механик видит меня насквозь.

— Ничего.

Волосы промокли от пота, светлые пряди прилипают ко лбу и падают на глаза. Я досадливо откидываю их рукой. Теперь, по возвращении на корабль, минутный полет суицидальной фантазии представляется мне идиотским и жалким. Я могла подвергнуть всю свою команду опасности, вынудив их спасать меня. Может, мы и не всегда ладим, но оберегать их — моя непосредственная работа. Работа, которую я хотела столь отчаянно, что из-за перспективы ее потери даже покушалась на самоубийство.

С пылающим лицом протискиваюсь мимо Кейна и, свесившись через перила трапа, кричу на нижнюю палубу:

— Нис!

Ответа нет.

— Ни-и-с! — надрываюсь я.

Через секунду он высовывается из своей любимой норы возле машинного отделения, «серверного отсека» — просто ниши в стене с дверью.

— Что? — хлопает он на меня глазами.

Черные волосы торчком взъерошены, взгляд осоловелый и нетерпеливый — явно все еще сосредоточен на занятии, от которого я его оторвала. Скорее всего, зависал на Форуме.

— Мы готовы? — спрашиваю я.

— Отсчет пошел, — кивает он.

Не обращая внимания на все еще торчащего рядом Кейна, я устремляюсь по трапу на главную палубу и дальше, по узкому проходу через тесный камбуз прохожу на мостик. Кейн следует за мной, хотя и не столь живо, поскольку ему приходится слегка пригибаться, чтобы не разбить голову о потолок. ЛИНА, как и все анализаторы, просторностью похвастаться не может. Для длительных полетов наш корабль не предназначен. Туда-сюда нас возят грузовики, они же снабжают запасами. Поэтому места на борту едва хватает для пятерых — пилота, связиста, системщика, механика и капитана. И, разумеется, необходимого рабочего оборудования.

Мостик сам по себе едва ли больше старых спускаемых аппаратов вроде тех, что выставлены в музее «Верукса», и одновременно в нем может разместиться всего три человека. Четыре, если у кого-то возникнет желание маячить в дверях. Но кресла только для связиста, пилота и меня, капитана. Большую часть времени, впрочем, я все равно провожу на ногах.

— Обстановка? — кратко спрашиваю я у Лурдес, с ногами забравшуюся в кресло перед пультом связи и, по обыкновению, прижимающую к уху один наушник из пары. Выбритая сторона головы уже заросла вьющимися темными волосами, и она заплела их в косичку, чтобы не мешали слушать.

С настороженным выражением девушка поворачивается в кресле. На ее темной коже поблескивает тонкая золотая цепочка с крошечной золотой же капсулой, в которой хранится туго скрученный клочок писания — стих, назначенный ей церковью.

— Отладка канала. Ты уверена, что в порядке?

— Уверена, — отвечаю я несколько резче, чем следовало.

Брови у Лурдес удивленно ползут вверх, глаза обиженно округляются, и я немедленно смягчаюсь:

— Просто немного… голова закружилась.

Воллер, развалившийся в кресле перед пультом управления, тоже поворачивается, волоча по полу свисающие ремни безопасности. Этому-то только и нужно, чтобы я увидела его закатившиеся глаза.

Лурдес собирается что-то сказать, однако уже в следующее мгновение ее взгляд устремляется в неведомую даль, а рука плотнее прижимает наушник к уху.

— Нам нужно поговорить, — едва выйдя из коридора, набрасывается на меня Кейн, словно Лурдес и Воллера здесь нет. Но даже если бы их действительно не было, это не тот разговор, в который я позволю себя вовлечь. В очередной раз игнорирую механика и обращаюсь к Воллеру:

— Мы готовы стартовать?

— Как только отдашь приказ, — кивает пилот и хрустит костяшками. На этом жесте он постоянно палится при игре в покер. Сама-то я с ними не играю, но насмотрелась достаточно и потому знаю, что Воллер так делает, когда на руках у него хорошие карты. И сейчас ему явно не терпится.

— Ковалик… — не отстает Кейн.

— Ничего не было, — бросаю я, стараясь придать голосу как можно больше убедительности. — Ты вроде как проводишь предстартовую подготовку?

— Эй, ребята! — вмешивается Лурдес. — Кажется, я что-то поймала!

— Да-да, Кейн, ничего не было, — ухмыляется Воллер. — Если Ковалик так хочется обосноваться на постоянной основе в К147, этой сраной глухомани, кому какое дело…

Тут уж я взбешенно перебиваю его:

— Я вовсе не поэтому…

— Заткнись, Воллер, — одновременно со мной заводится и Кейн. — Как уполномоченный медицинский…

— Который хочет залезть ей в трусы? — продолжает пилот.

Я ошарашенно замираю.

— Следи за базаром! — огрызается механик.

— Да почему ты постоянно ее защищаешь? — и не думает униматься Воллер. — Мы толком даже и не команда. Нас всех просто угораздило получить дерьмовое назначение на последнюю смену. — Он с нескрываемым отвращением смотрит на меня. Судя по всему, я — составляющая упомянутой «дерьмовости». — Ну кто, нахрен, по собственной воле попрется в эту пустыню?

На самом деле, пилот прав. При нормальных обстоятельствах подобная миссия растягивается месяцев на восемнадцать, а то и больше. Без перерывов, колоний поблизости и возможности поспать в собственной постели. Желающих отправиться на самую окраину комсети — секторы с L52 по К147 — не бывает.

Разумеется, кроме меня.

Я попросилась сюда, когда восемь лет назад дослужилась до капитана, и «Верукс» только рад был сбагрить мне проблемный участок. Полагаю, данное обстоятельство отразилось на моей репутации, зато здесь больше свободы. Никто за тобой не надзирает, и обычно на каждую смену подбирается новая команда, что меня всецело устраивает. В район L-K добровольно просятся крайне редко, не соблазняясь даже высокими премиями.

И особенно на этот раз. Поскольку это последняя смена, длится она еще дольше обычного. Двадцать шесть месяцев с лишним финальных проверок и мелких доработок. Последние человеческие руки прикасаются к маякам, прежде чем их сменят роботы.

Кейн согласился на этот полет только из-за денег. Воллер оказался зачислен в команду по умолчанию — все сектора получше разобрали пилоты без приклеенной самодовольной ухмылки и предположительного расстройства личности. Лурдес — просто новичок, только закончила стажировку и потому работает там, куда направит корпорация. Что до Ниса… Хм, Нис есть Нис. Ему плевать, в каком мы секторе, пока у него есть доступ к Форуму.

— Веди себя прилично! — отчеканивает Кейн, протискиваясь мимо меня и нависая над Воллером. — Капитан здесь не ты!

— А вот это, пожалуй, ошибка, — дерзко отвечает Воллер и переводит взгляд на меня, подначивая отреагировать.

Мне следует вмешаться, пресечь склоку, пока она не переросла в драку. Кейн прав, капитан здесь я — теоретически. По крайней мере, еще на какое-то время. Однако мне и слова из себя не выдавить. Словно я потратила свои последние силы на то, чтобы не отстегнуться от троса, и теперь и пальцем пошевелить не в состоянии. Да и потом, зачем?

— Эй! — вопит Лурдес, наконец-то привлекая наше внимание. — Я говорю, кажется, я что-то поймала!

Помедлив секунду, Кейн делает шаг назад и встает рядом со мной, однако лицо его по-прежнему залито краской гнева. Если вовлечен он, верх берут, как правило, холодные головы — его то есть. Как правило.

По своему опыту мне известно, что к концу смены напряжение неизменно зашкаливает, однако эти двое готовы были перегрызть друг другу глотки едва ли не с того момента, как взошли вместе со мной на борт в начале миссии. Пускай Кейн и отвечает за двигатель и функционирование ЛИНА, но управляет кораблем Воллер. Они постоянно препираются — ответственный за тело и ответственный за мозг.

— О, прекрасно, — обращается пилот к Лурдес, приглаживая ладонью свою измятую футболку с надписью «Е**ть», с показывающим язык смайликом. Уж не знаю, приглашение это или просто мат. Зная Воллера, скорее всего, и то и другое. — Ты справляешься со своей работой. Теперь-то можно убраться отсюда?

Девушка пропускает его сарказм мимо ушей:

— Это автоматический сигнал бедствия. Кажется. Типа радиобуя R-5.

К моему собственному удивлению, во мне просыпается вялый интерес.

— Что, здесь?

Здесь ничего и никого нет. Все исследовательские суда «Верукса» должны находиться далеко за пределами досягаемости, будь сеть хоть трижды модифицирована. Если только одно из них не вернулось с опережением графика.

— Только он какой-то странный. Ни тебе названия корабля, ни индивидуального сообщения, вообще никаких данных. Только координаты и запрограммированный сигнал SOS. Причем передается не по каналу экстренной связи. — Лурдес задумывается. — Во всяком случае, не по тому, которым мы пользуемся сейчас.

Она нахмуривается, поворачивается в кресле и берет планшет, и вот ее пальцы уже бегают по экрану, отстукивая запрос.

— Да это всею лишь эхо. Старые данные. Наверно, как-то связано с заменой оборудования на новое, — со скучающим видом изрекает Воллер.

— Нис? — спрашиваю я в пустоту. — Ты слушаешь?

Всею лишь через двое суток после начала смены я сообразила, что мой выдающийся, но крайне необщительный системщик настроил каналы внутренней связи на мостике и в каютах общего пользования оставаться открытыми, причем постоянно. Таким образом, он всегда может слышать происходящее, даже если и отмалчивается.

— Э-э… возможно, — через пару секунд отзывается Нис. Как и обычно, звучит он словно бы издалека и отстраненно. Как будто находится на другом корабле и вдобавок мы побеспокоили его в неподходящее время. — После модернизации сеть способна улавливать куда более слабые сигналы. Вполне возможно, это наложение, помехи.

— Видите? Я же сказал. Ложный сигнал.

Воллер разворачивается в кресле, вбивает на панели управления координаты, и двигатель моментально просыпается от спячки, отдаваясь рокотом через палубу.

— Вперед! Нас ждут великие дела. Даже тебя, Кейн.

Прислонившийся к переборке механик демонстрирует ему средний палец.

— Или же мы поймали сигнал корабля за пределами расчетной дальности. Новое оборудование эффективнее на сто двадцать процентов, — добавляет Нис.

Воллер издает мученический стон.

Зыбкая надежда толкает меня на безрассудство.

— Если это сигнал бедствия, мы обязаны оказать помощь, хотя бы попытаться, — после секундной паузы заявляю я, стараясь придать голосу естественность, словно это вовсе не отсрочка казни, на которую уже и не рассчитывала.

— И думать не смей! — Пилот снова поворачивается к нам и направляет на меня палец. — Знаю я, что у тебя на уме! Если мы пропустим встречу с «Гинзбургом», то застрянем здесь еще на целый месяц. Причем без всяких премиальных! Если тебе, вышедшей в тираж псевдокапитанше, которой не дают новый корабль и которой до конца жизни предстоит париться на канцелярской работе, некуда идти, это вовсе не значит, что и у остальных такая же фигня!

В тесном пространстве его слова звучат оглушающе громко. Ничего нового для Кейна, Лурдес и Ниса он, конечно же, не сказал, однако выложенные вслух факты ввергают меня в новую пучину унижения.

Меня заливает краска стыда, я даже не могу смотреть Кейну в глаза. И если ему требовались дополнительные доказательства, на что я покушалась во время последнего выхода в открытый космос…

— Я считаю, раз сигнал не на канале экстренной связи, то это не SOS. — Пилот поднимает руку. — Кто со мной?

— Воллер… — начинает Кейн, брезгливо качая головой.

— С каких это пор у нас демократия? — взрываюсь я, сама пораженная собственным напором. Я вовсе не из тех, кто навязывает свою власть. И в капитаны отнюдь не стремилась — назначение стало побочным эффектом желания забраться гула подальше.

Механик вскидывает голову, раскрыв рот от удивления.

— Кстати, — встревает Лурдес. — Пожалуй, это все же экстренный канал.

— Но ты же сказала… — протестует Кейн.

— Просто не тот, которым мы сейчас пользуемся, — объясняет девушка. — Это старый канал. Я проверила. — Она потрясает планшетом. — Во время последней широкомасштабной модернизации, когда «Верукс» выкупил «Сити-Футуру», они сменили канал экстренной связи. Лет пятнадцать — двадцать назад. Еще до нас.

До них, но не до меня. Возможно, и не до Кейна. Он вроде лишь на пару лет моложе меня. Пятнадцать лет назад мне было восемнадцать, и именно тогда я и покинула спонсируемый «Веруксом» интернат и взошла на борт своего первого анализатора, тоже принадлежащего корпорации, для прохождения профессиональной подготовки.

— Да, помню, — киваю я. — Слияние. — То было важной новостью даже в интернате.

— Она права, — подает голос Нис.

— Но зачем передавать сигнал по старому каналу? — не сдается Кейн.

— Не уверена, что это сознательное решение. То есть мы проходили это на курсах. Автоматические аварийные буи, они же… автоматические. Срабатывают как запрограммированы. На старом канале, или на новом. — Лурдес пожимает плечами. — В общем, кто-то очень далеко и с очень старым оборудованием.

Следовательно, исследовательский корабль «Верукса» можно исключить. Все они оснащались по последнему слову техники, когда их отправляли в экспедицию несколько лет назад.

— И насколько далеко? — уточняю я.

— Согласно координатам? Это уже где-то в поясе Койпера, — прикидывает Лурдес. — Девяносто с липшим часов от нашего нынешнего местонахождения.

— Ну нет, — качает головой Воллер. — Ни за что! На встречу с «Гинзбургом» лететь в противоположном направлении, какого хрена, мы-то здесь при чем?

— Никто здесь ни при чем, — напоминаю я. Последний маяк комсети установлен на довольно приличном расстоянии от пояса астероидов. Образно выражаясь, это конец дороги. Дальше лишь куча камня, льда и карликовых планет — слишком маленьких, чтобы для кого-то представлять интерес. Миллиарды километров от цивилизации. Что в данный момент звучит не так уж и плохо.

— Вот именно, — огрызается пилот. — Это же гребаная глушь, и там опасно. Совершенно неизученная зона, ни карт, ни маяков, только всякое дерьмо вокруг плавает. Компании не нужно, чтобы ремонтники совали туда свой нос. Если тебя так волнует этот сигнал, свяжись с диспетчерской, пускай отправят кого-нибудь другого.

— Но они смогут отправить сюда корабль только через несколько месяцев, — возражает Лурдес. — Если им придется запускать…

— Да никто ничего не будет запускать! — продолжает кипятиться Воллер. — Я же говорю, это ложный сигнал!

От их перебранки неизменный звон в левом ухе звучит еще назойливее. Этим ухом я практически не слышу — последствия детской болезни. Единственные звуки, что воспринимаются им четко и ясно, — постоянные шумы в нем самом. В подростковом возрасте врачи «Верукса» попытались меня вылечить, однако добились лишь того, что звон стал четче и яснее. Хотели продолжить попытки, но я заявила, что с меня хватит.

Лурдес выпрямляется в кресле и откидывает косички за плечо.

— Значит, теперь ты у нас специалист по связи? А, Воллер?

— Я тебя умоляю, ты же, черт возьми, просто практикантка и…

— Хватит! — не выдерживаю я.

Все трое смотрят на меня, и я чувствую выжидательное молчание Ниса.

— Кто-то в беде. Мы обязаны попытаться оказать помощь. Регламент тридцать пять, параграф пять.

Конечно, этот же самый регламент рекомендует по возможности сначала обратиться в диспетчерскую службу «Верукса».

Но это далеко не первый регламент, что мы нарушим здесь, вдали от корпоративных бюрократов, которые сочиняют правила, не отрывая задницу от Земли. Вообще-то мы должны носить форму «Верукса» и постоянно пристегиваться. Как будто нас здесь кто-то увидит. Или мы с чем-то можем столкнуться. А уж если генератор микрогравитации откажет, никакие ремни безопасности не помогут.

Кроме того, если свяжемся с диспетчерской, они передадут вопрос выше по инстанции, а там будут передавать выше и выше, пока, наконец, не попадется кто-то готовый принять решение. Если люди в беде, на счету каждая минута.

— Воллер, задай курс на координаты, что даст тебе Лурдес, — приказываю я, опустив все эти рассуждения.

Пилот открывает рот, явно чтобы протестовать, и Кейн рядом напрягается. Однако я решительно пресекаю бунт.

— Может, я вышедшая в тираж неудачница, но если хочешь, чтобы твоя блестящая новая работа осталась за тобой, будешь выполнять мои приказы, пока не вернемся на «Гинзбург». Пусть тебе плевать, что я думаю, но готова поспорить, что твой новый капитан, настоящий капитан, — мне вполне убедительно удается изобразить, будто это определение нисколько меня не задевает, — посмотрит на вещи иначе.

Воллер угрюмо захлопывает рот, клацнув зубами, и разворачивается обратно к пульту управления.

Лурдес довольно ухмыляется мне. Хорошая девочка. Далеко пойдет, не то что все остальные. И мне приятно, что в свою последнюю смену я, по крайней мере, внесла в это свою лепту.

— В общем, дай знать, когда будешь готов, — подчеркнуто терпеливо говорит она пилоту.

Дожидаюсь его ответа на случай, если он решит на ней отыграться.

— Детка, я родился готовым, — мрачно отзывается Воллер. Руки его, однако, уже уверенно бегают по пульту.

Лурдес закатывает глаза и зачитывает координаты.

Я отправляюсь в свою каюту На мостике мне и без того уже слишком… тесно. Слишком много людей, слишком много эмоций. Не говоря уж об ощущении, что я только что избежала гильотины.

Воллер прав. Похоже, я и вправду выгадала себе еще один месяц в космосе. Но больше уже не будет ни отсрочек, ни загадочных сигналов.

Вот и всё. После этого вылета больше никаких кораблей, никакой черноты с точками звезд и никакого контроля.

И повсюду люди.

От одной лишь мысли об этом в ребра вновь впивается когтями паника.

Придется найти жилье. Какую-нибудь комнатушку размером с кладовку, которую я стану называть домом. Где буду наслаждаться соседским кашлем целых тридцать последующих лет, мотаясь в провонявшем потом переполненном общетрансе между «домом» и рабочим столом с тысячами нудных страниц учебных пособий, что мне предстоит просматривать и править на основании «многих лет ценного опыта». Мне всего тридцать три, почти тридцать четыре, а кажется — жизнь уже закончена.

Позади плетется Кейн. Буквально чувствую его спиной и знаю, что он собирается спросить. Останавливаюсь на пороге крохотного камбуза. Здесь все еще стоит аромат апельсинового чая Лурдес.

— Я же сказала, что всё в порядке.

Обернись я сейчас, в паре шагов от себя увижу механика, застывшего со скрещенными руками и нахмуренным лбом. За пятнадцать лет мне довелось работать с восемью различными экипажами — с тридцатью шестью разными людьми. Одни были квалифицированные, другие… проблемные. И, разумеется, именно в последней команде, именно в последнюю смену наконец нашелся кто-то с чутьем на вранье поострее, чем у меня.

— Я не верю тебе, — спокойно отвечает Кейн. — Давай поговорим.

Поскольку Кейн выполняет еще и обязанности врача, он знает обо мне гораздо больше всех остальных на борту. Казалось бы, это должно усложнить общение с ним. Знающие мою историю, как правило, не способны удержаться от того, чтобы не пялиться на меня с отвращением или же со смесью жалости и нездорового любопытства. Для меня это сущее надругательство. Кейн, однако, не таков.

Я разрываюсь между порывом как следует разозлиться, показать зубы и забиться поглубже в свой тщательно оберегаемый кокон и желанием повернуться к нему лицом, раскрыть рот и выговориться. И второе ощущается почти как физическое давление, распирающее меня изнутри. Кейн выслушает, я знаю, не сводя с меня внимательного взгляда.

Мне сдавливает грудь и обдает жаром при одной мысли о разговоре по душам.

Только исповеди не бывать.

Я могла бы списать всё на длительность последней миссии или на поганое чувство беззащитности, охватившее меня после пинка под зад с единственной работы, что я когда-либо любила. Возможно, я нашла бы родственную душу в любом человеке с добрым лицом и желанием меня выслушать, которому довелось оказаться рядом перед худшим моментом в моей жизни.

Но есть и еще кое-что. За прошедшую пару лет я несколько раз слышала, как Кейн разговаривает с дочерью по видеосвязи. Тепло и любовь в его голосе пробуждали во мне сильную и опасную боль.

Кейн заставляет меня чувствовать себя кем-то. Заставляет меня чувствовать.

Господи. Есть ли что сильнее и опаснее этого?

Сжимаю дрожащие руки в кулаки, стараясь не обращать внимания, как взмокли ладони.

— Мне нечего сказать, и работа ждет.

Вообще-то, присматривать за нами является частью работы Кейна. Особенно если кто-то проявляет склонность отправиться на прогулку в ничто.

Он вздыхает.

— Клэр, иногда ты пугаешь меня до чертиков, ты знаешь об этом?

Я ошарашенно поворачиваюсь к нему.

— Почему?

Он испытующе смотрит на меня, и мне стоит определенных усилий сохранять неподвижность под его взглядом.

— Расстраиваться из-за перемен, беспокоиться о будущем — это совершенно нормально. Но вот ты… — Кейн качает головой. — Никогда не встречал кого-либо, столь упорно стремящегося доказать, будто ему наплевать. Это-то и пугает.

Его слова — что молниеносный и изуверски точный удар по самому больному месту в моей душе, и я отшатываюсь, прикусив язык, так что на глаза наворачиваются слезы.

Но тут же расправляю плечи и вздергиваю подбородок, чтобы дать отпор:

— Тогда, полагаю, оно и к лучшему, что тебе не придется терпеть это слишком долго.

— Клэр… Я вовсе не это имел в виду…

— А мне плевать, что ты имел в виду, — перебиваю я его. — Видишь? Ты прав.

Он стискивает зубы и багровеет.

— Проследи, чтобы Нис помог Лурдес отследить сигнал.

Распоряжение бредовое, поскольку ни свора бешеных псов, ни реинкарнация персонального кумира Ниса — коим является Беркли Блю, прославленный хакер двадцатого столетия, — не способны удержать его от исследования загадочного сигнала. И все же это распоряжение.

Отворачиваюсь от Кейна и припускаю прочь, стараясь не обращать внимания на него и переполняющую меня странную смесь гордости и обиды. Гордости, что удалось хотя бы частично одурачить его. Обиды, потому что все-таки втайне надеялась, что он меня раскусит.