Мертвая тишина

22

— Ну и видок, — громко произносит Рид Дэрроу с нескрываемым отвращением.

Голос пробивается сквозь окутывающий меня плотный туман, и я раздираю слипшиеся веки и обнаруживаю, что младший следователь сидит возле моей кровати. Верный себе, он облачен в дорогущий костюм и источает недовольство.

Мне требуется пара секунд, чтобы прийти в себя. Я ворочаюсь, пытаясь усесться. Раз в палате Рид, должно быть, уже утро. Но раннее. Потому что я еще не одета, а место укола на левой руке все еще саднит. Эта слабая боль отчасти помогает развеять морок: после моего ночного вопля в палату прибежали санитары с успокоительным.

Итак, у меня получилось. Я продержалась ночь.

Осторожно оглядываюсь по сторонам и немедленно замечаю уже знакомого самоубийцу на стуле. Заточенная железка брякается об пол, мужчина стонет.

— Талли? — доносится голос женщины сквозь гам пациентов и успокаивающие голоса санитаров в вестибюле.

Черт. С порога раздается знакомое откашливание, и я перевожу взгляд с мужчины — призрака? — на нового гостя. Макс.

— Похоже, ночь у вас выдалась не из легких, — говорит он. — Вы уверены, что готовы?

Какое-то мгновение я разрываюсь. Остаться в стороне и спрятаться в густом тумане искусственной и медикаментозно индуцированной нормальности было бы гораздо проще. Но мне необходимо выяснить, что произошло и как я здесь оказалась. Живы ли Кейн и Нис. И чем быстрее я выберусь из Башни и с планеты вообще, тем будет лучше для моего состояния. Во всяком случае, хочется на это надеяться.

А вдруг произошедшее на «Авроре» сломало меня навсегда? Вдруг я буду продолжать видеть призраков повсюду, как вижу Кейна, Лурдес, Воллера?

Я тут начинаю задыхаться: из-под остатков успокоительного начинает просачиваться паника.

— Мария! — кричит где-то рядом старик.

— Я готова, — отвечаю я настолько четко, насколько позволяет сухость во рту и непослушный язык. Все-таки я обязана попытаться. А если в космосе окажется так же скверно, как и на Земле, в Башне, — что ж, покончить с собой там будет гораздо проще, нежели в изоляции в учреждении, как раз и предназначенном для предотвращения подобного. Эта мысль, на удивление, заметно успокаивает. По крайней мере, теперь у меня есть план.

Найди я в себе мужество совершить самоубийство во время своего последнего выхода в открытый космос, ничего этого бы не случилось.

Вот только Кейн ни за что бы этого не допустил и предпочел бы погибнуть сам, пытаясь меня спасти.

И вместо этого погиб среди видений, разговаривая с фантомом дочери? И Воллер продырявил голову плазменным буром, а Лурдес выдавила себе глаза, не в силах вынести происходящее? Да уж, Ковалик, так гораздо лучше!

Внутренне меня передергивает, но мне удается выдержать взгляд Макса.

— Хорошо. Рад слышать, — отзывается он. Затем кивает Риду, и тот бросает мне на кровать охапку одежды. По синему цвету я немедленно узнаю комбинезон «Верукса». Вероятно, в комплекте с надлежащим нижним бельем, тоже увенчанным логотипом корпорации. Как же без этого.

Рид боком протискивается мимо Донована к двери, бурча на ходу:

— Плохая это все-таки затея.

Однако Макс не обращает на него внимания.

— Она готова, — говорит он кому-то снаружи, и в палату немедленно влетают две санитарки и освобождают меня от перевязей. Донован выходит, и женщины принимаются стягивать одеяло, чтобы помочь мне встать с кровати.

— Я в состоянии подняться и одеться сама, — заявляю я с большей уверенностью, нежели ощущаю на деле. — Можете хоть ненадолго оставить меня одну? — Макс не отвечает, но я и не думаю сдаваться. — А во время полета кто меня будет одевать? Вы, что ли?

Санитарки с сомнением озираются на дверь, однако по невидимому мне знаку отставляют палату.

Я выбираюсь из-под одеяла и с опаской опускаю ноги с кровати, всецело отдавая себе отчет, что Макс и, возможно, Рид сейчас в коридоре и наверняка только и ждут, что я грохнусь на пол. Что у меня ничего не получится.

Несмотря на заторможенные движения, трясущиеся руки и ноги, мне удается стянуть с себя пижаму и надеть новую одежду. И хотя комбинезон новенький и жестковатый, а не более привычный для меня поношенный и мягкий, в нем я сразу же чувствую себя немного увереннее.

Вот с носками и ботинками приходится сложнее. Мелкая моторика у меня… просто швах. Тем не менее справляюсь. И даже трачу какое-то время, чтобы придать постели хоть сколько-то приличный вид. Все таблетки, которые удается отыскать, прячу в кармашек комбинезона.

— Готова! — кричу я, и Макс не медлит заглянуть в палату.

— Превосходно, — констатирует он и вкатывает в комнату кресло-коляску.

— Вы, должно быть, шутите, — не верю я своим глазам.

Мужчина, однако, приглашающим жестом похлопывает по мягкой спинке каталки.

— Боюсь, таковы правила. — Помявшись, он добавляет: — Никто ничего не увидит, если вас это беспокоит. Операция засекречена на самых высших уровнях.

Ага, ведь меня только и волнует, как я выгляжу.

Меня подмывает затеять с ним спор, вот только я уже ощущаю, что силы меня покидают. На данный момент, судя по всему, я только и способна, что на кратковременные рывки. Неохотно перемещаюсь к изножью постели и усаживаюсь в коляску, стараясь не вступить в лужу крови от самоубийцы на стуле.

Донован осторожно выкатывает меня в вестибюль и вдруг останавливается.

— О, чуть не забыли, — говорит он и протягивает мне через плечо стаканчик с назначенными препаратами.

Я беру таблетки, надеясь, что он будет слишком поглощен моей транспортировкой и не заметит, что я не высыпаю их в рот. Проще, конечно же, принять пилюли и тем самым положить конец вопросам, что или кто у меня перед глазами. Тем не менее, если я хочу разобраться в произошедшем на «Авроре», мне необходима ясная голова.

Увы, Макс стоит и терпеливо ждет, держась за ручки кресла позади меня.

— До дна, — наострит он и протягивает мне пакет с водой — такой же, какими я пользовалась на ЛИНА. Фольга на упаковке отражает тепло и свет, продлевая срок годности, податливая емкость снабжена широкой трубкой. По-видимому, Макс принес его с собой, поскольку персонал Башни ни за что не разрешил бы пациентам пользоваться подобным. По той самой причине, каковую я прямо сейчас намереваюсь продемонстрировать.

Делать глоток воды и запихивать языком таблетки в трубку сродни фокусу, требующему определенной сноровки. Потому процесс занимает у меня несколько больше времени, нежели если бы я честно глотала пилюли.

В конце коридора показывается Вера. Недоуменно таращится на меня, а затем разворачивается в сторону комнаты отдыха. И проходит сквозь стену, а вовсе не через дверь.

Я тихонько ахаю, и вода в глотке немедленно перемешивается с воздухом. Мне приходится напрячься, чтобы не закашляться и не выплюнуть таблетки. Так эта женщина одна из них…

Глаза у меня увлажняются, но я продолжаю свой трюк.

Донован все молчит, но вот я наконец-то отрываюсь от пакета и раскрываю рот для проверки. Благодаря фольге пилюли в пакете не видны, и чтобы обнаружить их, необходимо его разрезать, поскольку горлышко запечатано трубкой.

— Вот и молодчина, — говорит Макс и сердечно похлопывает меня по плечу. Его реакция меня раздражает. Как-никак я уже давно не одиннадцатилетняя девочка. Тем не менее лишний раз настораживать его мне ни к чему, и я выдавливаю улыбку.

Мужчина толкает меня по коридору, а я сворачиваю пакет и запихиваю его между сиденьем и подлокотником кресла. Какое-то время, надеюсь, его здесь не обнаружат. Оглядываюсь назад… и перехватываю подозрительный взгляд Рида.

С заходящимся сердцем я уже ожидаю, что младший следователь окликнет меня и велит Максу остановиться. Однако Дэрроу лишь смотрит на меня с ухмылкой и молча следует за нами к лифту.

Итак, Рид просек мою хитрость. Но пока намерен закрывать на нее глаза. Потому что хочет, чтобы я провалилась. Позорно потерпела неудачу. Или ситуация еще даже более сложная и он желает неудачи Доновану. Напряженные отношения между мужчинами — младший предлагает и комментирует, старший его попросту игнорирует — невозможно не заметить. Для амбициозного типа вроде Дэрроу такое поведение начальника наверняка унизительно. И уж точно приводит в ярость.

Вот и прекрасно. Тогда и посмотрим, кто из нас — Рид или я — окажется прав.

Фойе при нашем приближении к выходу озаряется вспышками, отбрасывающими на матированные стекла дверей целую толпу теней.

Я собираюсь с духом, чтобы не удариться в панику. Столько много…

— Черт побери! — цедит Макс. — Кто-то слил прессе.

Только тогда до меня доходит, что некоторые — а то и все — человекоподобные формы на самом деле живые. Репортеры, надо полагать.

— Транспорт прямо у дверей, — бросает Рид.

— Не поднимайте голову и ничего им не отвечайте, — с досадой инструктирует меня Донован. — Дело всего одной минуты.

Что же они не организовали тайного вывоза? Как-никак это фасад Башни покоя и гармонии! Да любой выходящий отсюда автоматически становится сенсацией, а уж моя-то роль в обнаружении «Авроры» и последующая шумиха в прессе гарантируют повышенный интерес к моей особе. Уж наверняка в здании имеется черный выход.

Однако Макс решительно толкает кресло-коляску прямо к автоматическим дверям, и через мгновение следует сущий взрыв света и шума:

— …ваши комментарии по искам от семей?

— Клэр, вы их убили? — выкрикивает какой-то тип.

— …предполагают, что количество ценностей на борту значительно больше, нежели сообщалось в то время. Можете ли вы подтвердить…

— …расскажите нам о состоянии пассажиров! Смогут ли семьи опознать…

— Как вам удалось спастись?

Этот последний вопрос, заданный по сравнению с остальными удивительно спокойно, вынуждает меня поднять голову, однако автора определить не удается. Портативные лампы камер просто ослепляют.

Прикрываю ладонью глаза, но лиц все равно не разобрать. Кроме одного — Лурдес.

«Не понимаю». Она проводит окровавленными пальцами по щекам.

Я отворачиваюсь.

Макс буквально выдергивает меня из кресла и заталкивает в третий вагончик маглева. Это отдельное купе, и на какое-то время я оказываюсь в полном одиночестве. Впервые за несколько недель. Меня тут же охватывает облегчение, словно плеснули прохладной водой на ожог.

Впрочем, в следующее мгновение журналисты окружают купе с обеих сторон и едва не выдавливают стекла, наседая со своими вопросами и камерами.

В конце концов наш транспорт — состав как минимум из шести вагончиков — отправляется прочь от Башни. Я избегаю выглядывать в окно, пока репортеры не остаются позади. Увы, когда мы приближаемся к электронным воротам штаб-квартиры «Верукса», нас встречает еще больше истошно орущих журналистов.

Похоже, кто-то выдал им не только мой предстоящий отъезд из Башни, но и пункт нашего назначения.

Насколько мне известно, об операции в курсе только сотрудники «Верукса». С какой стати кому-то из них сливать информацию прессе? Подозреваю, мое освобождение, каким бы временным таковое ни являлось, у какой-то части населения непременно вызовет бурную и, надо полагать, негативную реакцию. Уж точно это не поможет корпорации расхлебать заварившуюся пиар-кашу. Разумеется, каша эта некогда досталась им в довесок к приобретенной «Сити-Футуре», но тем не менее.

Мое предположение подтверждается группой примерно из тридцати протестующих возле ворот. С раскрасневшимися от холода лицами они потрясают своими плакатами, в унылом утреннем свете едва ли не пылающими яркими красками. По лозунгам легко отслеживаются как сюжетные линии истории, так и предпочтения протестующих в плане этих самых линий:

Не совсем уверена насчет двух последних, адресованы ли они ко мне лично или же к «Веруксу», «Сити-Футуре» и всему космо-промышленному комплексу.

Выпади мне возможность пройти через все это снова… Ничего бы этого не произошло. По крайней мере, я бы точно держала рот на замке на борту «Роли», а не выложила свою несвязную и невразумительную историю, едва лишь пришла в сознание и смогла хоть сколько-то внятно говорить. Не то чтобы я тогда ясно соображала, впрочем, чтобы принимать осмысленные решения — обезвоженная, с проломленным черепом да провалами в памяти.

Пришла я в себя в медицинском отсеке «Роли», в изоляции согласно протоколу. Было холодно, ужасно хотелось пить, и я совершенно не помнила, как там оказалась. Меня обнаружили в спасательной капсуле в процессе поисков ЛИНА. Очевидно, «Гинзбург» забил тревогу, когда мы не явились на встречу и пропали из эфира.

Подстегиваемая безотлагательностью, в тогдашнем моем состоянии толком мне и не понятной, я рассказала врачу и капитану «Роли» все, что знала и помнила, — слишком много, но недостаточно.

Моя история достигла Земли раньше меня самой, немедленно породив сотни конспирологических теорий и одну наспех состряпанную докудраму, которую «Верукс» быстро заблокировал.

Когда наш состав протискивается в приоткрытые электронные ворота, я мельком замечаю маленькую девочку, которая почему-то кажется знакомой. Ее держит за руку женщина, выкрикивающая протестные лозунги. Волосы девочки заплетены в две косички, в которых что-то желтеет. Бабочки.

Изабелла? Я вытягиваю шею разглядеть получше, однако обеих уже скрыла толпа. Если они вообще там были.

Я зажмуриваюсь. Мне нужно сделать это хотя бы ради семьи Кейна. Ради семей их всех. Они заслуживают ответы, и мне не верится, что «Верукса» хватит на большее, нежели стараний отмыться да подсунуть банальную отговорку, всего лишь подтверждающую их собственную безгрешность.

Впереди вырастают гигантские белые ангары для шаттлов, и меня захлестывает ошеломительное ощущение дежавю. Здесь я проходила обучение. Здесь, на этом пусковом комплексе, села на свой первый шаттл к первому грузовику и первому анализатору, РЗТ4. РЕТА — ПЕТА. Что ж, вполне уместно именно отсюда и отправиться в последний полет.

Едва лишь транспорт останавливается перед ангаром № 4, как у двери моего купе возникает Макс, словно бы опасаясь моего бегства. Рид с надувшимся видом дожидается метрах в четырех. Он нетерпеливо бросает взгляд на часы.

Донован открывает дверь купе.

— Приехали, выходите, — машет он мне рукой, однако не двигается, пока я не оказываюсь снаружи. По пути к открытым воротам ангара мужчина держится позади меня.

Макс определенно открывается мне с новой стороны. Такой оживленный и деятельный. Меня даже приводит в замешательство подобная разница между его прежней манерой сиделки у постели тяжелобольной и нынешним образом инициативного решалы.

Я как будто и не знаю этого человека, как бы ни была уверена в обратном.

В мучительно ярком отсеке ангара перед шаттлом, предназначенным для доставки нашей экспедиции на более мощный корабль — возможно, класса «Ударник», — стоят навытяжку три отделения собственной службы безопасности «Верукса», двадцать один человек — мужчины и женщины — в черной форме и защитной экипировке. Многие косятся в нашу сторону, и в их взглядах сквозит подозрение. Все вооружены до зубов, и я даже не узнаю, что за оружие у них на плечах, не говоря уж о скрытом в сумках. В сторонке складированы ящики с логотипами «Верукса», знаками «огнеопасно» и предостережениями вроде «Только для санкционированного использования».

Зрелище и без того нервирующее, но они еще и окружены мертвецами.

У меня так и перехватывает дыхание.

Плачущие, окровавленные, топчущиеся рядом или распростертые на полу у ног сотрудников службы безопасности. Жертвы? Преступники? Трудно сказать, но точно не существующие в реальности, судя по отсутствию реакции безопасников и Макса.

Некоторые призраки, однако, одеты в форму охранников «Верукса» — наверно, погибшие коллеги. Некоторые кричат или умоляют своих все еще живых товарищей.

Не выдерживаю и отвожу взгляд.

Все это добром не кончится. С подобной уймой оружия да в сочетании со сценами смерти на «Авроре» и тем, что привидится сотрудникам… Как пить дать будет кровавая баня. Угрожающая и нам, и выжившим на борту — если таковые имеются.

— Макс, — шиплю я вслед мужчине, когда он, подобно человеку, наконец-то узревшему очевидное решение своей самой больной проблемы, устремляется к отряду. — Макс!

Донован останавливается и разворачивается ко мне. Явное раздражение на его лице быстро сменяется обычным выражением озабоченности.

— Что бы ни находилось на «Авроре», застрелить это нельзя. Это не какой-то диктатор, с которым «Веруксу» надоело иметь дело.

В ответном взгляде Макса читается неодобрение. Как будто я не знаю, на кого работаю.

— Так не пойдет. Вот это все, — я обвожу широким жестом вооруженных безопасников и заодно окружающих их фантомов, — очень плохая идея. — Уже представляю, как все это будет. Они палят по тому, чего там нет — или все-таки есть, но в любом случае люди гибнут. А уж если им случится пробить обшивку корпуса лайнера… Достаточно вспомнить, что натворили мы — даже без оружия.

— Предоставьте это нам. А вы занимайтесь собой. — Ответ Донована представляется словесным эквивалентом самого что ни на есть снисходительного поглаживания по головке. С этим мужчина следует дальше.

Я только и качаю головой. Если он их не предупредит, это сделаю я. Хотя бы попытаюсь.

Макс останавливается перед шеренгой — ноги в потертых кожаных туфлях расставлены, руки за спиной. Никогда не понимала эту позу «я здесь главный».

— Отделения «Альфа», «Браво», «Чарли»!

— Здравия желаю, сэр! — немедленно гаркают они в ответ.

— Благодарю за службу!

Затем Донован отрывисто кивает, что, очевидно, служит сигналом.

Шеренга тут же рассыпается, и безопасники устремляются к ящикам и начинают загружать их в шаттл. Помимо излишне тяжелого вооружения в уже и без того нестабильной ситуации, здесь не так что-то еще.

Как бы то ни было, мне надо начать с очевидного.

Я выжидаю и наблюдаю, в то время как Макс и не отступающий от него Рид — прямо маленький мальчик, жаждущий потусить с большими парнями, — что-то обсуждают с одним из сотрудников службы безопасности, командиром явно иного склада, чем я… была. Остальные заняты ящиками и прочим грузом, не обращая никакого внимания на преследующих их призраков.

Убедившись, что Донован всецело поглощен разговором — в данный момент он на что-то указывает на невидимом мне отсюда проекционном дисплее, — я делаю свой ход.

Нахожу другого командира, который стоит — да что ж такое, опять руки за спиной — и наблюдает за работой подчиненных.

Бочком подбираюсь к мужчине, останавливаясь в полуметре от него, чтобы мои действия были не столь очевидны Максу, если он вдруг глянет в мою сторону.

— Послушайте. Я понимаю, что вы меня не знаете. Но вы должны выслушать меня. Оружие в этой операции не поможет.

Мужчина — согласно нашивке на плече, Маккохи — не отвечает. Плотно поджав губы, он продолжает следить за процессом погрузки. Вероятно, его предупредили обо мне и велели игнорировать.

Обескураженная, я все же не сдаюсь:

— Это опасно. Вы не будете знать, что настоящее, а что нет. Не будете знать, в кого стреляете. Вы увидите…

Внезапно от кучки безопасников, несущих большой ящик, отделяется женщина и решительно направляется ко мне. Диас, согласно нашивке.

— Эй, с кем это вы разговариваете? — спрашивает она, и ее рука тянется к пистолету на боку. Всего лишь бессознательный защитный жест.

— С Маккохи, — с нехорошим предчувствием отвечаю я. Кажется, это ошибка. Серьезная ошибка.

Диас отшатывается, словно я ударила ее, и бледнеет. Спустя мгновение, однако, берет себя в руки и подскакивает ко мне едва ли не вплотную.

— Думаешь, нам не рассказали про тебя? — тычет она в меня пальцем. — И вякать не смей про Маккохи, черт тебя побери! Ты нам в бошки так просто не залезешь!

Маккохи меж тем чуть отступает и поворачивается к Диас, чтобы понаблюдать за ней. Естественно, теперь я вижу его спереди и осознаю всю серьезность собственного промаха. Мужчина окровавлен. И мертв, поскольку от левой части его лица практически ничего не осталось, лишь из голого мяса торчат металлические осколки.

Очевидно, во время одной из операций произошел взрыв. Столь внезапно, что Маккохи даже понять ничего не успел. Тогда он работал, так что продолжает работать и сейчас. Вновь переживая свои последние мгновения — возможно, связанные с Диас и ее товарищами.

Черт побери. Видать, все смешалось, когда безопасники затеяли возню с ящиками. А может, Маккохи затесался среди живых с самого начала, а вовсе не кричал и не заклинал с остальными призраками.

В конце концов я отрываю взгляд от мертвеца. Сосредотачиваюсь на Диас и, примирительно вскинув руки, осторожно начинаю.

— Простите. Я не знала, но все равно это ничего не меняет. В любом случае…

— Успокойтесь, Диас, — тихо произносит Макс. Я вздрагиваю от неожиданности. Совершенно не слышала, как он подошел.

Женщина тут же замирает, вытянувшись по струнке.

— Слушаюсь, сэр, — бормочет она.

Я молча смотрю на Донована. Да что ж они так никнут перед ним, черт побери? Всего лишь какой-то дедок в потертых туфлях, которому до пенсии осталась пара дней — ну, недель. Он же просто чинуша из отдела контроля качества «Верукса»!

— Продолжайте, — так же спокойно говорит Макс и кивает на шаттл. Диас возвращается к ящикам, однако по пути бросает на меня через плечо свирепый взгляд, и руки у нее по-прежнему стиснуты в кулаки.

Я открываю рот, чтобы объясниться перед Донованом, однако он лишь вздыхает:

— Ох, Клэр.