Мертвая тишина

12

Вторая вылазка на «Аврору», несмотря на всю жуть, казалось бы, должна быть легче, хотя бы потому, что уже знаешь, чего ожидать. Скопище мертвецов подобно гигантской и абсурдной подвесной игрушке для младенцев по-прежнему плавает в атриуме. Смазанное послание кровью абсолютно такое же — и я ожидаю, что надпись на Платиновом уровне так и останется неразборчивой, — в то время как новых, насколько могу судить, не появилось.

Единственное отличие заключается в следах нашего предыдущего визита: над постаментами на концах винтовой лестницы, где мы сняли скульптуры, облачками мелкого конфетти плавают щепки и труха из замазки.

И все же тягостное чувство ужаса не только не ослабло, а даже наоборот, обострилось. Гнетущая стесненность в груди теперь ощущается как врезавшийся в грудину каблуком тяжелый ботинок. А окружающая тишина воспринимается какой-то выжидательной, словно мы исполнители перед невидимой, но от этого не менее любопытной и нетерпеливой публикой. Я буквально чувствую кожей, как за нами наблюдают. В голове свинцовая тяжесть, будто ее зажали в тиски.

Клэр, все это только в твоей голове, говорю я себе. Стресс и кошмарные воспоминания. И больше ничего. Немедленно возьми себя в руки!

Ситуация отчасти усугубляется и тем, что позади меня Кейн и Воллер, замыкающий нашу процессию. Механик пока не произнес ни слова, но у него явно что-то на уме.

Когда мы добираемся до спиральной лестницы, пилот обгоняет нас и начинает подниматься с внешней стороны перил, как и в первый раз.

— Повторяю, проверь качество воздуха и исправность двигателей. И попробуй отыскать вахтенный журнал, — втолковываю я ему по открытому каналу связи. Если воздух загрязнен или двигатели не удастся запустить — игре конец. А в журнале, если таковой обнаружится, может содержаться важная информация о произошедшем. — После этого берешься за системы изоляции секции. Только предупреди меня, когда приступишь.

— Всё ясно, кэп.

— Если получится включить свет, вообще будет прекрасно.

Воллер поднимает руку — то ли подтверждая прием, то ли прощаясь — и, цепляясь за стену, исчезает за углом коридора, ведущего на Платиновый уровень.

— Беренс, ты с ним, — говорю я и тоже начинаю подъем. — Я хочу выслушать твое мнение о двигателях, прежде чем мы на что-то решимся.

Голос у меня спокойный и уверенный, как и подобает капитану, отдающему распоряжения подчиненным. Ничего необычного. Конечно же, избегать Кейна совсем было бы проще, однако сейчас это невозможно.

И уж точно будет невозможно, если мы все-таки изолируемся в отсеке «Авроры». Тогда рутине настанет конец — о привычных обязанностях на какое-то время придется забыть. Фактически я уже не буду капитаном команды. И от одной лишь мысли о работе без столь привычной и удобной начальственной мантии, без непреложных границ и необходимой дистанции между мной и остальными я сразу же чувствую себя голой и беззащитной.

— Эй, я ведь слышу тебя, помнишь? — раздается в наушниках голос Воллера. — Не нужна мне никакая помощь с двигателями!

— Возражаю, кэп, — отзывается через мгновение и Кейн. — Для одного человека это чересчур.

Тут же замираю, вцепившись в перила.

— Чересчур для одного человека или чересчур для меня? — свирепо рявкаю я, прежде чем успеваю сдержаться. Несчастная Клэр, «ребенок № 1», настоящая героиня, но такая несчастная. — Я справлюсь, — цежу я сквозь стиснутые зубы, что звучит ой как убедительно.

На открытом канале воцаряется тишина.

— Ну вы, блин, даете. Мне даже неловко, — наконец хмыкает Воллер.

— Заткнись, Воллер! — шипит Лурдес с ЛИНА.

— Вдвоем искать быстрее и меньше вероятность что-то упустить, — невозмутимо объясняет Кейн, словно бы и не слыша реплик пилота и девушки. — Давай начнем с одного конца. Осмотрим левый борт, потом правый. А потом уж проверю двигатели, чтобы убедиться в их исправности.

«Мне не нужна нянька», — вертится у меня на языке, однако я вовремя сдерживаюсь. Просто не хочется, чтобы всплыли новые вопросы, и так достаточно. Воллеру, Лурдес и Нису о моем прошлом ничего не известно, предпочитаю, чтобы это так и оставалось.

— Ладно, договорились.

Не дожидаясь ответа, поднимаюсь на верхнюю площадку лестницы и направляюсь в левый коридор.

Первый люкс находится в самом его начале, и я цепляюсь за дверной проем.

— В носовой секции Платинового уровня двадцать четыре каюты класса люкс. Каждая оснащена зоной отдыха и личной ванной, — услужливо сообщает Нис. — Двенадцать по левому борту, где вы сейчас. Столько же по правому. После герметизации переборок попасть с одной стороны на другую можно будет только через коридор перед мостиком. Ах да, прямо напротив него располагается аварийный кубрик.

Мысленно восстанавливаю образ коридора Платинового уровня, однако никакой другой двери возле мостика что-то мне не вспоминается. Впрочем, тогда все мое внимание было сосредоточено на Линден Джерард и Кейдже Уоллесе.

— Списки пассажиров люксов остаются засекреченными с самой продажи билетов. Поэтому даже не знаю, что вам попадется, — мрачно добавляет системщик.

Он имеет в виду «кто». Может, номера окажутся пустыми и все их жильцы плавают в атриуме. Или где-то на нижних уровнях. А может, и нет. Однако без полной уверенности в этом инициировать «Версальский режим» нельзя. Вне зависимости от причины смерти, изоляция с разлагающимися телами несет риск заболеваний, не говоря уже о малоприятном соседстве.

Необходимо тщательно все осмотреть и переместить все находки, если таковые попадутся.

— Начинаю диагностику двигателей, — объявляет Воллер. Ему вторит уже знакомый низкий рокот, который становится все громче. Вибрация ощущается даже через перчатки скафандра. Спустя мгновение атриум снова заливает яркий свет, и в начале коридора тьма смягчается до сумерек.

Кейн нагоняет меня и цепляется за другую сторону проема. Затем дергает старомодную ручку двери, которая лишь немного опускается под нажимом.

— Заперто. У тебя ключ?

— Да. — Я нахожу в кармане на правой ноге отмычку и подношу к замку. На всякий случай спрашиваю Ниса: — Так ты уверен?

— Это универсальный ключ для Платинового уровня, — уверенно отзывается тот. — Такие были у обслуги, так что должен открывать все люксы. — Нис распечатал его по инструкции с Форума.

— Но это же… жуть какая-то. — Для начала, отмычка напечатана из ярко-зеленой перерабатываемой пластмассы, из которой мы по мере надобности изготавливаем зубные щетки и кружки. Далее, сама по себе вещица весьма приличных размеров — длиной сантиметров двенадцать — и странной формы: тонкий стержень с двумя плоскими выступами на конце.

Ключи такого типа мне ни разу не попадались Да и сама идея физического ключа давным-давно устарела, хотя кое-какие я и видела, в основном в сетевых музеях.

— За основу была взята штука под названием мастер-ключ, — продолжает лекцию Нис. — Старинная традиция в богатых домах. Каждая каюта снабжена индивидуальным замком и ключом, которые планировалось сменять после каждого круиза. Благодаря отказу от электронных замков хапнуть их было попросту невозможно. В общем, дополнительная мера безопасности. А универсальный ключ был только у обслуги и команды.

— Дороговато получается, — хмыкает Кейн и смотрит на меня, явно рассчитывая на большее, нежели просто согласие.

— Совершенно непрактично, дурацкая идея, — выпаливаю я, избегая его взгляда под предлогом возни с ключом.

— Согласно первым сериям «Данливи», на «Авроре» ключи указывали на статус, — не унимается системщик. — Их носили напоказ. Пассажиры Платинового уровня изготовляли у ювелиров на борту специальные украшения — длинные цепочки или пояса из драгоценных металлов. Кэтти и Опал еще спорили, что выбрать, а потом Опал обвинила Кэтти в краже ее замысла. Так заканчивается вторая серия.

— Входим в номер 124, — объявляю я и осторожно поворачиваю ключ — последнее, чего мне хочется, это сломать его в замке. Лишние задержки нам совершенно ни к чему. Ощущаю сопротивление и, поколебавшись, надавливаю посильнее. Что-то внутри механизма поддается, и раздается щелчок открываемого замка — гораздо громче, нежели я ожидала. Звук различается даже в шлеме сквозь мое дыхание.

— Воллер, со светом на уровне что-нибудь получается? — осведомляется Кейн.

— Я проверил. Освещение этой секции Платинового уровня является частью систем спасательного режима, — отвечает пилот. — А с ними придется подождать. Сначала воздух и двигатели, потом остальное. Так сказала кэп. — Он ухитряется звучать одновременно раздраженным, что его побеспокоили, и довольным, что может отказать Кейну.

— Понятно, — вздыхает тот.

Следовательно, мы вынуждены довольствоваться лишь подсветкой фонарей на шлемах.

Одной рукой держась за проем, другой нажимаю на ручку и толкаю дверь. Она беззвучно распахивается. За исключением узких дорожек от наших лучей, пространство внутри совершенно непроницаемо. Фонари выхватывают из тьмы два кресла и диван, обитые точно такой же кремовой кожей, что и в атриуме, полированный деревянный комод в дальнем левом углу, у окон-экранов от пола до потолка, в которых отражаются две яркие точки фонарей и наши смутные силуэты. Переборка справа, в половину высоты комнаты, разделяет зону отдыха и, судя по всему, спальню. В кругах света то и дело проплывают различные предметы, и каждый движется по собственной орбите. Подушки. Расческа. Разнообразные пузырьки и баночки с косметикой. Шарф. Сбившиеся в беспорядочные кучки туфли. Комок лоснящегося меха…

Я судорожно сглатываю. На борту была как минимум одна собака. Ведь нам попадался поводок.

Луч фонарика вплывающего в номер Кейна следует за комком. Механик цепляется за спинку привинченного кресла и через пару секунд разражается смехом.

— Клэр, да это парик!

Он касается парика, и тот послушно переворачивается, демонстрируя сеточку на изнанке.

Тоже пробираюсь внутрь и берусь за переборку. Меня охватывает облегчение. Как-никак пассажиры сами принимали решение отправиться в круиз, а вот у собачки никто не спрашивал.

— Хорошая собачка, — бормочу я, искренне надеясь, что участь несчастного животного оказалась хоть сколько-то менее ужасной. Придумать таковую, впрочем, мне не удается.

Кейн разворачивается ко мне. Под щитком его шлема я различаю улыбку, и на мгновение тугой узел у меня под ложечкой немного ослабевает.

Но затем его взгляд сосредотачивается на чем-то у меня за спиной, в глубине номера, и улыбка увядает.

— Кейн… Кейн? Что такое?

Я поворачиваю голову, но шлем блокирует обзор. Приходится развернуться всем телом, чтобы взглянуть в нужном направлении.

И от зрелища меня словно пронзает электрическим разрядом.

— О боже, — раздается в наушниках голос Ниса.

За переборкой, над огромной кроватью в спальной зоне, во тьме беззвучно парит девушка, совсем еще юная.

Из-под слегка колышущегося подола белого платья торчат ее тоненькие ножки, с беззащитными голыми ступнями. Плотно облегающий лиф платья и руки девушки обезображены беспорядочно нанесенными рубцами и порезами — до такой степени, что кожа и ткань практически превратились в полоски. Странно, но крови вокруг мало.

Ногти на пальцах ног посиневшие. Тонкие светлые волосы облачком парят вокруг головы, а открытые невидящие глаза выпучены и подернуты поволокой смерти и крошечными кристалликами льда. Одна рука прижата к горлу, пальцы просунуты под… что-то.

В лучах фонарей под корочкой льда на коже шеи отсвечивает золото, и я пытаюсь разглядеть, что же это такое. Оказывается, это ожерелье — точнее, цепочка, которая затем тянется к латунному светильнику над кроватью и обвивается вокруг его рожка. Потому тело и не плавает по комнате. Девушка повешена — то есть была бы, сохранись гравитация. А возле самого светильника на конце цепочки покачивается ключ — тяжелый, металлический, уже знакомой формы. Пальцы несчастной так и остаются прихваченными ювелирным изделием, будто в последнюю минуту она передумала — или же просто пыталась убедиться, что импровизированная петля выдержит.

Ох ты ж черт.

Я накрепко зажмуриваюсь, однако даже чернота за веками не способна стереть образ мертвой девушки. Вот у нее раскрывается рот в попытке заговорить, пальцы судорожно обхватывают горло от нехватки воздуха…

Нет. Ничего этого нет. Я немедленно открываю глаза, сосредотачиваясь на кремово-коричневых ромбиках ковра.

— Это Кэтти Данливи, — тихо произносит Нис. — Ее сестра, Опал, в атриуме.

Та самая Опал, с примотанным скотчем к руке ножом?

— Что… — хрипит Кейн и осекается. Прочищает горло и повторяет: — Что с ней случилось?

— Не знаю, — дрожащим голосом отзывается системщик. — Я…

— Она уже была мертва, — медленно произношу я, осененная догадкой. Поднимаю взгляд на труп, чтобы проверить версию. — Поэтому крови и нет. Ее искромсали после смерти. — После того, как она повесилась — или ее повесили. Сейчас, наверное, уже не определить.

Но измываться вот так, с ножом над мертвым телом? Подобное возможно только в ярости, безмерной и глубоко личной.

Неужто сестра ненавидела ее до такой степени?

Осматриваю лицо Кэтти, хотя понятия не имею, что хочу на нем отыскать. На этот раз, однако, мое внимание привлекают красные параллельные вертикальные линии, отпечатанные на коже над бровями и под нижними веками.

— Нис, ты это видишь? — спрашиваю я, прищуриваясь. Либо разрывы кровеносных сосудов, либо начало гниения. В зависимости от того, сколь долго после драмы сохранялись тепло и воздух в каюте. Вот только линии уж больно ровные…

— Что именно? — спрашивает системщик нервно. — Разрешение видеосигнала с твоей камеры не очень высокое, к тому же я, э-э… малость…

Ему не хочется рассматривать мертвое тело так близко, и я его не виню. Но, невзирая на уже известное нам — точнее, большей частью догадки, — мне все еще требуются ответы, что и как произошло на «Авроре».

Я отталкиваюсь от переборки, чтобы как следует разглядеть странные следы поближе. Увы, мне не удается ухватиться за край кровати, и в результате я врезаюсь в ноги девушки, неестественно твердые для человеческой плоти.

От столкновения замороженное тело кренится и чуть смещается, меня же под оболочкой скафандра невольно пробирает дрожь. Хватаюсь за тумбочку, и в результате оказываюсь почти лицом к лицу с Кэтти.

Вблизи рана на горле выглядит еще более жуткой. Цепочка напоминает проволоку, вдавленную в глину.

Но вот ее лицо… Линии на коже в действительности оказываются тонкими бороздами. Глаза покойницы открыты, потому точно сказать нельзя, но ранки, похоже, тянутся от бровей по векам и заканчиваются в нижней части глазниц.

— Думаю, ей пытались выцарапать глаза, — прихожу я к жуткому заключению. Господи, тоже сестра?

— Клэр, — произносит Кейн. — Посмотри на руку.

Я машинально смотрю на скрюченные пальцы Кэтти на горле, но затем замечаю, на что обратил внимание мой напарник: на другой руке, безмятежно вытянутой вдоль тела, наманикюренные ногти сломаны, а кончики пальцев окровавлены.

— Думаешь, она сделала это сама? — недоверчиво спрашиваю я. — С чего ей выцарапывать собственные глаза? — В особенности если она уже собиралась повеситься.

— Не знаю… — выдавливает Кейн.

— О, Кэтти, — сокрушенно протягивает Нис. — Она всегда была приятнее сестры.

От его грусти следующий этап нашей задачи воспринимается несколько менее ужасным. По крайней мере, кто-то из нас знал эту девушку — пускай даже по сериалу — и переживает именно за ее судьбу, а не просто скорбит о неизвестном умершем человеке.

Всячески избегая смотреть на Кэтти, осматриваю витки цепочки на рожке светильника и понимаю, что распутать такое практически невозможно. Чтобы так завязать, необходима была исключительная решимость. Или исключительное отчаяние.

Проще снять светильник со стены.

Отыскиваю крепежные винты и осторожно откручиваю отверткой, после чего отсоединяю светильник от проводов. Прежде чем вся скорбная конструкция отправится в плавание по каюте, хватаю один из латунных рожков со старинной лампочкой на конце. Разумеется, это не настоящая лампа накаливания, просто имитация — имитирующая, в свою очередь, язычок пламени. Дорогое и крайне неэкономное устройство скопировали только ради эксклюзивной обстановки, на которую готовы были раскошелиться некоторые пассажиры. Чтобы показать, что им это по карману.

Делаю глубокий вздох, отталкиваюсь от тумбочки и плыву к двери. Кэтти послушно тянется следом, эдаким непристойным воздушным шариком на ниточке.

Задерживаюсь перед дверью, не уверенная, что мы обе пройдем в проем, и тут тело Кэтти, эта твердая и неподатливая масса, врезается в меня. Я не вылетаю в коридор одним клубком с девушкой и этой цепочкой на ее шее только потому, что крепко держусь за дверной проем.

— Пометь номер, — говорю я Кейну сквозь стиснутые зубы, поскольку удержаться от крика мне стоит гораздо больших усилий, нежели я воображала.

Затем тащу Кэтти вниз, в атриум. По крайней мере там, за шлюзами, она будет со своей сестрой. Правда, сомневаюсь, что хоть одна из них обрадовалась бы этому.

Когда я возвращаюсь, на двери уже красуются два креста из красного скотча, которым мы помечаем на радиомаяках потенциальные проблемные участки.

Кейн с ключом на изготовку ожидает меня у соседнего номера, и я вопросительно смотрю на него.

— Почему два?

— Чтобы знать, что помещение осмотрено и было… занято, — кривится он.

Две следующие каюты оказываются пустыми. Мы тщательно осматриваем их, заглядывая даже в душ и гардеробные.

В третьей, однако, обыска не требуется. На кровати покоятся пожилой мужчина с седеющей бородой и значительно более молодая женщина с разметанными блестящими темными волосами. Выглядит пара так безмятежно, что поначалу даже не обращаешь внимания, что на самом деле они парят в десятке сантиметров над матрасом. И что их запястья привязаны к ручкам тумбочек по бокам кровати, а посередине — друг к другу. Галстуки, ремни, шнурки — все хоть сколько-то пригодное пущено в ход, чтобы удерживать их на месте.

Комната чистая, просто в идеальном состоянии, за исключением мужчины и женщины да размеренно вращающегося в невесомости стакана, окруженного несколькими белыми пакетиками. Я хватаю один и рассматриваю.

— Снотворное. Судя по всему, из лазарета «Авроры».

Однако Кейн не слушает. Все его внимание сосредоточено на привязанной к кровати паре — конкретнее, на мужчине.

— Кажется, это Эндрю Дэвис, — без выражения произносит он. — Выглядит… в точности как на фотографиях.

— И, очевидно, не со своей женой, — замечаю я.

— Очевидно.

После этого механик долго молчит. Понять можно, не каждый день встречаешь объект своего восхищения застывшим — в буквальном смысле — в последнем моменте жизни.

— Мне жаль, — только и говорю я.

Он качает головой.

— Зачем они привязались?

— Гравитация… — начинаю я.

— Нет, смотри. — Кейн указывает на расцарапанные до крови запястья мужчины и женщины. — Через какое-то время они пытались освободиться.

Увы, еще одно совершенно непонятное обстоятельство, которое без каких-либо дополнительных сведений таковым, скорее всего, и останется.

— Что там с вахтенным журналом или хотя бы его остатками? — спрашиваю я Воллера.

— Нет его, — следует ответ. — Похоже, удалили.

— Нис?

В наушниках раздается глубокомысленное мычание, затем Нис объясняет:

— Как правило, при повреждении файлов остаются следы. — Фоном слышится бормотание Лурдес. — Возможно, произошла потеря данных. Уточню уже на борту.

В следующем номере под потолком ванной комнаты мы обнаруживаем женщину, вмороженную в глыбу льда, в которую превратилась вода в джакузи. Трудно сказать, утонула ли несчастная в момент отказа генератора гравитации или к тому времени была уже мертва. Выражение ее лица, застывшее в вечном удивлении, намекает на первое.

— Это принцесса Маргарита Шведская, — тихо говорит Нис.

Мое внимание привлекает золотой смеситель в раковине под женщиной, и во мне с неожиданной силой вспыхивает застарелое желание. В реальности сантехнический прибор меньше размером, но и более эффектный на вид. Золото поблескивает в свете наших фонарей, по бокам крана темнеют вырезанные затейливыми буквами надписи «Аврора». У меня возникает ощущение странного сдвига в мозге, как будто смеситель не может быть настоящим. Или же я сама.

Быть может, впрочем, это из-за мертвой принцессы, плавающей в углу.

Тем не менее перед искушением развинтить крепеж и прихватить смеситель устоять довольно трудно. Но я стараюсь.

Через пару дверей дальше по коридору двое мужчин в пижамах, судя по всему, забили друг друга насмерть, пользуясь всем, что было не закреплено — в том числе и видеоаппаратурой, очевидно, использовавшейся для съемок сериала «Данливи». Умерли они буквально бок о бок — по-видимому, от потери крови. Нис заставляет меня вынести в коридор камеры и все распознаваемые хранители видеозаписей.

Как ни странно, они не имели отношения к сериалу: один — бывший профессиональный баскетболист, другой — состарившаяся кинозвезда.

Спортсмена я не узнаю, но Кейн утверждает, что это Энтони Лайтфут.

— Лайтфут, возможно — только возможно, — был связан с одной из сестер Данливи, — вновь оживает Нис. — По слухам, существовало тайно снятое секс-видео…

— Я поняла, Нис, — морщусь я.

— Хотя это не подтверждено, — не унимается системщик. Тем не менее наличие съемочной аппаратуры в номере, предположительно принадлежавшем Лайтфуту, и вправду намекает на некую связь.

Зато актера я знаю прекрасно: это Джейсен Уаймен, более всего запомнившийся мне по роли любящего дедули в детском приключенческом фэнтези «Замок Рорк». Но до этого фильма его голубые глаза и улыбка сводили с ума зрительниц целых три десятилетия.

Несколько сюрреалистично видеть здесь Уаймена, его легендарное лицо, застывшее навсегда.

В соседнем люксе мы находим худющего парня в форме команды «Авроры», спрятавшегося в гардеробной — судя по всему, под ворохом меховых шуб, что теперь плавают вокруг него вперемешку с несколькими упаковками еды. Он так и закоченел в съеженной позе, обхватив себя руками, как будто по-прежнему спасается от холода.

Затем нам попадается известная актриса, два еще более известных спортсмена (футболист и гольфист) с женами, модель, запомнившаяся мне по рекламе духов, и, по словам Ниса, несколько членов королевских семей из различных стран.

В целом же, занято… то есть было занято менее половины люксовых кают. Причина смерти, однако, везде одинакова: самоубийство, убийство, переохлаждение. И так раз за разом.

Аварийный кубрик напротив капитанского мостика безлюден и практически нетронут. На одном из четырех матрасов простыни откинуты — и теперь парят в невесомости, — но остальные койки тщательно заправлены. Один из металлических шкафчиков, что расположены в изножье кроватей, приоткрыт на пару сантиметров. Кейн распахивает его дверцу, и нашим глазам предстает вполне обычный набор предметов личного пользования: сменное белье, расческа, бритвенные принадлежности и так далее.

За закрытой дверью на дальней стенке — кладовка с аккуратно расставленными на полках нетронутыми упаковками неприкосновенного рациона и воды.

Все это подтверждает мое предположение, что катастрофа, вне зависимости от ее природы, произошла быстро. И, судя по телам, с применением насилия.

По этой причине мы и пропустили последнего пассажира. Во время первого обхода.

Повторно осматривая очищенные каюты по левому борту, мы уже проходим половину коридора, как вдруг Кейн останавливается возле одной двери.

— Подожди-ка. Видишь?

Он указывает на кровать перед нами.

Поначалу не замечаю никаких отличий от уже виденного ранее: над постелью парят себе подушки и белое пуховое одеяло. Но затем опускаю взгляд.

— Это же… — начинает Кейн.

— Да, — сухо отзываюсь я.

Из-под кровати торчат самые кончики пальцев. Отходящие, видимо, от руки и, возможно, целого тела. Черт.

Я направляюсь к кровати, цепляюсь за ее край и делаю глубокий вздох. Кто бы там ни находился, он уже давным-давно мертв. И вреда мне не причинит.

Затем ныряю и направляю свет фонаря под кровать, чтобы посмотреть, с чем мы имеем дело.

И она таращится прямо на меня. Точнее, таращилась бы, если бы у нее были глаза. Но на их месте лишь гладкая белая полоса. Как будто глаза просто стерли.

Я отшатываюсь.

— Клэр? — Кейн хватает меня, чтобы меня не отнесло назад.

— Кэп, ты в порядке? — осведомляется Нис. — Твой пульс…

— В порядке, — выдавливаю я. — Просто… опешила. — И немудрено, заглянув под кровать и наткнувшись налицо, словно извлеченное из кошмарного сна.

— Она… Что-то с ней не так. — Мне едва хватает дыхания, чтобы произнести эти слова.

— Побереги кислород, — предупреждает Нис.

Я киваю, но восстановить дыхание не так-то просто. Сердце заходится вовсю, в ушах шумит кровь.

— Давай-ка я, — произносит мой напарник.

Он огибает меня и осторожно тянет за окоченевшие пальцы трупа.

Все мое естество порывается зажмуриться, но я заставляю себя смотреть, чтобы понять.

Через мгновение труп плавно выскальзывает из-под кровати.

Женщина, кем бы она ни была при жизни, обнажена и жестоко избита. Ее синюшные щеки распухли от синяков и рубцов… под изодранной повязкой на глазах.

— Повязка… — выдыхаю я.

Узкая полоска белой ткани обвязана вокруг головы так туго, что ее края скрываются под складками сдавленной кожи. Поэтому-то мне и показалось, что у несчастной нет глаз.

— Ох, — раздается в наушниках потрясенный возглас Ниса.

— Она пряталась, — констатирует Кейн.

— Наверное, от того, кто ее избил. — Дыхание у меня постепенно восстанавливается. — Но почему она не сняла повязку?

— Клэр. Посмотри на ее уши, — мрачно говорит механик.

Из-под ровно подстриженных темных волос покойницы проглядывают белые нитки и размочаленные лоскуты — обрезки той же самой ткани, запиханные в уши. Импровизированные беруши.

Если кто-то завязал ей глаза и заткнул уши, почему она не избавилась от тряпья, когда спряталась под кроватью? Так бы она увидела и услышала действия своего обидчика.

Разве что она сделала это сама. Я содрогаюсь.

— Давай-ка оттащим ее вниз, к остальным, — возвращает меня к реальности Кейн.

Мы осторожно перемещаем ее в солнечный атриум, вместе с прихваченным мной одеялом.

— Кое-кому придется изрядно потрудиться, чтобы все это объяснить, — бормочет механик, отпуская труп возле компании парящих мертвецов. — Будет настоящая сенсация.

— Ага, — соглашаюсь я, попутно пытаясь завернуть обнаженную женщину в одеяло, что в невесомости задача весьма непростая. Взгляд мой нечаянно падает на старпома Уоллеса, лежащего… то есть плавающего рядом. Его мы тоже переместили в атриум, вместе с капитаном Джерард. Однако здесь, на свету и под таким углом…

Воллер верно заметил, левая половина головы астронавта практически полностью отсутствует, и на ее месте лишь ужасное месиво выходного отверстия раны. Однако ухо на этой стороне уцелело, и внутри него я неожиданно замечаю что-то ярко-оранжевое. Не кровь, кость или вещество мозга.

Я щурюсь, пытаясь определить, что же это такое.

— Кейн, ты…

Но он вдруг крепко хватает меня за руку, даже чересчур крепко, и в наушниках я слышу его учащенное дыхание.

— В чем дело? — недоуменно смотрю я на него. Взгляд механика сосредоточен на темном коридоре в другом конце атриума, ведущем в нижний уровень с номерами. Однако ничего пугающего там не видно. По крайней мере, более путающего, чем мы уже здесь повстречали.

— Мне показалось, что там… — Кейн мотает головой и отпускает мою руку. — Ладно, забудь.

Однако пробудившийся во мне адреналин утихомирить теперь не так-то просто.

— Нет, — хмурюсь я, — скажи!

— Да ерунда.

Я жду, и он неохотно признается:

— Показалось, что кто-то наблюдал за нами из начала того коридора.

Моя встревоженность мгновенно перерастает в откровенную панику.

— Воллер, у тебя есть данные о другом корабле рядом?

Поскольку ЛИНА заперта в грузовом трюме, мы слепы. И если на борт «Авроры» каким-то другим способом — например, прорезав дыру в корпусе лайнера — пробрались утильщики, у нас очень серьезные неприятности.

Ответа нет.

— Воллер? — чуть ли не срываюсь я на крик.

— Воллер, не обращай внимания. — вмешивается Кейн, однако почти одновременно с ним пилот наконец-то отзывается, несколько рассеянным тоном:

— Да, что такое?

Я изумленно таращусь на механика.

— Ну вы там определитесь, — бурчит Воллер — Некоторые пытаются работать.

— В этом нет необходимости, — говорит мне Кейн, и я различаю досаду на его лице даже под щитком шлема.

— Ты этого не знаешь, — возражаю я. — И прежде чем мы…

— Нет, знаю, — перебивает меня механик, явно сдерживая раздражение. — Потому что на нем не было скафандра. Просто какой-то силуэт, похожий на человека. Что, естественно, невозможно. — Он качает головой, что снаружи едва заметно. — Похоже, все это подействовало на меня куда больше, чем я думал.

И здесь я его всецело понимаю. Как бы ни досадовал на себя Кейн, голос у него звучит уверенно, вот только мне не отделаться от ощущения, что он что-то недоговаривает.

— Все в порядке? — осторожно спрашивает Лурдес.

— Да, — отвечает механик, пока я собираюсь с мыслями. — У нас все хорошо.

— Думаю, мы с Нисом закончили подготовку к модернизации, — сообщает девушка.

— И я уже собрался, — с энтузиазмом подхватывает системщик.

Я оглядываюсь на перемещенных с Платинового уровня пассажиров. Они мягко покачиваются на разной высоте — словно семена на ветру, которые вот-вот опустятся на землю и дадут ужасные всходы.

— Мы готовы. Воллер, что у тебя?

Уже собираюсь поторопить его с ответом, однако он почти сразу же отзывается вздохом.

— Воздух чистый, без известных загрязнителей. Вот по части неизвестных хрен поймешь, но, согласно полученным данным, как только запустим климатическую установку изолированной секции, дышать здесь будет безопасно.

— Но? — Я чувствую, что-то не так. Кроме того, Воллер ничего не сказал про двигатели.

— Но у нас другая проблема, — угрюмо подтверждает мои опасения пилот. — Жду тебя с Беренсом на мостике.