Мертвая тишина

30

Я вздрагиваю от внезапно раздающихся где-то в отдалении криков. Ответом им служит отчетливое «тра-та-та» автоматического оружия. Временный паралич как рукой снимает, ко мне вновь возвращается уверенность.

Мой план, уж какой есть, работает.

И хотя подобного результата я и ожидала, уповала на него, мне становится не по себе от ужасного шума, исходящего от разом лишившихся самообладания закаленных и послушных безопасников. Настороженно оглядываю мостик, опасаясь появления следующей реконструкции смерти, однако никакого движения в темноте не замечаю. Чем следует незамедлительно воспользоваться, пока есть такая возможность.

— Двигаем! — с напускной уверенностью говорю я Риду и Кейну. — Нечего здесь рассиживаться!

Увы, оглянувшись назад, я вижу, что Кейн так и сидит перед ворохом вытащенных из навигационного блока проводов. И черты его лица теперь дряблые, руки безвольно обвисают по бокам. Затрудняюсь сказать, слышит ли он меня. Затрудняюсь сказать что-либо о нем вообще.

Меня охватывает ужас. Ранее он, по крайней мере, хотя бы общался. Пускай и с призраками, но эта его появившаяся полнейшая отрешенность… дело совсем хреново.

Все мое естество заходится: «Сделай же что-нибудь!»

Отпихнув Рида, я бросаюсь к Кейну, опускаюсь рядом с ним на колени и тихо говорю:

— Это я.

Никакой реакции. Даже когда беру его за руку.

Кейн моргает, сглатывает, дышит, хоть и медленно, и неглубоко, но взгляд его отсутствующий и несфокусированный. Как будто… Как будто его просто нет.

Перед глазами у меня все расплывается от слез. Отключение гасителей окончательно его добило.

— Держись! Я вытащу тебя отсюда. Обещаю!

Я сжимаю мужчине ладонь, но его пальцы так и остаются вялыми.

— Просто встань, пожалуйста, — шепчу я.

Даже не шелохнется.

— Вставай! — умоляю я Кейна. Я просто не могу оставить его здесь. И ни за что не оставлю. Даже если и сбежала отсюда несколько недель назад.

Вне себя от отчаяния, я поднимаюсь и, откидываясь спиной назад, изо всех сил тяну мужчину вверх.

— Пожалуйста! — измученно вырывается у меня на грани крика. Даже не знаю, к кому сейчас обращаюсь. К Кейну. К богу. К судьбе. К любому, кто передо мной в долгу.

Наконец, ноги мужчины приходят в движение. Поначалу беспорядочно, просто сгибаясь и разгибаясь — словно бы кукловод на мгновение запутался, за какие ниточки тянуть. А потом Кейн все-таки встает.

Больше похоже на мышечную память, нежели на осознанное движение. Тем не менее на данный момент даже это — сущее чудо, и я не в силам сдержать слез облегчения. Поспешно вытираю их тыльной стороной ладони.

Крепко держа Кейна за руку, тяну его в сторону двери, и он послушно плетется за мной.

— Дэрроу, давай шевелись! — зову я Рида.

И только тогда осознаю, что все это время младший следователь вел себя на удивление тихо. Столько было возможностей для него поглумиться — и не последовало ни одного едкого комментария.

Оборачиваюсь и вижу, что застывший на месте Рид с ужасом таращится на что-то на противоположной стороне мостика.

Такой взгляд мне знаком. Даже слишком хорошо.

— Рид! — Я щелкаю пальцами. — Идем!

— Ты его видишь? — шепчет он в ответ.

— Никого я не…

— Мой отец, он здесь. — Помолчав, Дэрроу добавляет, одновременно недоуменно и уязвленно: — Он сердится на меня.

Я подхожу к Риду, однако все его внимание по-прежнему сосредоточено на фантоме отца.

Свободной рукой хватаю его за подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза.

— Его здесь нет. Он ненастоящий. Твой отец на Земле. — Там, где он нам и нужен, раз уж мы намереваемся выбраться из этой передряги. — Ничего этого нет. Держи себя в руках.

Еще мне не хватало тащить через весь корабль этого типа, упирающегося и заходящегося о своем папаше.

Рид рассеян но потирает себе грудь.

— Но я чувствую это. Чувствую, как он сердится на меня, — хнычет он, целиком отдавшись своей паранойе, и снова устремляет взгляд на призрака.

И тогда я от души влепляю ему пощечину — на физиономии даже остается красная отметина.

Мужчина вскрикивает и свирепо смотрит на меня.

— А вот не надо было делать MAW пятьсот-с-чем-то таким эффективным, — цежу я сквозь стиснутые зубы.

Он несколько раз моргает, а затем опять косится в дальний конец мостика и ошарашенно сообщает:

— Он исчез!

— Его там никогда и не было. Не забывай об этом. Почти все, что ты сейчас увидишь, нереально.

Рид кивает, однако вид у него не очень-то уверенный.

Только оказавшись в коридоре, с полубессознательным Кейном рядом и бредущим позади Дэрроу, я осознаю совершенную ошибку: в спешке я забыла лампу на мостике.

А здесь так темно, что собственной руки перед глазами не различить.

Да мать твою.

Но, быть может, благодаря этому будет легче перенести следующее явление призраков, раз уж мы их не увидим.

А может, и нет.

Нащупываю стену и начинаю движение вперед.

— Держись ближе, — говорю я Риду. — Если идти быстро, может, получится избежать…

Впереди появляется Бекка. Смеясь и приплясывая в своей ночной рубашке, она манит меня за собой.

Так. Не получится.

Всячески стараюсь не обращать на девочку внимания и продолжаю идти дальше, не отрывая руки от стены. Пальцы ощущают то рельефные обои, то гладкую древесину дверей. Если я вдруг отвлекусь на Бекку и последую за ней, чего доброго, мы заблудимся и потеряемся здесь на веки вечные. Как те дети в сказке, чьи метки из хлебных крошек склевали птицы. Как я, когда увязалась за подружкой в закрытый на карантин модуль.

Внезапно Бекка исчезает.

От неожиданности я на секунду останавливаюсь.

— В чем дело? — выпаливает Рид, натолкнувшись на меня сзади.

— Ни в чем. Я….

И тут на гладкую деревянную поверхность, к которой в данный момент прикасаются мои пальцы, обрушиваются тяжелые удары. Изнутри. Дверь так и сотрясается в раме.

Я инстинктивно отдергиваю руку, словно обжегшись о раскаленный металл.

— …Выпустите меня! Выпустите меня! Я больше не причиню им вреда, обещаю!.. — доносится из номера, насколько могу судить, мужской голос. Потому что из-за истеричного визга и сумасшедшего смеха в нем едва ли различается что-либо человеческое.

— Ты слышишь? — машинально спрашиваю я, хотя ответ мне и без того известен.

— Да ничего я не слышу, — бурчит Дэрроу. — И ни хрена не вижу, кстати, тоже. — Тон у него теперь скорее раздраженный, нежели испуганный. Впрочем, в следующее мгновение в нем уже звучат и привычные язвительные нотки. — Как раз то, что тебе и нужно. Чтобы быть главной.

— Заткнись, Рид. — У меня нет времени на его нытье.

Сжимаю руку Кейна и иду дальше.

Стоит нам возобновить движение, как вопли и стук прекращаются.

Вот только на этот раз вместо облегчения меня охватывает страх. Все указывает на то, что на передышку рассчитывать не приходится.

И буквально мгновение спустя ощущаю на щеке холодное дыхание, как будто кто-то стоящий рядом собирается прошептать мне на ухо.

Я хочу обернуться, всецело ожидая увидеть пугающий, но знакомый образ мамы, однако некое глубинное чутье предостерегает: «Нет!»

Меня практически парализует от ужаса — перед тем, чего я не вижу, перед тем, что могу видеть, — по лбу струится пот.

Сколько же мы идем по этому коридору? Разве он не должен уже закончиться?

Вот только могу ли я вообще доверять своим ощущениям?

Стискиваю зубы и усилием воли заставляю себя продолжать переставлять ноги.

Что-то холодное легонько бьет меня по плечу — как будто прикасаются кончиком пальца и тут же его отдергивают. А потом еще раз, и еще.

И лишь когда я чувствую, как по спине у меня что-то скатывается, до меня доходит, что это капли.

Они падают все быстрее и быстрее, отдаваясь на коже дуновением студеного воздуха, как будто ко мне склоняется кто-то насквозь мокрый.

— …Он удерживал мою голову под водой. Я не знаю за что, — слышу я женский голос, расстроенный и обескураженный.

Та пассажирка, что замерзла в ванной. Принцесса. Я помню ее. Фигурка, беззащитно сжимающаяся в клубок в глыбе льда.

— Надо было убить его первой…

И вслед за этими словами что-то резко дергает меня за щеку, пронзая кожу жгучей болью.

Я невольно вскрикиваю, отпускаю руку Кейна и хватаюсь на лицо. Неужто… Неужто она укусила меня?

Пальцы ощущают мокрое и теплое. Может, кровь. Может, пот. Откуда мне знать. Но если призраки способны причинять нам вред…

Нам этого не пережить.

Нащупываю руку Кейна и снова двигаюсь вперед.

— Живее, — бросаю Риду через плечо.

— Ты не можешь не понимать, что тебе ни за что не поверят, — отзывается он. — Ни «Верукс», ни мой отец. Они-то прекрасно знают, что представляют собой тебе подобные. Жадные. Эгоистичные. Только и норовящие, что захапать чужое.

Во мне начинает разгораться гнев.

— А еще ты… Ты просто хочешь выставить меня в дурном свете, — не унимается Рид, и негодование в его голосе внезапно сменяется яростью.

Моему мысленному взору предстает атриум, каким я увидела его в первый раз — плавающее над головой бесконечное сборище мертвецов. Одна из сестер Данливи — с лиловыми волосами, в халате и с примотанным к руке ножом. Мужчина с петлей на шее из ремня, второй конец которого по-прежнему сжимает другой пассажир.

Энтони Лайтфут и Джейсен Уаймен в люксовом номере, забившие друг друга насмерть видеоаппаратурой.

Паранойя — как раз один из симптомов, которыми бахвалился Макс. Неудивительно, что пассажиры только и убивали друг друга.

— Рид, я всего лишь хочу выбраться из этого гребаного корабля. Не распаляйся, — как можно спокойнее произношу я. Начну возмущаться — и это взвинтит его еще больше. — Ты поддаешься этой штуковине.

— Ты хочешь, чтобы я так думал, верно? — парирует Дэрроу. — Вот только меня не проведешь! Теперь-то мне все гораздо очевиднее. Я словно прозрел. Прозрел!

Ох, ясно. У Рида едет крыша. Черт, как же я не додумалась пропустить его вперед, а не оставлять позади. В этой гребаной темноте.

Так и подмывает сжаться для защиты. Такое чувство, будто у меня на спине нарисована светящаяся мишень, провоцирующая Рида наброситься.

Вот только поделать я пока ничего не могу. Остается лишь стараться поскорее выбраться из коридора. Тьма впереди едва-едва рассеивается — похоже, мы приближаемся к винтовой лестнице в атриум, где отделение Диас расставило осветительные приборы. Не знаю, облегчит ли свет наше положение, но уж точно в нем можно будет заранее разглядеть приближающуюся опасность.

Я так думаю.

Совсем близко, буквально в паре метров, раздаются негромкие всхлипывания. Безутешный, убитый горем плач, иногда прерываемый глубокими вздохами. Звучит… совсем как настоящий, гораздо реальнее всего, что мы слышали прежде.

Мне хочется замедлиться, но я сопротивляюсь порыву и продолжаю двигаться дальше.

Это всего лишь прибор, оружие, воздействие вибраций на барабанные перепонки, вызывающее неестественные эффекты. Только и всего.

Нет, не только. Прибор или же нет, множество людей здесь встретили свою жуткую насильственную смерть. Если в каком месте и должны завестись привидения, то точно на «Авроре». И так ли уж удивительно, что орды озлобленных и сбитых с толку призраков пытаются заявить о себе?

И даже более того: складывается ощущение, будто лайнер зажил собственной жизнью. Превратился в нечто большее, нежели просто скопление заточенных фантомов. По сути, это некое существо. Которое не хочет нас отпускать.

Качаю головой в ответ на подобные мысли. Ну и кто теперь поддается «этой штуковине»? Паранойя, Ковалик. Она выйдет тебе боком, если не будешь держаться настороже.

— Ты плачешь, что ли? — фыркает Рид.

— Давай шевелись, — огрызаюсь я, скрывая удивление. Выходит, он слышит то же, что и я? Так настоящий это плач или нет?

Всхлипывания становятся громче. Судя по всему, мы наткнемся на кого-то — на нее? — буквально через секунду.

Быть может… Быть может, какая-то сотрудница службы безопасности сбежала сюда от разворачивающегося внизу насилия и хаоса.

Одной лишь этой мысли достаточно, чтобы меня охватили сомнения, и я замедляюсь, как раз когда под ладонью начинается гладкая поверхность двери.

Большего и не требуется.

Едва лишь я собираюсь сделать следующий шаг, как в левую лодыжку мне пребольно вцепляются холодные пальцы. Я немедленно теряю равновесие и отчаянно взмахиваю руками, отпуская при этом руку Кейна.

Падать нельзя. Она только этого и ждет.

Та женщина из-под кровати. Я не осмеливаюсь опустить взгляд, но знаю, что это она. Уши и рот заткнуты тряпьем, на глазах повязка — но она все равно видит…

Прежде чем мне удается восстановить равновесие, сзади в меня с кряканьем врезается Рид.

Мы единым клубком с размаху валимся на пол.

Я немедленно поднимаюсь на четвереньки и спешу отползти, с ужасом ожидая прикосновения ледяной руки снова. На этот раз, возможно, к лицу, с намерением добраться до моих глаз…

Мне удается отдалиться лишь немного, как за ногу меня дергает другая рука — эта, впрочем, теплая и явно живая. Дэрроу тащит меня обратно к себе. Я отчаянно пытаюсь остановиться, хватаясь за ковер, но лишь обжигаю ладони.

— Ты что делаешь…

— Я так и знал, — цедит Рид сквозь стиснутые зубы. — Хочешь выставить себя героем, а меня дураком. Но я тебе не позволю! Ты слышишь меня?

Я брыкаюсь, однако распростершись на животе ногой не особенно-то и вдаришь.

— Да ты сам себя послушай, что за бред ты несешь! Мне нужно поговорить с твоим отцом. Ты должен…

И тут он рывком переворачивает меня на спину и сразу же плюхается сверху, лишая возможности подняться.

В голове у меня немедленно завывает сирена.

Я отбиваюсь руками и ногами, вот только ни хрена не вижу. После одного особенно неистового взмаха кулаком костяшки пронизывает боль как от удара током — кажется, я вмазала ему по подбородку.

Реакция Рида, однако, сводится лишь к судорожному вдоху. Похоже, он окончательно заблудился в своей параноидальной реальности.

Он наваливается локтями мне на плечи, да так, что у меня вот-вот затрещат кости. Я невольно вскрикиваю, на глаза наворачиваются слезы.

Кейн. Он же где-то рядом. Вот только его совершенно не слышно.

— Что, нравится? — шипит Рид, обрызгивая мне лицо слюной. — Теперь-то ты не такая крутая, а?

Внезапно давление на плечи исчезает, и к глотке машинально подкатывает вздох облегчения. Но я подавляю его, не желая доставлять удовольствие этому ублюдку, гребаному Риду Дэрроу.

А затем его руки смыкаются у меня на горле.

Тело заходится в панике, реагируя куда быстрее сознания, все еще отказывающегося поверить в реальность происходящего. Спина сама собой изгибается, пытаясь сбросить мужчину, а руки вскидываются к шее, чтобы оторвать пальцы безумца. И только тогда — наконец-то! — в дело вступает и мозг. Упираюсь ногами в пол, смутно припоминая прием самообороны с курсов «Верукса».

Вот только Рид гораздо тяжелее, нежели по нему можно сказать. Его хватка непоколебима и даже становится еще сильнее. В затылке и за глазами у меня бешено стучит кровь — начинает сказываться нехватка кислорода.

Все они собираются вокруг меня, желая с первого ряда понаблюдать за очередной смертью. Я чувствую их. Слепую женщину из-под кровати. Гогочущего мужчину, требовавшего выпустить его из номера. Оттаявшую девушку из ледяной ванны, укусившую меня за щеку.

Только и ждут, когда я к ним присоединюсь. Еще одна жертва «Авроры», примыкающая к сотням других в этом гребаном бесконечном параде смерти.

Царапаю Риду плечи, однако его защищает скафандр. С усилием вскидываю руки к его лицу и впиваюсь в него ногтями. Хватка ослабевает, но лишь на секунду. Окружающий мрак озаряют яркие цветные вспышки.

«Ты умрешь здесь».

В глазах должно уже темнеть, но вместо этого одна из таких вспышек внезапно взрывается цветом, светом и звуком.

Передо мной моментально предстает корабль, каким им он, наверное, когда-то был. Запах «нового» от свежелакированных деревянных панелей в коридоре, аромат выставленных редких цветов, смех вперемешку с негромким звоном бокалов и низким гулом голосов.

Я усаживаюсь на пол — боль прошла, Рид позабыл — и наблюдаю за тремя женщинами, направляющимися в мою сторону. На всех троих длинные вечерние платья. Возможно, возвращаются с мероприятия в зале торжеств или атриуме внизу. Красавица с темными волосами словно бы плывет по коридору в наряде, на вид состоящем всего лишь из нескольких слоев розовой сетки. Платье кажется мне знакомым, хотя сейчас не могу сказать, почему именно.

Самая молодая из трех, чьи волосы выкрашены в серебристый металлик в тон платью, беззаботно размахивает туфлями, держа их за ремешки. На шее у нее блестящая золотая цепочка, свисающая до ее тонкой талии, где болтается старомодный ключ, выставленный на обозрение словно алмаз. Данливи, младшая из сестер. Я узнаю ее, хотя девушка выглядит совсем другой… живой.

Эти две расходятся по своим номерам, оставляя последнюю женщину из трио в одиночестве. Она одета в черное, ее белокурые волосы элегантно зачесаны наверх. Когда же она подходит ближе, я понимаю, что на ней вовсе не платье, а нечто вроде смокинга без рукавов — между черными лацканами на груди ослепительно белая вставка — и длинная юбка с разрезами.

Капитан. Линден Джерард. По-видимому, направляется на мостик. Лоб у нее озабоченно нахмурен, и она держится пальцами за место между бровями, надавливая так сильно, что белеют их кончики.

— …Ты просто устала. Всего лишь… — шепотом повторяет она самой себе, пока не равняется со мной.

И тогда женщина отрывает руку от лба и пристально смотрит на меня.

Вот только это уже не капитан Джерард, а я сама.

Я смотрю снизу вверх на собственное лицо.

«Помоги мне. Помоги нам», — артикулируем мы обе. Ее руки дергаются по бокам, а затем взметаются к собственному горлу, словно бы она душит саму себя.

Краешком глаза замечаю мелькание белого медицинского халата и черных волос.

— Клэр!

Мама. Стоит мне, однако, повернуться в ее сторону, как она исчезает. Исчезает вообще всё. И я снова оказываюсь на полу в абсолютной темноте коридора. Рид по-прежнему стискивает мне горло. Мои же руки безвольно обвисают по бокам. Я сдалась.

Давление в голове такое, как будто череп буквально через несколько секунд разнесет на мелкие кусочки. Из-за боли я несколько запоздало осознаю, что рука моя опирается на что-то громоздкое и шероховатое. Внезапно образ предмета ясно предстает у меня перед глазами: износоустойчивый брезент с вышитым ярко-красным названием «ЛИНА», буквы которого несколько истрепались от частого использования.

Чемоданчик с инструментами.

Я шарю онемевшими и практически неслушающимися пальцами, и в конце концов мне удается нащупать рельефную пластмассовую рукоятку какого-то инструмента. Отвертка.

Собравшись с остатками сил, я вскидываю руку вверх, целясь острым концом отвертки в висок Рида.

Удар получается слабым, и все же я ощущаю, как лопатка инструмента чиркает по чему-то мягкому, встречая лишь незначительное сопротивление, а затем останавливается сплошной стенкой — по-видимому, костью.

Дэрроу вскрикивает, и его хватка на моем горле разом исчезает.

— Мой глаз!

Он наполовину сползает, наполовину сваливается с меня.

Перекатившись на бок, я жадно втягиваю воздух, кашляя и задыхаясь. Для саднящего горла каждая порция вдыхаемого воздуха что толченое стекло.

— Я не вижу! Я не… Ах ты, сука! — истерично вопит Рид. Ерунда, что в окружающей кромешной тьме ему и не разобрать, ослепила я его или нет. — Да я тебя… Ты заплатишь… И это только начало…

Пока он заходится бессвязными криками, я встаю на четвереньки и уползаю подальше от него. Травмированное горло пульсирует болью, но все же функционирует.

«Надо подняться. Надо бежать. Нам надо бежать», — лихорадочно соображаю я. Нисколько не сомневаюсь, что Дэрроу в своем нынешнем состоянии убьет меня, если ему выпадет еще одна возможность. А если попадется Кейн, то и его.

Стоит мне принять более-менее вертикальное положение, как немедленно накатывает дурнота, и я испытываю сильнейшее головокружение, еще более усугубляющееся темнотой. Мне уже и не понять, падаю ли я, где верх, где низ, в то время как тело панически сигнализирует о стремительно приближающейся поверхности. Я машинально выкидываю рута в надежде найти опору.

Пальцы задевают грубую ткань, согретую человеческим теплом.

Отдергиваю руку, и только затем включается мозг. Ведь Рид позади, все еще верещит, хотя уже и тише. А призраки — во всяком случае, с которыми я до сей поры сталкивалась, — всегда холодные.

Кейн.

Снова протягиваю руку, нашариваю его спину и затем плечо. Спускаюсь по руке к кисти и нащупываю такие знакомые мозолистые кончики пальцев.

Это он.

От непомерного облегчения я едва не задыхаюсь. В горле встает ком, по щекам катятся слезы боли.

Как и раньше, Кейн не берет мою руку, но позволяет взять свою. Что я и делаю.

И мы тут же срываемся на бег. Я тяну его за собой как могу быстро. В темноте лишь и остается, что полагаться на чутье. Где-то в этом ничто есть выход, вот только где…

Каждый шаг ощущается как последний.

Лихорадочно пытаюсь вспомнить плавный изгиб коридора, где в нем располагаются пристенные декоративные столики.

Один из них немедленно обнаруживается, и весьма болезненно, когда я натыкаюсь на него бедром. Ваза с засохшими цветами с клацаньем покачивается из стороны в сторону, а потом с грохотом разбивается об пол.

Причитания Рида позади сменяются рычанием и топотом. Он гонится за нами.

Мать твою.

Прихрамывая после столкновения, снова тяну Кейна. Под ногами хрустит битое стекло, выдавая наше расположение Дэрроу. Если, конечно же, ему все еще достает вменяемости делать простейшие выводы.

Тем не менее мрак впереди начинает рассеиваться, теперь я уверена в этом. И все же становится недостаточно светло, исходя из запомнившегося мне количества и яркости устанавливавшихся отделением Диас ламп.

Под поднятой заслонкой мы выбегаем на площадку Платинового уровня перед спиральной лестницей в атриум. Опустевший пьедестал, на котором раньше высилась «Грация» (или «Скорость») — столь желанный и знакомый ориентир.

И, считай, единственный.

Не сбавляя скорости, мчим к лестнице — мне отнюдь не хочется, чтобы Рид нас нагнал, а если это произойдет на ней, нам точно крышка, — и я на ходу бросаю взгляд вниз.

На какое-то мгновение мне застилает глаза, и я вижу атриум ярко и жизнерадостно освещенным. По нему туда-сюда прогуливаются десятки пассажиров — кто в вечернем туалете для зала торжеств, кто в купальных костюмах или халатах для водных процедур, Небольшая группка весело переговаривается, устроившись на пока еще не запачканных диванах. Никакого намека на кровь и побоище, сидят себе и чокаются бокалами с шампанским.

«Аврора» в один из своих последних моментов нормальной жизни. До того, как старший помощник Уоллес включил спрятанное устройство и обрек всех на ад.

Я моргаю, и видение исчезает, оставляя лишь тускло освещенный атриум, заполненный мертвецами.

Которых стало больше.

Лампы на стойках опрокинуты или разбиты пулями, хотя парочка все еще шипит и мерцает. А среди трупов пассажиров появилось несколько новых, облаченных в знакомые скафандры.

Пол заляпан свежей кровью, красной и пугающе яркой. Дорожки из ее жирных капель, кое-где собирающиеся в лужицы, убегают из зала и теряются в коридоре.

Значит, стрельба и крики доносились отсюда. Во всяком случае, какая-то их часть.

Прекрасно. Я пытаюсь подавить поднимающуюся внутри волну мрачного удовлетворения. От этого чувства мне не по себе. Я не хотела, чтобы кто-то погиб.

Но если дело сводится к выбору мы или они, насчет стороны гадать не приходится.

Практичная, прагматичная, гадкая. Пожалуй, я все-таки дитя «Верукса» в большей степени, нежели всегда осознавала. Но, опять же, я не подписывалась на смерть ради легенды прикрытия и, уж как пить дать, не я начала это, нахрен.

Перед полем боя на коленях сидит поникшая Диас, устремив невидящий взгляд на своих подчиненных. На то, что от них осталось. Ее шлем валяется на боку рядом на полу, фонарь на нем под неестественным углом отбрасывает луч света на противоположную стену. Пальцы безвольно опущенной руки по-прежнему сжимают пистолет, но вряд ли она о нем помнит. Ее грудь тяжело поднимается и опускается под оболочкой скафандра, Диас все еще жива.

Меня охватывает неуверенность. Как глубоко она погружена в свои видения? Насколько отвлечена на утрату или галлюцинацию — или на то и другое вместе? Быть может, нам удастся проскользнуть незамеченными?

Прежде чем я успеваю что-либо сделать, даже решиться на что-то, Диас резко поднимает голову и берет меня на прицел.