Мертвая тишина

20 Сейчас

— Это последнее, что я помню, — заканчиваю я и невольно вздрагиваю, ударяясь позвоночником о пластиковую спинку стула, окончательно приходя в себя за столом в комнате отдыха.

Рид и Макс, опутанные паутиной моего рассказа, какое-то время не реагируют. Наконец, младший следователь подается вперед и недоверчиво спрашивает:

— И это все? А как же вы выбрались из…

— Я же сказала! — зыркаю я на него. — Не помню. В самом конце воспоминания становятся… обрывочными.

Строго говоря, эпизод с Лурдес (живой? мертвой? обеими?) — последнее воспоминание, в подлинности которого я твердо убеждена. Во всяком случае, какой-то из версий. Важная оговорка. Этот момент кажется реальным, в отличие от многих других. Остальные как обломки кораблекрушения на поверхности воды. Случайные кусочки перемешанной головоломки, которые, может, сложатся — а может, и нет — во внятную картину, даже если мне удастся собрать их все до единого. Я уже не могу сказать — если когда-либо вообще могла, — какие из этих образов и обрывочных фраз настоящие воспоминания, а какие всего лишь плоды моего травмированного сознания (которому ранение головы уж точно не пошло на пользу) и неведомого воздействия на «Авроре».

Риду Дэрроу и Максу, впрочем, об этом знать незачем. Я и так выложила им все, что они хотели услышать. Насколько было в моих силах.

От долгих речей, препаратов и вспомнившегося ужаса у меня пересохло в глотке. Вдобавок не оставляет ощущение, будто своим рассказом — словами, самим воздухом из легких — я впустила в помещение тьму. Некую сущность, парящую, наблюдающую и выжидающую. До поры до времени.

Сплетаю пальцы на коленях, стискивая их с такой силой, что чувствуются косточки — болезненно, зато ободряюще. Концентрации для столь простого действия требуется больше, чем в здоровом состоянии, но, по крайней мере, я уже не столь заторможена. Действие препаратов потихоньку ослабевает. И от этой мысли меня пронзает страхом. Не уверена, что испытываю желание полностью отдавать себе отчет в происходящем. Уже нет.

Тем не менее свою часть сделки я выполнила и не позволю себе отбыть — как физически, так и психически, — пока не получу обещанного. Мне необходимо знать. Неужели на «Авроре» остался кто-то живой?

Рид ухмыляется.

— Вы, я вижу, помните вполне достаточно, чтобы примешивать призраков и вероятность вмешательства инопланетян.

— Вы просили меня рассказать все, — цежу я Максу. Он оценивающе меня разглядывает, склонив голову набок и поигрывая ручкой — чернильным реликтом с металлическим наконечником, который, несомненно, проносить сюда тоже нельзя, как и значок Рида. — Я выложила вам историю целиком. Даже те детали, о которых умолчала в первый раз, потому что знала, что они звучат…

— Так похоже на бред? — перебивает меня младший следователь. — Ничего из рассказанного вами не противоречит гораздо более вероятному сценарию, что вы ответственны за смерть своей команды!

— А я этого и не отрицаю. — Руки у меня сами собой сжимаются в кулаки. — Это я предложила подняться на борт «Авроры». Я… — Сглатываю ком в горле. — Я была капитаном. И я их подвела.

Рид театрально хлопает ладонью по столу, на лице его отражаются одновременно отвращение и торжество. От громкого и неожиданного звука все пациенты, включая и меня, так и подпрыгивают на месте. Громкие и неожиданные звуки здесь не приветствуются. Теперь внимание присутствующих в комнате отдыха обращено на нас. Вера у «окна» начинает тихонько всхлипывать.

— Из ваших слов следует, что ваша команда подчинялась вам вплоть до того самого момента, когда вы напали на них, — провозглашает Дэрроу. — Когда вы предали их.

Я застываю. Потому что он прав, хотя и не в подразумеваемом им смысле. Если бы я не командовала, они сейчас были бы живы. Мой своекорыстный интерес — вот что убило их и привело меня сюда.

— Вы же не допускаете всерьез, будто я сама себе проломила затылок, — парирую я, стараясь держать себя в руках.

— Нет, но я считаю, что они попытались вас остановить, а вы их убили. С вашей биографией и диагностированным «бесцеремонным отношением к смерти» угрызений совести у вас это не вызвало. — Рид выжидающе смотрит на меня, словно бы его слова должны подвигнуть меня на вожделенное признание. — Что ж, практичное решение.

Практичное решение? Я могла бы продемонстрировать ему практичное решение. Всего два движения — нет, три. Податься вперед, выхватить ручку из расслабленных пальцев Макса, а потом оттолкнуться от пола и всадить эту самую ручку Риду Дэрроу в шею, прямо над его чопорным и безупречно белым воротничком.

Последует хаос, ор пациентов. Пройдут драгоценные минуты, прежде чем персонал вытащит его отсюда. И на протяжении всего этого времени он будет истекать кровью…

На мгновение зажмуриваюсь.

— Четверо против одной? — открываю я глаза. — Боюсь, ваше представление о моих способностях весьма преувеличено. Я не стала бы столь недооценивать членов своей команды.

Уголки рта Рида хитровато подрагивают, будто я призналась в чем-то существенном.

— Разумеется, нет. Уверен, не стали бы.

Переключаю внимание на ручку, неподвижно лежащую в руке Макса.

— На самом деле, — продолжает младший следователь, — я думаю, что вы спланировали…

— Спасибо, Клэр, — вдруг перебивает его Макс, подавшись вперед. — Я понимаю, что рассказ дался вам нелегко.

В какой-нибудь другой ситуации замерший с раскрытым ртом Дэрроу выглядел бы комично. Прямо ребенок, у которого из липкой ручонки вырвали конфетку, однако он слишком потрясен, чтобы закатить истерику. И все же мне трудно удержаться от улыбки.

— Курс, — напоминаю я Доновану. — И что дали попытки связаться?

— Клэр, вы не упомянули о смерти мистера Беренса. Так же как и мистера Ясуды… которого вы называете Нисом, — словно не слыша меня, говорит Макс.

— О каких из них? — вздыхаю я.

— О ком из них? — уточняет мужчина. — Вообще-то…

— Да нет же… О какой смерти? — Я качаю головой. — Как я говорила, воспоминаний о произошедшем у меня не сохранилось. Но у себя в голове — уж не знаю, происходило это в реальности или же нет — я видела, как они умирают всеми возможными способами. — Вопреки усилиям сохранять спокойствие, голос у меня дрожит. — Убивают друг друга. Совершают самоубийство. Задыхаются или замерзают насмерть.

Есть даже видение, в котором их убиваю я, набросившись на, как мне казалось, призраков. Все эти эпизоды я помню, потому что на протяжении недель пыталась восстановить по кусочкам картину событий. Как я в одиночестве оказалась в спасательной капсуле.

— Я бы ни за что их не бросила, — с горечью произношу я.

Вот только действительно ли это так? Как-никак старые привычки умирают с трудом. Отбрасываю эту мысль.

— И потому для меня единственное объяснение, почему я нахожусь здесь без них, заключается в том, что они мертвы. — Иначе они улетели бы со мной, так ведь? Или воспользовались бы другой капсулой. Восстановили бы ЛИНА. — Просто я не знаю, как это произошло.

Рид возмущенно фыркает, Макс ограничивается кивком. А затем вскидывает голову, сосредотачиваясь на сигнале, слышимом ему одному. Кто-то запрашивает связь.

— Вы не против? — спрашивает он меня из вежливости. Как будто у меня есть выбор. Как будто у меня остался выбор хоть в чем-то. Мужчина стучит пальцем по ком-импланту под ухом и встает. — Донован слушает.

Он отходит на несколько шагов от стола, и я не свожу с него глаз. Наверняка это уловка, чтобы не предоставлять мне обещанную информацию. Якобы у него срочный вызов и ему придется покинуть Башню. И меня.

— Это все сказки, — облокотившись на стол, вновь принимается за свое Рид.

Невольно бросаю на него взгляд.

— Эта ваша история про призраков, одержимый демонами корабль или что там еще, — продолжает младший следователь. — Меня не проведете.

Макс меж тем качает головой:

— …вполне может получиться. Не думаю, что это хорошая…

— Вы оказались в безвыходной ситуации, — не унимается Дэрроу. — Корпорация вас уволила, нашла вам замену. А с вашей биографией никаких перспектив в карьере вам не светило. Мир продолжал вращаться уже без вас.

— Заткнитесь, — бросаю я, пытаясь сосредоточиться на словах Донована.

— …нестабильно, и возможно дальнейшее ухудшение…

— Думаю, изначально вы вовсе не намеревались причинить кому-то вред. Вам всего лишь требовалось найти выход из положения, — все талдычит Рид. — Так ведь? А потом, возможно, процесс немножко вышел из-под контроля. Потому что, раз вступив на этот путь, остановиться уже трудно. Кожуру обратно на апельсин не натянешь. — Он буквально упивается своей аналогией. И ему явно невдомек, что проведшая большую часть своей жизни на марсианской станции, а затем в финансируемом корпорацией интернате и, наконец, в изолированном и крошечном анализаторе комсети имеет лишь смутное представление о наслаждении цитрусовыми, нынче выращиваемыми в оранжереях и баснословно дорогими. Видимо, для семейки Дэрроу апельсины дело обычное.

— Да, сэр, я действительно считаю, что это вариант, — говорит Макс, оборачиваясь ко мне. Обнадеживающе кивает, хотя обнадеживаться мне не в чем.

— Просто скажите, что я хочу знать, и все закончится, — елейно добавляет младший следователь. — Вернетесь в свою палату, и вас оставят в покое.

…Пока иски, поданные семьями пассажиров, не начнут рассматривать в суде. И тогда меня будут вызывать в качестве свидетеля по каждому из них.

И потом… Может, я не хочу, чтобы меня оставили в покое. Уж точно не с «Авророй», прямо сейчас медленно приближающейся к нам. Помимо сомнений, чувства вины и стыда, во мне все еще тлеет искорка надежды. Разумеется, я даже не мечтаю, что кто-то из оставшихся в живых захочет повидаться со мной — после того, как я их бросила. У меня остается два равным образом нежелательных варианта: либо из-за меня все погибли, либо я кого-то оставила умирать.

Так или иначе, я потеряла все, что имела, но если кто-то из моей команды — моей фактически семьи — все еще жив… Кейн или Нис. При мысли об этом у меня перехватывает дыхание.

— Давайте же, Клэр, — не сдается Рид. — Вам же самой наверняка хочется сбросить груз с души. Просто расскажите, что произошло на самом деле.

Тем не менее вежливость и сочувствие, что он старательно изображает последние несколько минут, совершенно не скрывают его подлинных намерений. Прямо как акула, пытающаяся скрыть свои зубы. Неужто он и вправду рассчитывает, что я поведусь?

Но вот паника его отнюдь не напускная. Я чуть ли не физически ощущаю ее. Дэрроу, в отличие от меня, знает о каком-то плане.

Он бросает взгляд на все еще занятого разговором Макса — взгляд быстрый и едва заметный, однако таковой все равно привлекает мое внимание, словно впившиеся в кожу ногти. Рид видит, что его окно вот-вот закроется, и это наверняка как-то связано с собеседником Донована.

— Очистите свою совесть, Клэр. Снимите тяжесть с груди, — подгоняет Дэрроу. Личина его, однако, уже трещит по швам, и увещевания звучат почти как команды. — Хватит нести чушь об инопланетянах и призраках, скажите правду!

— Да, сэр. Все понимаю, сэр. Проблемы возникнуть не должно. — Разговор Макса, судя по всему, подходит к концу.

Я слегка подаюсь вперед к Риду. Он немедленно повторяет мое движение, явно ожидая признания.

— Высокий мужчина у вас за правым плечом. С седыми волосами и лысой макушкой. Черный костюм, старомодные часы. Значок «Верукса», вот здесь, — я стучу пальцем у себя над сердцем. Значок старый, еще первого поколения, судя по простоте дизайна: блестящий металлический щит с выгравированной «V», слегка изогнутой и словно летящей. Никаких тебе бриллиантов и золотого тиснения, как у Рида.

Следователь отстраняется, покрасневший от злости, но с расширившимися глазами.

Сердце у меня в груди так и заходится: ведь я никогда не говорю о своих видениях. Тем не менее наседаю дальше:

— Он очень разочарован, что вы считаете его чушью.

Вообще-то, старик вовсе не разочарованный. Он вообще никакой. Всего лишь фрагмент, эдакая тень, преследующая Рида. Как будто даже и не говорит, не жестикулирует, только расхаживает. Я даже не знаю, постоянно ли он маячит возле младшего следователя или же просто привязывается к нему во время его визитов ко мне. Одни догадки и могу строить. С уверенностью могу лишь сказать, что вижу этого призрака только в обществе Дэрроу.

— Вы его ощущаете? — Я подаюсь вперед, имитируя его позу «можете мне довериться». — Когда вы один. Что он всегда за вашим плечом и смотрит на вас неодобрительно.

— Заткнись, — огрызается Дэрроу, брызгая слюной. Э, да он уже успел побледнеть. Интересно. В этом случае он мне почему-то верит, во всем остальном — нет.

Я внимательно смотрю на него, склонив голову набок. Меня занимает вопрос, узнает ли Рид описанного мной мужчину. И от этой мысли по спине у меня пробегает холодок. Потому что в таком случае мои видения предстают в новом свете. Быть может, этот старик в костюме — вовсе не результат ненормального функционирования моего мозга. Как, быть может, и все остальные призраки.

— Что тут у вас? — возвращается к столу Макс, по очереди разглядывая нас обоих.

Однако меня отвлекает какое-то движение на другой стороне комнаты.

— Она… — обвинительным тоном начинает младший следователь, но вдруг осекается.

— Клэр? — хмурится Донован.

Мне, однако, уже не до него. Снова появляется Кейн. На этот раз он виден целиком, а не торчит из диванчика. Белая футболка на груди перепачкана кровью, но на смертельную рану не похоже. Его ли это кровь? Или кого-то другого? Через пару мгновений до меня доходит, что отходящие от большого пятна пять линий разной длины — на самом деле пальцы. Кровавый отпечаток ладони. На лице мужчины отражена мрачная решимость. Он наклоняется за чем-то, мне невидимым. Машинально выпрямляюсь, чтобы разглядеть получше, и картина внезапно резко меняется.

…Я лежу на шершавом ковровом покрытии, и в голове пульсирует с такой силой, что постукивают зубы. Протягиваю к Кейну руку и…

Столь же неожиданно видение прекращается, и я снова сижу за столом в комнате отдыха. Кейн исчез. А на полу все та же унылая серая плитка.

— Вам плохо? — беспокоится Макс.

Просто еще один фрагмент. Новый.

— Все в порядке. — Вцепляюсь в затупленные — в целях безопасности, очевидно — края пластикового стула под собой, так что они даже слегка изгибаются. — Я хочу знать курс «Авроры».

Донован усаживается на свое место и вскидывает руки.

— Сейчас.

— Макс, — предостерегаю я.

Он с досадой цокает языком.

— Просто дослушайте. Я уже говорил, что мы отправляем корабль на перехват «Авроры». — Мужчина не сводит с меня взгляда, пока я утвердительно не киваю.

Все равно это очень скверная затея.

— Главным образом с целью эвакуации, — продолжает Макс. — Заберем столько останков, сколько получится. А также уцелевших, если найдем.

Но я уже качаю головой.

— Если вы пошлете туда людей, они погибнут. — Даже не знаю, как яснее донести до него предостережение. — Макс, мы пробыли на «Авроре» меньше трех дней, и это нас уничтожило. — От мысли, что кто-то опять окажется на злополучном лайнере, от воспоминания о собственном идиотском оптимизме, на глаза у меня наворачиваются слезы. — Неважно что это… — бросаю мрачный взгляд на Рида, — …призраки, инопланетяне, неизвестный вирус или бактерии. Это настоящее. И несет смерть. «Веруксу» это не по зубам.

— Мы учитываем риск, — преспокойно отзывается Донован. — Но мы не можем просто взять и уничтожить корабль с человеческими останками на борту.

Он имеет в виду, естественно, что они не могут у всех на виду уничтожить корабль с человеческими останками, принадлежащими богатейшим семействам мира. «Верукс» определенно не рассчитывает отбиться от неминуемого шквала исков.

— Команда целиком будет укомплектована собственной службой безопасности «Верукса», — продолжает Макс. — Лучшими из…

— Что совершенно ничего не даст! — срываюсь я, охваченная паникой и отчаянием, яркими цветами проступающими на доселе блеклом пейзаже.

— Нас будет сопровождать специалист, — заканчивает мужчина.

— Специалист… — тупо повторяю я.

— Нет! — вскидывается Рид. — Ни в коем случае! Это же чистой воды безумие! Они не могут…

— Единственный человек, — перебивает его Макс, — который там был и каким-то образом спасся. — Он смотрит на меня.

Теперь до меня доходит. Он хочет, чтобы я вернулась на «Аврору». Чтобы я повела команду «Верукса».

Меня пробирает неистовая дрожь, легкие внезапно пустеют. Я отшатываюсь вместе со стулом, и его ножки протестующе скрежещут по кафелю.

— Нет. — Туловище в районе талии совершенно не слушается, как будто позвоночник там просто растворился, и я так и ломаюсь пополам, отчаянно глотая воздух. — Ни за что, нахрен!

— С вами у них максимальный шанс выжить…

— Отмените полет. Это их единственный шанс, — выдавливаю я. Серая ткань казенной пижамы пахнет отбеливателем и антисептиком, и от влажности моего дыхания запах усиливается.

— Не можем, — вздыхает Макс. — Ваше возвращение лишило нас этой возможности.

Мое спасение с аварийной капсулы двадцатилетней давности, исчезнувшей вместе с первым и единственным в мире роскошным космолайнером, стало сенсацией всех новостных каналов. Причем еще даже до того, как моя речь обрела некоторое подобие связности — шок и черепно-мозговая травма вкупе с днями, проведенными в капсуле на ограниченном рационе воды и пищи, ясное дело, довели меня до крайне ослабленного состояния, — и я рассказала свою историю экипажу «Роли». Весть разнеслась по комсети подобно огню в очистителе кислорода.

Я медленно выпрямляюсь, вцепившись в чересчур свободные штанины пижамы.

— Значит, в любом случае буду виновата я?

Либо команда «Верукса» отправляется без меня и погибает при проведении эвакуационной операции, инициированной моим спасением и потребованной общественностью и влиятельными семействами. Либо я лечу с ними и мы погибаем все вместе. Что-то подсказывает мне, что поверье «бог троицу любит» к чудесному спасению от неминуемой гибели не применимо.

Донован ничего не отвечает — да и не обязан. Он прав.

Я не в силах изменить прошлое. Зато могу отказаться совершать ту же самую гребаную ошибку. Качаю головой.

— Я не поведу невинных людей на верную смерть. — Снова.

— Вы спаслись, так что вам наверняка…

— Но я не помню как! — кричу я. — И совершенно без понятия, что произошло! Я лежала на мостике рядом с трупом члена моей команды и ее галлюцинацией… или ее сраным призраком, откуда мне знать! А в следующее мгновение оказалась в медицинском отсеке «Роли»!

Какое-то время Макс пристально разглядывает меня, затем произносит:

— Думаю, вам известно больше, нежели вы осознаете.

— И что, черт побери, это значит? — гневно смотрю я на него в ответ.

— Так вас интересует курс лайнера? — вместо объяснений напоминает мужчина.

Сдержанно киваю.

— Земля. Корабль движется сюда.

По спине у меня пробегает холодок.

— Согласно вашему рассказу, пунктом назначения являлась граница зоны действия комсети…

— Сектор К147, — кое-как шевелю я онемевшими губами.

— Следовательно, на каком-то этапе полета курс был изменен, — заключает Донован, подтверждая мою догадку.

— Но это ничего не значит, — качаю я головой. — Я же рассказывала, что более-менее связно помню только остановку или замедление двигателей. Когда я… когда видела Лурдес в последний раз. Быть может, потом Кейн и поменял курс. Еще до моей эвакуации, до того, как…

До того, как он и Нис погибли. Или до того, как я убила их. Смотря какая версия событий подлинная. Меня начинает мутить.

— И еще кое-что. — Макс кивает Риду, и тот неохотно достает из кармана плоский пластиковый кружок и принимается стучать по видимой лишь ему одному клавиатуре.

Из диска доносится звук — это динамик. Поначалу слышится лишь статический треск, затем эдакими облачками густого тумана возникают слова:

— …помощь. SOS… кораблю «Аврора»… требуется помощь… подверглось нападению… люди на борту…

Я узнаю голос даже сквозь помехи.

Кейн.