Неприкасаемый

9

Все, что Грейс рассказала мне о Картере Махони, должно было ослабить мой интерес к нему. Хотя у меня нет четкого представления о том, кто он такой, одно совершенно ясно: кем бы он ни был, по какой бы то ни было причине, этот парень приносит самые разные плохие новости.

Я пыталась проверить рассказ Грейс об учителе рисования, но записей об этом нет. Конечно, нет. Я могу не обращать внимания на то, что происходит в школе, но Картеру было бы 17 лет назад год назад, и если бы скандал с участием несовершеннолетнего и учительницы попал в новости, я бы это заметила.

Я пытаюсь отвлечь себя вещами, которые действительно имеют значение: домашняя работа, четырехчасовая смена в книжном магазине и книга в мягкой обложке за 1 доллар, которую я не могла не взять с собой домой, так как мне не нужно платить настоящие деньги, чтобы покупать книги. В настоящее время.

Перед сном мои мысли возвращаются к Картеру. Я решаю снова заглянуть в его соцсети, и от последней фотографии у меня сжимается желудок, а лицо скривится от отвращения.

Это его фанатка, которая подмигивает ему, прислонившись к окну его машины. Его номер нарисован у нее на щеке, ее топ обрезан так низко, что она может с таким же успехом носить пластырь вместо рубашки, и она держит поднос с тщательно детализированной клубникой в шоколаде, украшенной в виде футбольных мячей.

— Угощение после тренировки. Лучшая фанатка, — прокомментировал он со своими дурацкими хэштегами Лонгхорн.

Глядя на свой телефон, я перемещаю свое тело, внезапно чувствуя себя некомфортно по причинам, которых даже не понимаю. Затем я снова беру телефон, мой большой палец соскальзывает, и происходит худшее из возможного — я случайно ‘лайкаю’ фотографию.

Задыхаясь, я в ужасе смотрю на маленькое красное сердце. — Нет! Нет, нет, нет, нет. — Я снова быстро нажимаю кнопку, затем бросаю телефон, боясь даже прикоснуться к этой чертовой штуке.

Экран гаснет на мгновение, но я смотрю на него все время, как будто это бомба, которая вот-вот взорвется. Паника начинает утихать, и я отчаянно надеюсь, что он никогда не узнает. Я, возможно, удалила лайк достаточно быстро, и он никогда не получит уведомление. Довольно многое происходит в его профиле, вполне разумно думать, что он никогда даже не заметит одного лайка. Если он не смотрит в свой телефон прямо сейчас, наверняка к тому времени, как он проверит, еще дюжина человек отреагирует на пост, и все наши имена будут сгруппированы вместе. Наверняка много людей лайкают его посты, он не должен даже читать все имена..

Мои надежды умирают, когда мой экран загорается уведомлением о том, что он только что отправил мне сообщение. Твою мать!

— Черт, — шиплю я, хватая телефон и открывая сообщение.

— Это подозрительно, — просто пишет он.

Мое лицо краснеет, хотя он меня не видит. Я даже не могу придумать, как защитить себя — я прямо слежу за его профилем, как дура. Сказать ему, что я не могу удовлетворить свое любопытство к нему, было бы еще хуже, чем позволить ему думать, что я сталкер-псих, поэтому я полагаю, что просто позволю ему так думать и проигнорирую его сообщение.

Только он не ждет моего ответа; он отправляет другое сообщение. — Это было пассивно-агрессивно, например, потому что я разместил фотографию девушки, или случайно, потому что ты следишь за мной?

Все, что я могу сделать на данный момент, это принять это, поэтому я отвечаю: — Ни то, ни другое. Это был преднамеренный лайк, но для клубники, а не для тебя ИЛИ фанатки.

— Угу, — отправляет он в ответ, явно не убежденный. — Странно, как ты увидела мою фотографию, но ты не следишь за мной…

— Твой профиль общедоступен, — говорю я ему. — Люди в моей ленте подписаны на тебя, и я видела, что им понравилась эта фотография. Чисто случайно. Я даже не поняла, что это твой профиль, я просто подумала, что клубника очень милая, поэтому поставила лайк. Я думала, что мне нравится фотография этой девушки, а не твоя. Как только я поняла, что это твой аккаунт, он мне не понравился.

Это допустимое объяснение. Это полная ерунда, но она звучит достаточно похоже на правду, и я буду цепляться за нее до последнего вздоха.

— Я вижу, — отвечает он. — Ну, если тебе так нравится клубника, я с удовольствием поделюсь.

— Я в порядке, — уверяю я его. Затем, прежде чем я успеваю даже остановиться, я печатаю: — Ты встречался с учителем в прошлом году?

— Встречался? Нет. — Мгновение спустя он продолжает: — Расспрашиваешь обо мне, а?

— Нет, моя подруга увидела, как я разговариваю с тобой, и она подумала, что я должна знать, что ты обычно встречаешься с учителями и стриптизершами, так что мы не в одной лиге.

— Со стриптизершей тоже не встречался. У тебя неверная информация.

— Возможно, я использую слишком вежливую терминологию, — признаю я.

— Блядь — это слово, которое ты ищешь.

Я закатываю глаза. — Как грубо. Учитель?

— Ей было около двадцати пяти, определенно не грубо.

— И женился? — Я требую.

— Я забыл спросить, — бойко отвечает он. — Обычно я бы никогда не согрешил, будучи хорошим мальчиком-христианином.

— Я искренне ошеломлена тем, что ты не загорелся, просто набрав это, — отвечаю я.

Он не отвечает. Я жду, гадая, не посылает ли он длинное сообщение. Может быть, он отошел. Наконец, я закрываю приложение, решив, что он прервал разговор.

Наверное, мне все равно пора спать. Уже поздно, и я уже боюсь звука будильника по утрам. Я слезаю с кровати и иду в ванную чистить зубы. Пока я полощу воду во рту, появляется еще одно уведомление.

Он гласит: — Ты была убеждена?

Я хмурюсь, печатая в ответ: — Убеждена в чем?

— Что я загорелся.

Я наклоняю голову, на мгновение сбитая с толку, затем прокручиваю вверх и читаю разговор. Как только я понимаю, почему он перестал отвечать, у меня вырывается короткий смешок удивления. — Мне не казалось, что мир вдруг стал лучше, так что нет, — отвечаю я.

— Вся эта дерзость, — печатает он. — Тебе нужен еще один урок манер, принцесса.

— У меня прекрасные манеры, — уверяю я его.

— Приходи за этой клубникой, и мы можем немного повеселиться.

Покачав головой, что он даже пытается, я отвечаю: — Я уверена, что твоя фанатка готова к любым развлечениям.

— Да, — отвечает он, даже не отрицая этого. — Но я приглашаю тебя.

— Должна ли я чувствовать себя особенной? — спрашиваю я, надеясь, что мой сарказм будет понятен.

— Ты можешь почувствовать себя особенной, если захочешь. Я лучше заставлю тебя чувствовать себя грязной. Я лучше увижу все твои чувства в твоих глазах, когда ты услышишь мой холодный голос, говорящий тебе, как доставить мне удовольствие. Я бы предпочел, чтобы ты стояла полуголая на коленях, ожидая разрешения сосать мой член, как хорошая маленькая шлюха.

Его слова крадут дыхание прямо из моих легких. У меня нет быстрого ответа на это. Самое мучительное то, что его слова настолько застали меня врасплох, что они вызвали приятное шевеление между моими ногами.

Он описывает ужасную сцену, но когда я читаю его слова, сцена разворачивается у меня в голове, и я могу ее видеть. Полуголая и немного напуганная, именно такой, какой я ему нравлюсь. Но он не причиняет мне боль, во всяком случае, в моем сознании. Мы оба знаем, что он мог бы, но мы также знаем, что он этого не сделает.

Я пытаюсь стряхнуть с себя образ, который он поселил в моем сознании. Я уверена, что у него сцена выглядит иначе, поэтому я не могу позволить себе увлечься.

На мгновение мне почти стыдно ощутить укол возбуждения, но я тут же выхожу из этой ловушки. Конечно нет. Я не собираюсь чувствовать себя плохо по этому поводу. Это была естественная реакция моего тела, а слова написаны на экране. Если бы я просто случайно натолкнулась на непристойные слова, подобные тем, которые неожиданно появились в сети, мое тело, конечно же, отреагировало бы на них.

Не потому, что они от него.

Наверное, мне следует попытаться использовать это в своих интересах, попытаться заставить его признаться в том, что он сделал со мной в прошлый раз, когда поставил меня на колени. То, как он это сформулировал в этом послании, точно так же, как и в «заметках», которые он написал мне на уроке истории, звучит как согласие. Развратные разговоры между любовниками, а не общение психа и его жертвы.

С другой стороны, может быть трудно представить, что я даже буду отвечать на его сообщения, если я хочу, чтобы люди поверили в это. Может быть, если бы я переломила ситуацию прямо сейчас, сказала бы что-нибудь о том, что он делал в том классе, чтобы попытаться заставить его признаться в своих преступлениях, но я устала, мне не хочется потенциально провоцировать его подлую сторону, и я не не думаю, что он попадется на это в любом случае.

Вместо того, чтобы пытаться его обмануть, вместо того, чтобы вообще ответить на его крайне неуместное сообщение, я закрываю приложение, ставлю будильник и забираюсь в постель. Я знаю, что утром мне придется увидеться с ним в школе, я просто надеюсь, что изображение, которое он посадил, не застрянет у меня в голове. Последнее, что мне нужно, это невозможность сбежать от Картера Махони даже во сне.

*

В среду я опаздываю, так что к тому времени, когда я пробираюсь в школу, уже нет детей, собравшихся на улице в своих различных группах: простые смертные, сидящие на черных металлических скамейках, спортсмены, собравшиеся вокруг Картера перед стеной. Я пробираюсь внутрь без неприятных взглядов, без шепота, без всякой ерунды «Зои шлюха». Это прекрасно.

Однако опоздание в школу, похоже, заставляет меня спешить весь день. Едва успеваю дойти до истории, как звенит звонок, а когда с раздражением падаю за стол, не успеваю даже бросить взгляд в сторону Картера, как мистер Хассенфельд начинает свою лекцию.

Как только занятия заканчиваются, я собираю свои вещи и направляюсь прямо к двери, игнорируя урчание в животе. Так как я сильно опаздывала сегодня утром, у меня не было времени на завтрак, и я не упаковала себе обед. Я могла бы купить еду в столовой, но для этого нужно было бы пойти в столовую, а я этого делать не буду.

Как только мы выходим в холл, Картер идет рядом со мной. — Что случилось, Эллис?

— Ничего нового, — говорю я ему.

— Ты заснула прошлой ночью?

Я улыбаюсь ему. — Нет, я просто перестала отвечать.

Он симулирует надутые губы щенка. — Злюка.

— Уверена, ты не слишком много спал из-за этого, — небрежно говорю я. — Ты всегда мог подцепить свою фанатку; Я уверена, что она всегда рядом, готова к грязным разговорам с тобой, чтобы поддержать ваш командный дух. Лучшая фанатка и все такое.

Картер улыбается мне. — Детка, ты безумно завидуешь моей фанатке.

Мой взгляд останавливается на его и сужается. — Я не ревную. Это абсурд. Нахожу ли я всю концепцию девушек, буквально призванной обслуживать вас, дарить вам подарки и подлизываться к вам только потому, что вы умеете бросать футбольный мяч, немного архаичной? Да. Но это не ревность, и это не имеет к тебе никакого отношения.

— Эй, фанатки поднимают наш боевой дух и ободряют нас. Наши личные чирлидеры.

— Верно, — сухо говорю я. — И я уверена, что никто из вас никогда не воспользуется звездами в своих глазах, чтобы заняться с ними сексом.

— Действительно ли это выгодно, если они хотят этого? — спрашивает он.

— Неприятно, — сообщаю я ему.

Он качает головой, отвергая мое объяснение. — Ты завидуешь. Ты собственница, Эллис? Теперь, когда ты отсосала мой член, ты не хочешь, чтобы это сделал кто-то еще? Тебе придется быть более усердной, если это так. Мой член требует гораздо больше внимания, чем ты ему уделяешь.

Сглотнув комок смущения, я огрызаюсь: — Я не по своей воле оказывала твоему члену внимание.

— Нет? — спрашивает он, приподняв бровь. — Кажется, я помню, как ты говорила, что хочешь этого.

— Ты “заставил” меня это сказать, — напоминаю я ему, широко раскрыв глаза.

— Нет, я предложил тебе варианты, и ты сделала свой выбор.

— Ты сумасшедший, — ошеломленно сообщаю я ему.

Не обращая внимания на все это, он говорит: — Может быть. — Затем, чуть не сбиваясь с ритма, меняет тему. — Ну, где ты обедаешь? Я заметил вчера, что никогда не вижу тебя. Не то чтобы я ожидал, что ты будешь сидеть с чирлидершами, но я быстро оглядел столовую и больше нигде тебя не видел.

— Я не ем в столовой. Не с тех пор, как начались все эти… глупости с Джейком. Люди смотрят и делают пренебрежительные комментарии. Твои друзья-чирлидершы могут быть настоящими стервами, и я даже не знаю, почему их это волнует. Они должны обижаться за меня, а не принимать его сторону. Клянусь, им нужно, чтобы их девичьи карты были приостановлены до тех пор, пока они не пройдут лечебный курс по женской силе или что-то в этом роде.

— Рыбак рыбака видит издалека, — просто говорит он. — Джейк — один из них, а ты — нет.

— Да, я заметила.

— Может быть, — говорит он, бросая на меня быстрый взгляд. — Ты достаточно привлекательна, и хотя ты держишься недоступной, ты явно не застенчива, иначе ты не смогла бы воевать со мной так, как ты это делаешь. Возьми себе какое-нибудь снаряжение Лонгхорн, одну из тех блестящих держателей конского хвоста, и улыбнись этому красивому лицу, я уверен, ты сможешь найти место за их столиком.

— Я откажусь, — говорю я ему. — Раньше я сидела с Грейс и ребятами из молодежной группы из нашей церкви, но их быстро оскорбляли кашель твоих приятелей-спортсменов. Я не хотела больше доставлять Грейс дискомфорт, поэтому, пока все не уляжется, никакой столовой для меня.

— Ну, ты должна поесть.

— В прошлый раз, когда я пыталась улизнуть куда-нибудь в одиночестве, чтобы поесть, меня загнали в угол три придурка-спортсмена и… подождите, я думаю, ты знаешь, эту историю, — саркастически говорю я. Мой тон упал до нормального децибела, и я заключаю:

— Теперь я ем в своей машине с запертыми дверями.

— Это грустно, Эллис.

— Это не грустно. Что ж, сегодня это так, потому что у меня не было возможности упаковать свой ланч, но в большинстве дней это на самом деле довольно мирно. Немного спокойного времени в середине дня, я могу прочитать пару глав любой книги, которую я читаю. Это как небольшой перерыв в середине дня от людей. Мне нравится проводить время в одиночестве. Мне не нужна компания все время.

Картер кивает. — Что ж, сегодня у тебя будет компания.

— Нет, сегодня я буду читать все время, даже не прерываясь звуком собственного жевания.

— Неа. Тебе нравятся крылышки?

— Крылышки? — спрашиваю я, глядя на него.

— Куриные крылышки. Ты не какая-то вегетарианка, не так ли?

Я качаю головой. — Нет, мне нравятся крылышки.

— Отлично. Пойдем возьмем немного.

Мои глаза расширяются, и я замедляюсь. — Что? Нет. Это… Мы… Во-первых, учебный день еще не закончился, и если ты думаешь, что я пойду куда-нибудь с тобой одна…

Подняв руку, чтобы остановить меня, он говорит: — Расслабься, Эллис. Я не собираюсь трахать тебя в Вингстопе [Прим.: Wingstop Inc. — американская многонациональная сеть ресторанов авиационной тематики, специализирующихся на куриных крылышках], я только собираюсь тебя накормить. Ты только что сказала, что не принесла свой обед, и, как я уже говорил, я чувствую, что должен тебе еду.

— Я не сяду с тобой в машину наедине, — сообщаю я ему.

Он безразлично пожимает плечами. — Тогда езжай сама. Я имею в виду, что это буквально одна минута езды, так что я думаю, что ехать отдельно довольно глупо, но если это заставляет тебя чувствовать себя в большей безопасности, флаг тебе в руки.

Мне даже не стоит думать о том, чтобы идти куда-либо с кем-то, кто должен добавить «если это заставит тебя чувствовать себя в большей безопасности» к приглашению пообщаться с ним. Однако при мысли о крылышках у меня текут слюнки. Прошло много лет с тех пор, как я их ела. Раньше мы заказывали крылышки по пятницам раз в месяц или около того, чтобы побаловать себя, но потом Хэнк должен был починить свою машину, это был дорогой ремонт, и мои родители не нагнали достаточно времени, чтобы позволить себе даже случайную ночь с крылышками дома.

— Ты обещаешь, что это не уловка? — спрашиваю я, и это противное чувство уязвимости снова настигает меня.

Картер ободряюще кивает. — Временное перемирие.

Наверное, это ужасная идея, но как по сигналу мой желудок урчит, умоляя позволить милому человеку купить ему куриных крылышек. Я говорю моему желудку, что он совсем нехороший человек, но моему желудку решительно все равно, что он за человек, пока он покупает ему куриные крылышки.

Вздохнув, я крепче сжимаю свои книги. — Хорошо.