Неприкасаемый

16

Картеру требуется меньше часа, чтобы получить мой номер телефона. Он присылает мне ссылку на трейлер диснеевского фильма, к которому мы, по-видимому, ведем Хлою, с сообщением: — Ты просила об этом.

— Это выглядит трогательно и очаровательно, — отвечаю я.

— Это определенно первое свидание, которого ты ожидала, верно? — он отвечает.

— Вообще-то я никогда не соглашалась встречаться с тобой, — напоминаю я ему.

— Детали, детали, — отвечает он.

Я заканчиваю работу ровно в четыре и направляюсь домой, решив, что даже если я не называю это свиданием, мне, вероятно, следует переодеться из рабочей футболки, прежде чем встретиться с ним и Хлоей в кинотеатре.

Еще до того, как я вылезаю из рубашки, Картер пишет мне, что планы изменились, Хлоя голодна и настаивает, что ей нужно поесть перед фильмом. Он предлагает мне встретиться с ним в Chick-fil-A [Прим.: Chick-fil-A — американская сеть ресторанов быстрого питания, специализирующаяся на сэндвичах из курицы] по дороге от кинотеатра.

— Не там, — отвечаю я.

— Почему бы нет? — он спрашивает.

Там работают люди из моей церкви, и я действительно не хочу сталкиваться с ними, пока я гуляю с Картером Махони. Вероятно, это неправильно, поэтому вместо этого я пробую перенаправление. — Как насчет крылышек? Или Соник?

— Хлоя думает, что она королевская особа, что она не может есть в машине. Она требует сидячих обедов и куриных наггетсов. Если хочешь подраться с пятилетним ребенком из-за картошки фри, будь моим гостем. Я уже прошел этот путь. Это проигранная битва.

Я улыбаюсь. — Как насчет проехать через Chick-fil-A, и мы отвезем её в парк? Я никогда не видела ребенка, который рассердится из-за похода в парк, каким бы чопорным он ни был.

— Почему ты не хочешь зайти внутрь Chick-fil-A? Ты знаешь кого-то, кто там работает или что-то в этом роде? Тебе нравится там парень, Эллис? Все в порядке, ты можешь мне сказать.

Да правильно. Я могу только представить, какие мучения он причинил бы парню, который, как я призналась, мне нравится, но на самом деле не нравится.

— Не волнуйся, — уверяю я его. — Очевидно, я встречаюсь только с парнями, которые мне НЕ нравятся.

— О, хорошо, тогда я готов, — отвечает он.

Я бросаю телефон на кровать и поворачиваюсь к шкафу в поисках рубашки, которую он не попытается расстегнуть, пока мы сидим в кинотеатре с маленьким ребенком. На всякий случай я выбираю свитер в рубчик с рукавами клюквы ¾. Материал тонкий, но с рукавами больше подходит для прохладной погоды. Сегодня жаркий день, но она не показывает декольте и не должна соблазнять его. Не могу поверить, что мне приходится выбирать наряды, исходя из того, что не соблазнит его. Это ужасно. О Боже.

Отбросив в сторону здравый смысл, я натягиваю шапку и беру телефон, чтобы посмотреть, что написано в последнем сообщении Картера. — Твоё нежелание идти туда заставило меня также хотеть Chick-fil-A. Хочешь встретиться там, или мне тебя забрать?

— Как всегда, я поражена твоей заботой о том, чего я хочу, — отвечаю я.

— Пожалуйста, — отвечает он.

Я закатываю глаза. — Я встречу тебя там.

*

«Мустанг» Картера припаркован прямо перед входом. Я паркуюсь и подхожу к нему. Так как на улице жарко, окна закрыты, а вентиляция все еще включена, так что я сообщаю о своем присутствии, стучась в окно.

Картер глушит двигатель и выпускает Хлою. Она соскальзывает с кожаного сиденья, оценивает меня и говорит: — Вы леди из книжного магазина.

— Это я, — говорю я, кивая. — Ничего, если я сегодня схожу с тобой в кинотеатр?

— Конечно, — великодушно говорит она, прежде чем взять брата за руку и остановиться на краю тротуара. Я не перестаю идти, пока не понимаю, что она не идет за мной, поэтому она отчитывает меня. — Надо смотреть в обе стороны, прежде чем переходить улицу.

— Верно. Спасибо, что напомнила мне об этом, — говорю я ей.

Теперь, когда она уверена, что машины не едут, она переходит дорогу. Я иду вперед и открываю ей дверь, почти забывая причину, по которой я вообще не хотела приходить сюда.

Затем я вижу за прилавком младшего брата моего молодежного пастора, и мои надежды на то, что меня не увидят, полностью рушатся.

— Привет, Зои, — радостно говорит он, улыбаясь мне. — Рад тебя видеть, как всегда. — Его взгляд скользит мимо меня к Картеру, и его улыбка гаснет.

Собравшись с духом, я подхожу к стойке и изучаю меню гораздо усерднее, чем нужно. — Привет, Люк.

— Я вижу, ты привела друга, — замечает Люк.

Поскольку он мудак, Картер подходит к стойке и протягивает руку. — Картер Махони.

— Да, я знаю, кто ты, — говорит Люк сдержанным тоном, неохотно пожимая Картеру руку. Его взгляд возвращается ко мне, и он делает болезненное усилие, чтобы добавить в свой тон что-то похожее на энтузиазм. — Я не знал, что ты дружишь со звездным защитником.

Вместо того, чтобы облегчить мне жизнь, Картер отпускает руку сестры и обнимает меня за талию, притягивая к себе. Как и в ту первую ночь, когда он появился в моем доме и ошеломил меня супом и манипуляциями, он спрашивает: — Что тебе тут нравится, детка?

Улыбка Люка натягивается, но он смотрит на свой кассовый аппарат, чтобы не осуждать меня открыто, я думаю.

Отлично. Фантастика. Я бросаю равнодушный взгляд на Картера, но он озаряет меня своей дерьмовой золотой мальчишеской улыбкой.

Хлоя решает, что ее игнорировали достаточно долго, кладет свои маленькие руки на край стойки и смотрит на Люка. — Мы идем в кино.

Свободной рукой Картер ерошит ей волосы. — Верно. Во-первых, почему бы теье не сказать симпатичному кассиру, что ты хочешь съесть?

Люк ненадолго встречается взглядом с Картером, давая ему понять, что он знает о тонком унижении, а затем принимает наш заказ. Все так же плохо, как я и опасалась, а может, и хуже. Почему-то я не ожидала, что Картер назовет меня деткой. Я знала, что просто мое общение с кем-то из толпы Картера — не говоря уже о самом Картере — не осветило бы мой ореол, но он мог с тем же успехом поставить на мне печать, чтобы Люк знал, что мы вместе — даже если мы не вместе. Я хотела возразить, но это было бы еще более странно. Лучше не обращать на это внимания и добраться до будки как можно быстрее.

По крайней мере, когда мы сядем и будем ждать нашу еду, я смогу спокойно смотреть на Картера.

— Что? — спрашивает он с нелепой попыткой казаться невинным.

— Это брат моего пастора, — сообщаю я ему.

— И?

— И он ходит в нашу школу, поэтому знает, кто ты.

Картер приподнимает бровь. — И?

Я пожимаю плечами. — Ничего страшного, я думаю, я просто попаду в ад.

Картер ухмыляется. — Потому что тебя видели со мной на публике? Это кажется немного драматичным.

— Мой пастор услышит обо всем этом и перестанет молиться за меня. Решит, что я безнадежна.

— Если твой пастор достаточно знает о моей жизни, чтобы понять, что я плохая новость, я думаю, что у него гораздо более серьезные проблемы, чем судьба твоей вечной души. Этот город любит меня. Я не могу сделать ничего плохого здесь.

— Ты делаешь много плохого, — бормочу я. — А как насчет того учителя рисования, которой пришлось переехать из-за тебя? Грейс сказала мне, так что он, вероятно, тоже, знает об этом.

Картер отмахивается от моих опасений. — Какая разница? Меня не волнует, что кто-то думает о том, что я встречаюсь с тобой, не так ли? Так почему тебя это должно волновать?

— Потому что, как ты сказал, в этом городе нельзя делать ничего плохого. Я в противоположной ситуации. Моя семья и я в одном шаге от того, чтобы нас выгнали из города после всего фиаско с Джейком.

— Я голодна, — заявляет Хлоя, наклоняясь вперед на столе.

— Твоя еда будет готова через минуту, — говорит он ей.

— Я хочу свой молочный коктейль, — говорит она, глядя на него.

— Ты получишь его, когда он будет готов. Потерпи.

— Я ненавижу быть терпеливой, — говорит она ему, подперев подбородок руками и дуясь.

— Да, я тоже, — говорит он, подмигивая мне.

Я качаю головой. — Ужасно.

Бедный Люк должен принести нашу еду на стол, когда она будет готова. По крайней мере, Картер сидит на противоположной стороне кабинки с Хлоей, а не здесь со мной. Тем не менее, я не могу отделаться от ощущения, что Люк не одобряет компанию, которую я составляю, и, зная все, что я знаю, я не могу его за это винить.

*

Как только проходит стресс от того, что брат моего пастора видит меня с Картером, оставшаяся часть ночи становится действительно приятной. Мы ведем Хлою в кинотеатр, покупаем мороженое, затем возвращаемся к ним домой и играем с ней в Марио Карт [Прим.: Mario Kart — серия компьютерных игр в жанре гонок], пока она не потеряет сознание на диване.

Картер ведет Хлою наверх и кладет ее в постель, так что я удостоверяюсь, что, когда он спустится, сумочка у меня под рукой, туфли надеты, и я стою, язык моего тела четко сообщает ему, что мне пора уходить. Обычно я бы вообще не пришла к нему домой, но я решила, что с Хлоей в комнате я буду в безопасности.

Сейчас Хлоя спит наверху, и мы одни в доме, так что я больше ничем не защищена. Добавьте к этому тот факт, что он специально сказал, что если захочет трахнуть меня, то отведет меня к себе домой, и я чувствую себя довольно беспокойно, убираясь отсюда.

Возвращаясь в большую комнату, [Прим.: Большая комната — это комната внутри дома, которая сочетает в себе роли нескольких более традиционных комнат, таких как семейная комната, гостиная и кабинет, в одном пространстве] Картер смотрит на мою оборонительную позицию и слегка ухмыляется. — Куда, по-твоему, ты спешишь, принцесса?

Я держу обеими руками ручки сумочки и делаю шаг назад. — Мне нужно домой. У меня есть кое-какая подготовка перед сном, и я уже написала маме и сказала ей, что буду в пути, так что… она будет ждать меня.

— Нет, — говорит он, перемещаясь прямо в мое пространство. — Еще нет. Мы нянчились всю ночь. Теперь мы можем провести время один на один вместе.

— Да, ну, я на самом деле согласилась выйти сегодня только потому, что там будет маленькая девочка, так что… — я замолкаю, когда его рука сжимает мое запястье, и он тянет меня обратно к дивану.

— Давай, — говорит он.

Мой желудок сжимается, когда он тянет меня вперед. Я приложила некоторые усилия, чтобы отстраниться, но это ничтожное сопротивление. Встретившись с ним взглядом, я говорю: — Давай, Картер. Отпусти меня домой.

— Я не причиню тебе вреда, — говорит он мне.

Я сглатываю, настороженно наблюдая за ним.

— Нет, — настаивает он, таща меня к дивану. — Я хочу тебя поцеловать, вот и все. Поцелуи не мешали тебе прошлой ночью, не так ли?

О прошлой ночи мне даже не хочется думать, но я больше сосредоточена на этой ночи. — Ты обещаешь?

Его губы изгибаются, и он толкает меня на диван. — Ты веришь моим обещаниям, принцесса?

Дыхание вырывается из меня, когда я откидываюсь на спинку дивана, наблюдая за ним, как газель-самоубийца может наблюдать за приближающимся голодным львом. — У меня нет большого выбора, не так ли? — спрашиваю я, когда он аккуратно передвигает мои ноги так, что я ложусь горизонтально на диван, а затем опускается на меня сверху. Он снова прижимает меня к земле, прижимая мои запястья к мягкой подушке дивана.

— Конечно, у тебя есть выбор, — говорит он, наклоняя голову, чтобы поцеловать меня в шею. — Я могу заставить тебя делать много вещей, но я не могу заставить тебя доверять мне. Это ты должна дать мне.

Он этого хочет? Мое доверие? Если да, парень, поставилперед собой какие-то цели. — Думаешь, тебе легко доверять, когда ты так готов наброситься на меня? — Я спрашиваю его.

— Не сказал бы, что это легко, — замечает он, покусывая чувствительную кожу на моей шее, посылая толчок прямо по моему телу. — Однако одного вызова недостаточно, чтобы остановить великолепную Зои Эллис, не так ли?

Я улыбаюсь, хотя знаю, что он, должно быть, придирается ко мне. — Великолепная, да? Я думала, что я ледяная принцесса.

— Иногда, — признается он, его губы двигаются к мочке моего уха. Приятная дрожь пробегает по моей шее сзади и вниз по позвоночнику, когда он покусывает и ее. — Но иногда ты теплая. — Он целует меня в шею. — Иногда ты милая. — Еще один поцелуй, приближающийся к моему лицу. — Иногда ты настоящая заноза в заднице.

— Как романтично, — сухо говорю я, встречаясь с ним взглядом, когда он отстраняется, чтобы посмотреть на меня.

Его губы растягиваются в слабой улыбке. — Ты такая же разная, как и я.

Это правда. Мы, конечно, разные, он и я, но, учитывая, что мы испытали друг с другом то, чего не испытали ни с кем другим, у нас, вероятно, есть понимание слоев, на которые наши друзья и семьи даже не взглянули.

Об этом интересно подумать. Близость казалась немного пугающей, но если смотреть на это таким образом, как на еще один способ сблизиться с кем-то… ну, может быть, немного меньше.

— Скажи мне кое-что, — начинаю я, удерживая его взгляд. — Что ты хочешь от меня? Ты должен быть честным, — быстро добавляю я. — Я бы предпочла твою честность, даже если это… что-то “необычное”.

Слегка ухмыляясь тому, как тщательно я это сформулировала, он говорит: — Я не знаю, хочу ли я чего-то такого необычного. Я хочу тебя. Просто, правда?

Вместо того, чтобы дать мне время ответить, он еще немного сдерживает меня и наклоняет голову, снова целуя мою шею вверх и вниз. Даже сдержанная и немного испуганная, это приятно, поэтому я закрываю глаза и впитываю это.

Моя грудь сжимается, когда я изо всех сил пытаюсь вдохнуть достаточно воздуха. Проблема не столько в физическом весе Картера, сокрушающего меня, сколько в осознании того, насколько я действительно беспомощна под ним. Он может дать все обещания в мире, но он может решить не выполнять их и выполнить свою первоначальную угрозу прямо здесь и сейчас. На вечеринке я была даже в большей безопасности, чем сейчас. Прямо сейчас вокруг буквально нет никого, кто мог бы услышать мой крик.

Этот рациональный страх пронзает приятное ощущение его рта, путешествующего вверх и вниз по моей шее. Я задыхаюсь, словно хватая воздух, и пытаюсь освободить запястья.

Я слышу и мне не нравятся нотки паники в собственном голосе, когда я говорю ему: — Картер, остановись. Мне надо идти. Мне нужно идти домой.

Проведя губами по моей челюсти, он бормочет: — А волшебное слово?

— Пожалуйста, — добавляю я, дергая себя за запястья, но он не отпускает меня.

Он улыбается, затем коротко целует меня в губы. — Нет. Но я ценю, что ты так любезно попросила.

— Расскажи мне еще что-нибудь, — говорю я, цепляясь за хоть какой-то контроль над хоть какой-то частью этой ситуации.

— Что ты хочешь знать? — спрашивает он.

— Вчерашняя ночь что-нибудь значила для тебя? Я имею в виду, ты хочешь сделать это снова, верно?

— Да, — подтверждает он одним кивком, наблюдая за мной, чтобы понять, к чему я клоню.

— Итак, я думаю, ты прав. Мне нужно иметь возможность доверять тебе. Это единственный способ, которым мы когда-либо доберемся до места, где… где, может быть, я снова смогу увидеть, как это происходит. Я провела кое-какое исследование — очевидно, неформальное исследование, и у меня нет надлежащего образования, чтобы полностью уложиться в голове. Или даже всю информацию о тебе. Я терплю это, но пытаюсь понять, как с тобой обращаться. Я пытаюсь, но у меня нет всей информации.

Его голос светлеет от удовольствия. — Как со мной “обращаться”?

— Ты не такой, как другие парни, — говорю я, встречаясь с ним взглядом. — Ты, конечно, понимаешь это.

Его веселье рассеивается, и он с любопытством наблюдает за мной. — И ты не такая, как другие девушки, — констатирует он.

Подняв брови и многозначительно посмотрев на свои руки, прижатые к его дивану, я говорю: — Это данность, иначе нас бы сейчас здесь не было.

— Истинна. Тебя, наверное, похоронили бы где-нибудь в неглубокой могиле.

Веселье в его голосе такое неправильное. Я качаю головой. — Нет. Не смешно шутить об убийстве женщин. Разве мы не можем? Я не могу быть полностью уверена, что ты шутишь, и я хотела бы заняться одной чудовищной вещью за раз.

— Все в порядке. — Он наклоняется, чтобы поцеловать одно из прижатых им запястий. Не единожды он одарил чувствительную кожу моего запястья своим ртом. Я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться, удивляясь тому, как хорошо я себя чувствую. Как это чувственно, когда его губы так нежно скользят по области, которую он сдерживал.

Когда он так делает, фокусироваться становится сложнее, но я все равно стараюсь. Это кажется важным, и я ненавижу надеяться, что на самом деле нахожу с ним связь, но я могу попытаться.

— Я думаю, первое, что мне нужно знать, это то, что тебе нравится в этом?

Он перестает целовать мое запястье и скептически смотрит на меня. — Какая часть секса мне нравится?

— Нет. Эм… — Я не знаю, как именно это описать, поэтому наклоняю голову к запястью, которое он все еще сдерживал. — Сила. Я имею в виду, ты действительно хочешь причинить мне боль? Это силовая штука? Контрольная вещь? Что заставляет тебя чувствовать себя хорошо?

— Это имеет значение?

Уклонение, снова. — Картер, я пытаюсь тебя понять, — говорю я с легкой досадой в голосе. — Даже после всего, я “стараюсь”. Если хочешь, чтобы я доверяла тебе, дай мне повод.

— Впрочем, мне и не нужно, не так ли? — спрашивает он, позволяя своей руке скользнуть между моих ног. Сегодня я в джинсах, так что на этот раз он обнимает меня через два слоя ткани. — Если я захочу, я могу взять это прямо сейчас.

Не обращая внимания на тяжесть в животе, я выдерживаю его взгляд. — Ты мог бы. Но это произойдет только один раз. Я никогда больше не позволю тебе оставить меня одну. Это то, что ты хочешь? Это дело завоевания? Однажды ты сказал, что можешь трахнуть меня и вытащить из своей системы. Это все для тебя? Какой-то порыв лишить меня девственности, тогда ты со мной покончишь?

Он уклончиво качая головой, говорит: — Не совсем так. Как я уже сказал, ты мне нравишься.

— Я тебе нравлюсь, но ты хочешь сделать мне больно? — Я спрашиваю.

— Дело не в том, чтобы причинить тебе боль.

Прогресс! — То, что ты делаешь мне больно, ничего для тебя не значит?

Слегка нахмурившись, он качает головой. — Нет, боль меня мало волнует. Это борьба, я думаю. Мне нравится подавлять тебя. Мысленно, физически — мне просто нравится брать тебя на себя. Точно не знаю, почему; Я думаю, я никогда не чувствовал себя настолько хорошо подобранным. Черт, мне нравится делать это, даже когда я знаю, что не собираюсь трахать тебя, просто чтобы увидеть страх в твоих глазах. Это пиздец, не так ли?

Хоть это и грубое признание, оно также кажется мне уязвимым, и я хочу укрепить его честность, поэтому вытягиваю запястье, которое он целовал, и нежно касаюсь его лица. Выдерживая его взгляд, я качаю головой. — Не совсем. Что ты видишь, когда смотришь на меня? Думаешь, я слабее тебя, кто-то, кого легко задеть? Или ты считаешь меня сильной?

— Сильной, — говорит он без колебаний. — Одна из самых сильных людей, которых я когда-либо встречал, такими, какими я даже не знал, что люди могут быть.

— И тебе нравится, когда я в твоей власти, — говорю я для проверки. — Может, тебе нравится сила, когда ты побеждаешь того, кого считаешь такой сильной?

Он кивает, глядя мне в лицо. Его темные глаза слегка прикрыты, то ли похотью, то ли скептицизмом, я не уверена.

— Тебя заводит мысль обо мне беспомощной? — Я спрашиваю.

— Для меня, — уточняет он. — Не беспомощной вообще, только для меня.

Я киваю головой, сглатывая. — Уменьшает ли твое возбуждение мысль о том, что мне это нравится?

— Нет. Я хочу, чтобы ты наслаждалась этим. Мне нравятся милые беспомощные звуки, которые ты издаешь, когда кончаешь.

Покраснев, я опускаю взгляд на его грудь и пытаюсь сосредоточиться на своем потоке мыслей, не отвлекаясь на застенчивость. — Уменьшает ли твое возбуждение представление о том, как я плачу? Умоляю тебя остановиться?

Он колеблется секунду, размышляя о том, хочет ли он быть честным, но затем говорит: — Нет.

Я вздохнула, но постаралась сохранить свою объективность.

Итак, он может взять или оставить мое удовольствие, но он предпочитает его. Все в порядке. Мой желудок сжимается от веса всех моих нервов, когда я пытаюсь найти в себе мужество для следующей части. — Хорошо, а что, если бы ты мог выполнять все движения, но это была просто игра? Ты когда-нибудь… — я прочищаю горло, пытаясь снова. — У тебя явно был сексуальный опыт, так ты когда-нибудь исследовал эти желания с кем-нибудь из них?

Картер качает головой, все еще наблюдая за мной. — Я же сказал тебе, ты была первой.

— Итак, кое-что, на что я наткнулась… — Боже, как неловко. С таким же успехом можно просто выплюнуть это. — Разным людям явно нравятся разные вещи. Сексуальность — это спектр, и сексуальные интересы меняются и развиваются, и… только потому, что вы можете увлекаться чем-то, что не все считают нормальным, это не значит, что это должно быть преступным, вам просто нужен определенный тип партнера. Ты можешь заняться более безопасной игрой, которая позволила бы то же самое… — Я понятия не имею, как сказать то, что пытаюсь сказать. У меня в голове полный беспорядок, я не знаю, воспринимает ли он это вообще, и мне просто так неловко.

Однако он не высмеивает меня, когда говорит, и использует мое настоящее имя, что меня воодушевляет. — Просто скажи это, Зои.

— Мне просто интересно, что могло бы случиться, если бы у тебя был кто-то, кто понимал бы твои желания, кто-то, кто согласился бы играть с тобой так, как тебе нравится. Если тебе нравится брать чью-то силу, возможно, ты мог бы попробовать это с кем-то, кто с радостью отдаст тебе свою силу.

Я смотрю на его лицо, чтобы убедиться, что он все еще со мной, и удостоверившись, я продолжаю.

— Но дело в том, что в любой ситуации, когда власть передается тебе вот так, требуется большое доверие. Такие оношения требуют большего, чем обычно. Это должен быть кто-то непредубежденный, но самое главное, тебе придется инвестировать в неё. Тебе придется по-настоящему побеспокоиться, потому что это не всегда может быть так хорошо, и если ты зайдешь слишком далеко и на самом деле повредишь свою игрушку, тебе нужно будет позаботиться о ней позже. Ты не можешь просто игнорировать их потребности или их ограничения; ты должен сделать это правильно. Я думаю, что твои потребности можно удовлетворить, если ты будешь стремиться удовлетворить их в нужном месте, но не в том месте… когда ты станешь чьим-то кошмаром. Есть грань между насилием и грубой игрой, но у тебя склонность к хищничеству, Картер. Я могу с достаточной уверенностью сказать, что если ты на законных основаниях не позаботишься о своем партнере, эта линия исчезнет.

Его темные глаза загораются интересом. — Игрушка?

Я проверяла его реакцию и не была шокирована, обнаружив, что ему нравится эта фраза. Я сглатываю. — Я полагаю, что твой идеальный партнер должен находить удовольствие в том, чтобы быть твоей игрушкой.

Склонив голову набок, он спрашивает: — Ты вызываешься добровольцем?

Я быстро качаю головой, чтобы развеять его заблуждения. — Нет. Мы просто разговариваем, и все. Я пытаюсь понять, что тебя интересует, каковы твои конкретные потребности, чтобы увидеть, может быть…

— Я уже согласился на что-нибудь, что могло бы помочь тебе?

Слабый след надежды, очевидный в его вопросе, вызывает сочувствие и заставляет меня задуматься. — Я так не думаю, но у меня еще даже не было нормального секса, поэтому я не могу быть уверена. Тот факт, что я сейчас здесь, после всего, что ты сделал со мной, заставляет меня думать, что я смогу с этим справиться. Однако все начинается не с секса. — Я поднимаю брови, сурово глядя на него. — Все начинается с построения доверия и отношений. Как и любые отношения. Я знаю, что у тебя их было не так много, но обычно перед сексом люди соединяются друг с другом как человеческие существа, создают свою эмоциональную привязанность, а секс происходит после.

Его нос морщится от преувеличенного равнодушия. — Это не совсем мой стиль.

— Ну, а это мой, — сообщаю я ему. — Доверие играет центральную роль в любых прочных отношениях, но особенно в таких, как эти. Если я собираюсь доверить кому-то беспрепятственный доступ к моему телу, я должна сначала доверить ему все остальное. Давай лучше узнаем друг друга и посмотрим, заинтересованы ли мы в этом.

— Но, зная то, что ты уже знаешь, ты могла бы быть заинтересованной? — он спрашивает.

Не знаю, имеет ли значение мое принятие, но эти проблески уязвимости заставляют меня думать, что да, поэтому я киваю. — Может быть.

Кивая головой, он говорит: — Интересно, — как будто проводит собственное исследование. — Думаю, я могу потерпеть.

— Как великодушно с твоей стороны, — легкомысленно говорю я.

Он улыбается мне. — Не так ли?