Неприкасаемый

17

Большую часть недели я не боюсь ходить в церковь. Это не совсем мое дело, но Грейс там в своей стихии, и церковь, в которую мы ходим, хорошая. Они проводят большую работу с общественностью и предлагают множество возможностей для волонтеров. Все это наполняет чашу Грейс, и когда ты любишь кого-то, иногда ты делаешь что-то для него, чтобы сделать его счастливым, наполнить его. Не то чтобы мне это не нравилось, и в любом случае я бы не стала делать что-то лучше со своим временем.

Однако эта неделя отличается. На этой неделе Грейс избегает моего взгляда, и когда я мечтаю, пока пастор говорит, мои мысли возвращаются к прошлой ночи. К кушетке Картера Махони, прижатого его сильным телом, его рот претендует на мой, его рука засунута мне под джинсы. После всех моих тренировок, чтобы вытащить его из неблагополучного места, он убедил меня, что то, что мы еще не готовы к сексу, не означает, что мы не можем дурачиться. Он сказал мне, что хочет заставить меня кончить снова, сказал, что он должен мне один раз, когда я в первый раз взяла его, он не вернул услугу.

Итак, пока мой пастор говорит о грехе и искушении, в моей голове всплывают воспоминания о том, как я стонала имя Картера, мои глаза были закрыты, мое тело корчилось, а его пальцы отправляли меня в какое-то волшебное место.

Сидя на церковной скамье с этими воспоминаниями, проносящимися в моей голове, я краснею и чувствую себя неловко. Я разглаживаю складку на юбке, пытаясь изгнать эти мысли хотя бы до того момента, пока не покину это здание.

Когда служба заканчивается, я достаю телефон, чтобы проверить. Есть сообщение от Картера, в котором он спрашивает, чем я занимаюсь сегодня днем.

— Застряла в церкви, — пишу я ему. — Сегодня у нас собрание молодежной группы, у нас есть новый проект, и мы пытаемся организовать его быстро, чтобы вместе собрать средства.

— За что?

— Эта женщина и ее ребенок остановились у пастора и его жены, потому что у них дома случился пожар. Это уничтожило все их вещи, и им негде жить, поэтому мы собираемся собрать средства, чтобы помочь ей снова встать на ноги.

— Разве ты не ангел? — отвечает он.

Я практически слышу сарказм даже в тексте. — Нисколько, — отвечаю я. — Не обязательно быть ангелом, чтобы помогать людям.

— Когда это закончится? Как насчет того, чтобы встретиться за ланчем, и ты мне все расскажешь.

Я так привыкла говорить ему «нет», что кладу большие пальцы на клавиатуру, готовясь извиниться и сказать оправдение, прежде чем понимаю, что у меня его нет, и мне не нужно его придумывать. Если я собираюсь дать парню шанс, обед — хорошее начало.

— Хорошо, — отвечаю я вместо этого.

— Зои.

Голос передо мной вырывает меня из моего текстового разговора. Я краснею, видя дружелюбное, улыбающееся лицо молодежного пастора Джеймса. Я кладу телефон обратно в сумочку и улыбаюсь ему. — Доброе утро, пастор.

Глядя в холл, он говорит: — Я видел, как сегодня Грейс направлялась в молодежную группу без тебя.

— Да? — Должно быть, я пропустила ее уход, пока писала смс. — Ну, ты же знаешь Грейс, всегда стремящуюся и желающую увидеть, чем она может помочь.

Кивая головой, он говорит: — Она хороша, эта Грейс.

— Это точно, — соглашаюсь я.

— Как дела, Зои? — спрашивает он с легким акцентом в вопросе.

— Я в порядке, — говорю я ему.

— Ты?

Я смотрю вниз на землю, чуть крепче сжимая в руках ручку сумочки. Черт возьми, Люк. Это должно быть потому, что Люк видел меня вчера.

— Я не хочу, чтобы ты думала, что мы сплетничаем о тебе, потому что, уверяю тебя, это было вовсе не намеренно, но Люк признался мне, что у тебя были проблемы в школе с некоторыми детьми. Обзывают тебя и…

Я прервала его, кивая головой. — Да, на какое-то время, но я не думаю, что это произойдет больше.

Вместо того чтобы выглядеть успокоенным, он выглядит еще более озабоченным. — Потому что у тебя появились новые друзья?

Зная, что у него уже есть ответ, я отвечаю гробовым молчанием. Я точно знаю, что это такое, и я действительно не хочу этого слышать. Возможно, я не смогу убедительно доказать, что Картер не плохая новость, но никто другой не должен принимать это решение. Это мое. Я та, кто понесет последствия, если я ошибаюсь, чтобы дать ему шанс, поэтому мне не нужно говорить, что делать или с кем проводить время. Я вполне способна решить это самостоятельно, а кому это не нравится, тот может заниматься своими делами.

Вместо того, чтобы сказать то, что я ожидаю, пастор Джеймс твердо кивает и говорит: — Ну, я доверяю твоему суждению.

Я удивленно моргаю. — Ты доверяешь?

Он снова улыбается. — Конечно, я доверяю. Ты умная молодая женщина, Зои. У тебя хорошая голова на плечах. Ты уважаешь людей, которых я нахожу достойными восхищения. Я только надеюсь, что ты будешь настаивать на том, чтобы тебе оказывали такое же уважение, потому что ты заслуживаешь не меньшего. Ты находишься в возрасте исследования, самопознания и расширения, поэтому естественно пробовать что-то новое и знакомиться с новыми людьми. Я также хочу напомнить тебе, что моя дверь всегда открыта, если ты когда-нибудь захочешь поговорить о чем-нибудь — нужно ли тебе руководство или просто поделиться своими идеями с кем-то. Иногда мы лучше слышим собственные мысли, если они произносятся вслух. Даже если тебе просто нужен друг, кроме Грейс, чтобы поговорить. Моя дверь всегда открыта.

— Я ценю это, — говорю я ему, и я серьезно. Не знаю, почему я ожидала, что пастор Джеймс станет скучным и осуждающим. Он не такой; это одна из вещей, которые мне в нем нравятся.

— Ну, наверное, нам следует добраться до молодежной группы до того, как они начнут без нас, — легкомысленно говорит он.

Я не могу не улыбаться. — Будь осторожен, Грейс может забрать твою работу.

*

Моя встреча длится намного дольше, чем я ожидала. Я не смогла написать Картеру и сообщить ему об этом. Я пыталась дважды, но как только доставала телефон, кто-то начинал со мной разговаривать. Моя мама уже ушла после службы, когда я сказала ей, что потом пойду пообедать с Картером, но Картера нет в церкви, чтобы забрать меня, так как я никогда не писала ему, чтобы сказать ему, когда быть здесь.

Пастор Джеймс вышел на улицу, а Грейс болтала о сборе средств, который мы организуем на следующие выходные. В среду у нас собрание молодежной группы, но Грейс настояла на том, что, поскольку мы должны все это сделать к выходным, у нас должна быть пара руководителей групп, которые могли бы больше помочь, а затем она предложила мне помочь ей.

Итак, моя неделя теперь выглядит намного более занятой.

— Мы могли бы пойти с тобой за продуктами, — добровольно предлагает Грейс, когда пастор Джеймс ведет нас к ее машине. — Нам понадобится куча вещей, так что всегда полезно иметь больше рук, а поскольку у тебя есть этот большой внедорожник, мы с Зои можем легко поместиться со всеми принадлежностями для приготовления пищи.

С легким весельем в тоне Джеймс уверяет ее: — Я думаю, что мы справились с покупками, но спасибо, Грейс. Мы снова свяжемся с базой в среду и посмотрим, сколько у всех есть пожертвований.

— Я работаю завтра, — говорю я. — Так что я могу спросить о подарочной карте с моей работы.

— Завтра я позабочусь обо всех остальных местах в нашем списке, — уверяет его Грейс. – Ко вторнику я получу ответы от всех.

— Отлично, тогда мы поговорим об этом в среду, — говорит он.

Грейс пожимает плечами. — Я просто говорю, что могу прийти во вторник, если мы хотим получить фору.

— Среды будет достаточно, — уверяет он ее.

Пока он еще немного отбивается от энтузиазма Грейс, Картер, наконец, отвечает мне. Он все еще хочет пойти пообедать, поэтому спрашивает, в какую церковь я хожу, и говорит, что заскочит и заберет меня.

К тому времени, как я заканчиваю говорить по телефону, Грейс кричит: «Напиши мне позже» и ныряет на водительское сиденье своей машины.

Я машу ей рукой, когда она уезжает, затем поворачиваюсь к пастору Джеймсу, когда он замечает: — Она очень воодушевлена этой идеей.

Кивая головой, я не задумываясь отвечаю: — Она пошла на вечеринку на выходных; Думаю, она чувствует себя виноватой. Грейс всегда такая, но сегодня даже меня начал раздражать ее энтузиазм.

Джеймс смотрит на меня. — Вечеринка, да? Ты тоже пошла?

— Я не хотела идти, но когда она пошла без меня, мне пришлось забрать ее.

— Ты хорошая подруга, — говорит он мне. Небрежно засовывая руки в карманы костюма, он спрашивает: — Ты осталась там на некоторое время?

Я не хочу говорить с ним о вечеринке и не хочу рассказывать ему о Грейс ничего такого, чем бы она не поделилась, поэтому снова замолкаю.

Очевидно, почувствовав это, Джеймс продолжает так, будто не ждет моего ответа. — Я помню свою первую школьную вечеринку — явно не такую, как у нас в молодежной группе, — добавляет он немного со знанием дела. — Была девушка из церкви, которая мне нравилась. Ее не было среди моих друзей, она не участвовала в церкви, кроме воскресной службы, но она была хорошенькой, и у нее была чудеснейшая улыбка. Я был счастлив, просто глядя на нее, понимаешь?

Я улыбаюсь и киваю головой.

— Но у нее был этот ужасный бойфренд. Футболист, член борцовской команды — как и вся его семья. Три брата, все до единого Лонгхорны. Я не знаю, знала ли ты его, потому что он на год старше вас, но его младший брат был полузащитником, выпустился в прошлом году и уехал в Пенсильванский университет. Дункан Брэдвелл?

— О, да, я помню это имя.

Он кивает. — Ну да, его старший брат учился в моем классе, и все девочки его любили. Я уверен, ты знаешь, как это бывает.

Сразу вспоминается Картер, и я киваю. — Да, я знаю, как это бывает.

— Однако он был настоящим придурком, — говорит он, опуская взгляд и качая головой. — Настоящий гнев-монстр. Он злился на все. Что-то пошло не так, он не мог с этим справиться. Плохое отношение, но Мэнди, должно быть, что-то в нем увидела. Итак, в любом случае, когда меня пригласили на эту вечеринку, я подумал, может быть, это будет шанс поговорить с ней, или, может быть, я увижу Дункана в другом свете, когда увижу его в свободное время, и я смогу понять, что она в нем нашла, и смириться с этим. Может быть, убить эту злополучную любовь, или, если это был мой путь, чтобы быть с ней, то, может быть, начать дружбу. Я был открыт для любого исхода. Я хотел следовать по пути, для которого был предназначен, а не насиловать свою волю.

Я понимающе киваю.

— Это была тяжелая ночь. Все пили алкоголь и принимали сомнительные решения. Дункан и Мэнди поссорились, и он убежал, крича о том, какая она стерва — извини за мой язык. Мэнди была в слезах, говоря своей подруге, что она только пыталась сделать его счастливым, и она не знала, что сделала не так.

Я морщусь. — Это совсем не похоже на веселье.

Он улыбается, качая головой. — Да. Я, э-э… Должен признаться, я сам был не совсем трезв в тот момент, и когда я увидел плачущую Мэнди и ее подругу, уверяющую ее, что Дункан успокоится и вернется, в моих жилах было достаточно жидкой храбрости, чтобы я хотел сказать ей, чтобы она не ждала этого парня, что я думаю, что он настоящий придурок, и что она заслуживает кого-то, кто никогда не будет обращаться с ней так, как он.

Это похоже на Джеймса. Не то чтобы старшая школа была для него не так уж и давно, так что, думаю, мне не стоит удивляться, что он в основном тот же человек. — Ты сказал ей это?

Он кивает. — Я сказал. Я подошел прямо туда, отвел ее в сторону от ее подруги и сказал ей, какой замечательной я считаю ее, как меня бесило, что кто-то обращается с ней таким образом и заставляет ее плакать. Она приняла мое утешение, обняла меня, я думал, что иду по солнышку. — Его голос выравнивается с легким самоуничижительным краем. — Тогда Дункан вернулся, и весь смысл, который, как мне казалось, я внушил ей, вырвался наружу, и она побежала обратно к нему.

— Вонь, — сочувственно бормочу я.

Он пожимает плечами. — Ты не можешь спасти всех, — говорит он мне. — У Мэнди был свой собственный путь, и она усвоила свой урок на собственном горьком опыте. Он продолжал плохо с ней обращаться, потому что она позволяла ему это, потом он изменил ей с одним из ее подруг и разбил ей сердце.

— Это ужасно.

Он кивает, соглашаясь. — Некоторые люди недобросердечны, Зои. Мы можем захотеть, чтобы они были, мы можем предложить свою руку и попытаться вытащить их, но знаешь что? Им гораздо легче нас тянуть вниз. Мэнди думала, что сможет изменить Дункана, но все, что она получила за свои усилия, было разбито. Следование за Дунканом привело ее на другой путь, чем тот, с которого она начала. Даже после того, как они расстались, она застряла на этом греховном пути. Она так и не вернулась. Когда случился ее первый кризис, и она поняла, что Дункан завел ее куда-то плохо, она могла внести изменения и вернуться назад. Она могла бы вернуться в церковь, собрать осколки после той болезненной ошибки и сделать правильный выбор в будущем, но она этого не сделала. Сейчас ей 23 года, у нее 2 детей от 2 разных мужчин, ни за одного из них она не замужем. Ее жизнь не такая, какой она хочет, но она позволяет ей оставаться такой. Это то, что определяет твой путь. Это не ошибки, которые ты можешь совершить, это не уклонение от прямого и узкого пути. Это знать, когда сказать «достаточно», когда перестать принимать это дерьмо, и когда повернуться обратно к свету и прочь от всего, что искушает тебя отклониться от него.

Словно по сигналу, «Мустанг» Картера въезжает на практически пустую церковную парковку. Так как Джеймс и я единственные, кто все еще стоит здесь, он подъезжает прямо и останавливается перед нами. Темный взгляд Картера оценивающе скользит по Джеймсу, затем скользит ко мне.

— Запрыгивай, детка.

Жар ползет по моей шее и окрашивает щеки. Он должен был называть меня деткой, не так ли? Почему он живет, чтобы мучить меня? Я бросаю на него предупреждающий взгляд, затем снова смотрю на пастора Джеймса. — Увидимся в среду.

— Да, тогда увидимся, — отвечает он слегка покорным голосом.

Я открываю пассажирскую дверь и проскальзываю внутрь. Едва захлопнув ее, я чувствую, как рука Картера двигается к моему затылку. Он хватает меня и притягивает к себе для агрессивного поцелуя, просто на тот случай, если «детка» не донес свою точку зрения.

Когда он заканчивает целовать меня и прикусывает нижнюю губу, мне хочется опуститься на сиденье и исчезнуть. Картер смотрит в мое окно, слегка улыбаясь моему пастору. Я даже не могу смотреть на пастора Джеймса, который все еще стоит там, но, к счастью, Картер тоже не хочет задерживаться. Он снова заводит машину и удирает с церковной парковки, как разъяренный мудак.

Отлично. Это просто замечательно.

— Это было необходимо?— Я спрашиваю его.

— Я думаю, что да, — замечает он. Едва сбиваясь с ритма, он продолжает: — Кто был этот парень? Почему ты встречаешься с ним в среду?

— О, тот парень, перед которым ты меня только что растерзал? Это мой молодежный пастор, — говорю я, глядя на него. — Я увижу его в среду в молодежной группе, и теперь у него будет мысленный образ, как ты целуешь мое лицо, а затем уезжаешь, как неандерталец, так что большое спасибо за это.

— Неандертальцы не водили машину; это прямые факты. И этот парень не выглядел достаточно взрослым, чтобы быть пастором.

— Ему 23.

— Как я уже сказал, — отвечает Картер.

— Если ты пытался сделать мою жизнь менее приятной, поздравляю, ты это сделал. Кассир, перед которым ты меня вчера “подлизывал”? Его младший брат. Теперь вся их семья будет молиться за мою душу.

Картер ухмыляется, как будто это приносит ему удовольствие, а не смущение. — Рад помочь, принцесса.

— Это ужасно, — сообщаю я ему, неодобрительно качая головой. — Я думаю, что у пастора Джеймса есть какой-то спасительный стояк для падших женщин, так что теперь он, вероятно, будет торчать у меня в заднице в молодежной группе следующие пару недель. Обычно я могу держаться особняком и просто помочь минимальной суммой. — Театрально вздохнув, я откинула голову на сиденье. — Мужчины хуже всех. Я всех вас ненавижу.

— Этот парень казался худшим, — кивает Картер. — Тебе не следует с ним тусоваться. Его скучность может передаться тебе.

— Я буду тусоваться с кем захочу, большое спасибо, — сообщаю я ему.

Он пожимает плечами. — Посмотрим. Мне не нравится, как он на тебя посмотрел.

— Это абсурд.

— Я знаю, что я видел, — отвечает Картер.

— Джеймс — пастор. Женатый пастор. Ты можешь расслабиться, он не хочет прижимать меня к своей кушетке и делать со мной все по-своему, он хочет спасти меня от плохого влияния, которое может захотеть делать такие вещи.

— В любом случае, он не похож на того, кто должен следить за твоей задницей, когда ты садишься в мою машину. А это выражение его лица, когда я поцеловал тебя? Это было не осуждение, это была зависть.

— Стоп, — говорю я, затыкая уши. — Перестань пытаться извратить все в моей жизни. Мне нужно кое-что, чтобы оставаться чистой, черт возьми.

— Люди нечисты, принцесса, — говорит он мне, качая головой, когда включает сигнал поворота. — Когда ты собираешься принять это?