Неприкасаемый

32

В детстве я смотрела «Русалочку» много раз, я смотрю начало, пока Хлоя не увлечется и перестанет обращать на меня внимание, затем я беру телефон и просматриваю некоторые свои заметки, чтобы подготовиться к уроку в понедельник. Картер сократил время моего обучения, а мне завтра на работу. При подготовке я сфотографировала все свои заметки и сложила их в папку в телефоне, чтобы, если у меня будет свободное время у кассы, я могла заниматься.

Это оказался отличный план. К тому времени, когда Ариэль выходит замуж и живет долго и счастливо, я чувствую себя немного менее напряженной из-за того, что почти все выходные провела с Картером.

Хотя я немного удивлена, что он мне еще не надоел. Как бы мне ни нравился Картер и я находила его интересным, проводить столько времени с кем-то без перерыва — это много. Сейчас любой человек действует мне на нервы, но я все еще наслаждаюсь обществом Картера.

— Можешь передать мне пульт?

Я сижу на полу перед диваном, на котором лежит Картер. Я только мельком взглянула на него, прежде чем наклониться вперед, чтобы взять для него пульт дистанционного управления, но то, что я вижу, заставляет мое сердце остановиться, упасть и выкатиться из моего тела.

Хлое захотелось спать, пока шел фильм, поэтому она решила лечь на Картера и использовать его как импровизированную кровать. В настоящее время она крепко спит, как маленький ангел с одной маленькой рукой, обвивающей его шею. Другая ее рука обвивает его бок, так что она практически обнимает его, пока спит.

Я не могу с этим справиться. Вместо того, чтобы двигаться к дальнему столику, куда Картер положил пульт перед тем, как лечь с Хлоей, я просто сижу здесь, вполоборота, и смотрю.

— Это так мило, я не могу этого вынести, — сообщаю я ему.

Картер закатывает глаза. — Да, я теряю чувствительность в руке — очень мило.

Поскольку он неподвижен, а Хлоя спит на нем, и он не может остановить меня, я отступаю назад, поворачиваюсь и переключаю телефон в режим камеры. Я нажимаю на экран, чтобы сфокусироваться, и фотографирую их.

— Ты поможешь мне или еще посмотришь на меня? — Картер спрашивает, когда я закончиваю.

— Я все еще решаю, — признаюсь я. — Поскольку ты, вероятно, оплодотворил меня, мое сердце сжимается при мысли о том, как ты относишься к ней так по-отцовски.

— Полагаю, ты не заставишь меня сегодня надеть презерватив, а? — бормочет он.

— Нет, я все равно заставлю тебя надеть презерватив, — говорю я, так как не уверена, что он шутит. — Это, безусловно, станет менее привлекательным после того, как я какое-то время поживу твоей бесплатной няней, а ты погасишь все мои стремления и заменишь их детскими подгузниками.

— Ты чертовски цинична в отношении любых шансов на будущее со мной, не так ли?

— Я не цинична, просто реалистка. Почему тебя не пугает перспектива подростковой беременности? — спрашиваю я, так как он дал мне солидный шанс.

— Дети не страшны.

— Я знаю, они очаровательны, но это также и огромная ответственность, не говоря уже о пожизненном обязательстве. Мы с тобой не просто застряли бы, пытаясь жить по расписанию новорожденного, мы бы застряли друг с другом навсегда. Я не говорю, что у нас не получится, но это было бы далеко не идеально, и я не понимаю, почему это тебя не пугает. Меня это пугает.

— Поскольку это у тебя в голове, это разрушит твою жизнь, — просто говорит он.

— Почему нет? — Это та часть, которую я не понимаю.

— Потому что я знаю, что это не так.

— Откуда ты это знаешь? Ты уже обрюхатил девушку?

Его темные глаза закрываются с чем-то вроде раздражения. Вместо того, чтобы ответить мне, он кладет руку на спину Хлои и садится. Ее маленькая головка болтается, но он встает и поправляет ее вес. Она шевелится ровно настолько, чтобы обнять его за шею, но ее глаза тут же закрываются, и она кладет голову ему на плечо.

— Я отведу ее в постель, — говорит он мне.

Мое бьющееся сердце проваливается в живот. Потребовалось так много мужества, чтобы задать этот вопрос, и он игнорирует его. Тоже совершенно бредовый вопрос. Даже если ответ окажется положительным, это все равно безумие.

Я знаю, что тоже не могу спросить об этом снова. Мне не нравится, что он не может просто дать мне удовлетворительные ответы на некоторые вопросы, чтобы я могла уложить их в голове. Мне не нравится, что он держит меня в неуверенности и сводит меня с ума. До Картера у меня не было приступов неуверенности в себе, когда я думала, что мой парень, возможно, уже изменил мне. Я не беспокоилась о том, что забеременею, или о том, что мои оценки упадут и поставят под угрозу мое будущее, или почти обо всем, о чем я беспокоюсь сейчас.

Я часто позволяю Картеру сорваться с крючка, но он должен знать, что иногда ему приходится бросать уклончивую чушь и отвечать мне по-настоящему. Единственный способ, которым он научится, это если я покажу ему, а это не в первый раз, пока он несет Хлою в постель, я хватаю свою сумочку, надеваю туфли и готовлюсь уйти.

Когда Картер возвращается, он замедляется, понимая, что я готова идти. — Куда, по-твоему, ты идешь? — небрежно спрашивает он, подходя.

— Домой, — говорю я ему, перекидывая сумочку на плечо. — У меня завтра долгий рабочий день и учеба, поэтому мне нужно немного поспать.

Обхватив меня руками за талию и притянув к себе, он спрашивает: — И ты думаешь, я не дам тебе поспать, если ты останешься здесь?

Невольно улыбаясь, я говорю ему: — Я не могу оставаться здесь снова.

— Почему бы и нет?

— Потому что я здесь не живу. Я сказала маме, что помогаю тебе присматривать за твоей младшей сестрой, а потом я буду дома. С няней покончено. Мне пора идти.

— Ты не можешь просто спросить парня, обрюхатил ли он кого-нибудь, а затем бросить его под глупым залогом, — заявляет Картер.

— Почему бы и нет? Не похоже, чтобы ты собирался мне отвечать. Если бы ответ был отрицательным, было бы довольно просто просто сказать это. Если ответ положительный… — я замолкаю, качая головой, потому что даже не знаю, как продолжать.

Это одна из тех мыслей, которые, как я думаю, мне не придется заканчивать, потому что, несмотря на то, что это безумие даже вопроса, ответ должен быть отрицательным. У меня нет системы отсчета, куда даже идти после этого, если это не так.

Вместо того, чтобы немедленно успокоить меня, Картер спрашивает: — Если ответ положительный…?

Мой желудок скручивается и сразу становится легче, как будто я только что спрыгнула с уступа и теперь предвкушаю, как мое тело ударится о тротуар. — Я не… — я качаю головой, подыскивая слова. — Я не знаю. Тогда у меня есть еще около миллиона вопросов.

— Что в начале списка?

Я пытаюсь отстраниться, но он не отпускает меня. — Значит, да? Кто? Когда? Она сохранила его? Это была Эрика? Поэтому ты буквально сводишь ее с ума? Хлоя действительно твоя младшая сестра? О Господи. Тебе восемнадцать.

— Дыши, — мягко говорит он, глядя мне в лицо.

Я слишком занята, чтобы дышать. Ему нужно начать отвечать на некоторые мои вопросы, но в то же время я боюсь собственной реакции, если он это сделает. Сколько бы я ни смогла проглотить, в этом есть что-то, от чего я не могу избавиться. Мне будет неудобно отталкивать его за то, что он сказал мне правду, но некоторые истины просто слишком трудно проглотить.

Это даже не Хлоя. Если она его, дико, что он может быть моего возраста и иметь пятилетнего ребенка, но больше меня беспокоит мысль о том, что он уже пережил этот рубеж с кем-то другим, особенно если это была Эрика. Мне нужно знать, была ли это Эрика. Она никогда не оставит меня в покое, даже через миллион лет, если бы это была она.

Гораздо спокойнее Картер говорит мне: — Слишком рано для этого разговора. Я знаю, что это дерьмовый ответ, и я сожалею об этом, но это слишком рано.

— Я имею в виду, это наш разговор, Картер. Ты не можешь просто так оставить меня висеть на краю обрыва. Хочешь ли ты рассказать мне подробностей или нет, ты в основном ответил на вопрос. Это да.

— Это не так просто, — заявляет он, проводя ладонями по моим рукам в стабилизирующем ритме.

— Это была Эрика?

— Нет, это была не Эрика. Она не имеет к этому никакого отношения, — отвечает он. — Я никого не поймал… — Он замолкает, качая головой и отводя взгляд от меня. — Мне просто нужно, чтобы ты доверилась мне в этом, хорошо? Это не то, что ты представляешь. Когда-нибудь я объясню тебе это, но сейчас ты знаешь все, что тебе нужно знать.

— Ты любил ее? Девушку, которую ты…?

— Нет.

— Ты все еще… Я имею в виду, она здесь? Ты ее видишь?

— Нет. Я обещаю тебе, тебе не о чем беспокоиться. В этом нет ничего, что когда-либо повлияет на тебя. Нет никаких скрытых строк, которые ждут, чтобы сбить тебя с толку. Нет драмы про маму, ничего подобного. Я не имею к ней никаких связей. Она ушла и не вернется.

— Хлоя? Она на самом деле твоя…? Я никак не могу выдавить из себя слово «дочь». Это слишком странно.

Он недолго колеблется, затем кивает.

Я саам собрала это по кусочкам и до сих пор чувствую, что меня просто ударили мешком кирпичей.

— Она не знает, — добавляет он, как будто это может помочь. — Она думает, что я ее брат. Она маленькая, поэтому она не сомневается в этом.

Мне нужно сесть. Вырываясь из его объятий, я подхожу к дивану и сажусь, держась за край и вспоминая все что произошло несколько минут назад, когда он лежал с ней на диване.

Картер следует за мной к дивану, но не садится рядом со мной. Он скрещивает руки на груди и стоит, глядя на меня, как на опасность сбежать.

Я летающий риск. Эта проверка того, что казалось надуманным подозрением, открывает червоточины, через которые я не хочу провалиться. Я должна, хотя. Я не собираюсь быть той девушкой. Я не собираюсь засовывать голову в песок, чтобы не принимать сложных решений.

Я пытаюсь отфильтровать все, что Картер когда-либо говорил, что может иметь отношение к этой ситуации, но вера в любую из этих вещей основана на признании того, что он был правдив, когда сказал мне, что не лгал мне. Когда он это сказал? Я пытаюсь вспомнить, какие из его заявлений были раньше, а какие позже. Даже если он не солгал мне, когда сказал это, это не значит, что он не солгал потом.

— Почему ее больше нет? Девушка, которая забеременела от тебя. Это зловещее заявление, исходящее от кого угодно, но исходящее от тебя… — Я смотрю на него, страх давит на меня. — Что это означает?

Его челюсть сжимается, и это не наполняет меня оптимизмом. — Я ответил на столько вопросов об этом, сколько хотел, — говорит он мне.

— Я сделала для тебя много такого, чего не хотела делать, — указываю я. — Я думаю, справедливости ради, тебе следует завести для меня хотя бы один разговор, которого ты не хочешь.

— Это не имеет к тебе никакого отношения, — сообщает он мне, по-видимому, недвижимо. — Я не хочу ссориться с тобой, я не пытаюсь закрыть тебя или задеть твои чувства, но я не хочу говорить об этом, и мне нужно, чтобы ты это уважала.

Вскакивая с дивана, широко раскрыв глаза, я говорю ему: — И я не хотела отсосать тебе перед твоими придурками-товарищами по команде или отдать тебе свою девственность в подвале Картрайта. Иногда ты не получаешь то, что хочешь, и все, что ты можешь сделать, это смириться с этим.

Это должно быть правдой, это должна быть выигрышная рука. Как бы я не обращала на него внимания, я действительно чувствую, что он должен мне несколько минут дискомфорта. Рассказывать мне о какой-то связи, которую он оплодотворил, даже близко не соответствует уровню того, что мне пришлось переварить и отложить. У меня нет проблем с рискованными эмоциональными вложениями в него, но если он не может время от времени отплатить за услугу… ну, к черту это. Это не отношения, это эмоциональная благотворительность, и я здесь не для этого.

Я как раз собираюсь это сказать. Клянусь Богом, да, но прежде чем я успеваю, Картер хватает меня за горло. Не сильно, чтобы не причинить мне боль, достаточно, чтобы напугать меня. Затем он воспользовался моим потрясением, чтобы вести меня, пока моя спина не прижалась к стене. Тревога, охватившая меня, на мгновение крадет мои слова. Я уже собираюсь открыть рот и сказать ему, чтобы он убрал от меня руки, когда его рука падает с моего горла.

Я сглатываю и вглядываюсь в выражение его лица, в его энергию, чтобы оценить потенциальную опасность сейчас, когда он в двух шагах от того, чтобы задушить меня.

— Может быть, я неясно выразился, — ровно говорит он, кончиками пальцев скользя по моей левой руке. Я оттягиваю ее от него, и его темные глаза устремляются на мое лицо. — Это не дебаты. Тема закрыта.

Глядя на него и убирая руку от его прикосновения, я говорю ему: — Ну, как и мои ноги.

Медленная темная улыбка расползается по его чувственным губам. — Пока я их не открою, конечно.

— Не смей. Я не играю с тобой сейчас, Картер. Это не игра. Это не отношения, если ты все время берешь верх, а я получаю любые объедки, которые ты хочешь мне бросить. Я не подписывалась на это. Меня это не интересует. Если ты хочешь, чтобы я доверяла тебе, ты должен быть готов открыть для меня какой-то уголок себя. Я не могу быть единственной, кто прогибается в каждом отдельном сценарии. Это не может быть только работой для меня и весельем для тебя. Я не могу этому доверять.

— Ты все равно мне не доверяешь, — заявляет он. — Даже если я делаю все правильно, это не имеет значения.

— Это неправда, — говорю я, и от его слов мой желудок сжимается.

— Да. Если хочешь затаить обиду, Зои, по крайней мере, скажи об этом честно. Я не виню тебя. Это нормально. Я думал, ты даешь мне шанс, но, может быть, я ошибался. Может, ты просто хранила боеприпасы, чтобы использовать их против меня, когда представится удобный случай. Может быть, ты такая же, как все.

Ой. — Не говори так. Ты не веришь этому.

— Может быть, да. Все чего-то хотят, Зои, — говорит он, проводя тыльной стороной ладони по моей линии подбородка. — Что ты хочешь от меня?

Я ненавижу то, что чувствую, как мои внутренности сжимаются под холодом его ответа, но в том, что он говорит, есть опасность. Не реальная, физическая опасность, но его слова подчеркивают риск погасить его главный интерес ко мне — и погасить его неправильно, потому что я такая, какой он меня считает. Не личный интерес заставляет меня пытаться связаться с ним или мириться с его дерьмом, но он уже почти убежден, что большинство людей — потребители. Как только он относит меня к этой категории, у меня возникает чувство, что обратного пути нет.

— Ты хочешь быть особенной? — спрашивает он, его взгляд скользит по мне, прежде чем снова вернуться к моему лицу. — Я дал тебе это, не так ли? Ты хотела, чтобы люди оставили тебя в покое из-за Джейка, поэтому я остановил это. Я помог тебе с твоим дурацким церковным сбором средств. Я познакомил тебя со своей семьей, чтобы ты знала, что я говорю серьезно. Я думаю, несправедливо говорить, что я никогда не даю, Зои. Я думаю, что знаю, только не так, как ты.

Я хочу пробормотать, что сбор средств не был глупым, но сейчас не стоит защищаться. — Я не имела в виду, что ты никогда не делаешь мне ничего хорошего, — говорю я ему. — Но ты выбираешь и выбираешь. Ты отдаешь, когда это тебе ничего не стоит. Я даю, когда цена высока. Это первая вещь, которая тебе когда-либо стоила чего-то, и ты не хочешь говорить со мной об этом.

Он не удосуживается не согласиться. — Правильно, я не знаю. Я уважаю твои границы, когда ты говоришь мне, что я должен, так что уважай мои.

— Когда, Картер? Когда ты действительно уважал мои границы, потому что я сказала нет? Уж точно не в классе.

— Это не считается. Это было раньше.

— Отлично. Не тогда, когда я сказала тебе, что не хочу идти на вечеринку в дом твоей бывшей, и ты неопределенно пригрозил изнасиловать мою лучшую подругу, если я не появлюсь, чтобы занять ее место. Не тогда, когда я сказала: «Я не хочу терять девственность сегодня вечером», а ты сказал «к черту это» и все равно взял это. Определенно нет, когда я просила тебя не кончать в меня, и ты дважды кончил. Я могу привести больше примеров, если тебе нужно.

Вместо того, чтобы выглядеть отдаленно пристыженным, Картер говорит: — Я никогда не угрожал изнасиловать Грейс.

— Да ты так сделал. После этого, и того, что ты сделал со мной, и того, что, по твоим словам, ты хотел со мной сделать, как я могу просто… не волноваться об этом скелете в твоем шкафу? Что ты сделал с той девушкой? Что с ней случилось? Почему ее больше нет рядом? Почему у тебя есть Хлоя и нет опасений, что ее мама может всплыть на поверхность? Неужели она не может возродиться? Мы шутим о том, где твоя моральная линия, но, честно говоря, я понятия не имею. Я не знаю, есть ли он у тебя. Ты скользкий путь, и я действительно ищу в тебе лучшее, но я не собираюсь закрывать глаза на реальность, чтобы лгать себе.

Его голос падает, в нем прокрадывается намек на угрозу, когда он огрызается: — Не плетись вокруг вопроса, Эллис. Если ты пытаешься меня о чем-то спросить, давай, черт возьми, спрашивай.

Каждая клеточка моего тела вопит, чтобы я бросила ее и выбралась из этой ситуации так мирно, как только могу, но та часть моего мозга, которая привыкла к Картеру, меньше боится, несмотря на его тон. — Ты причинил ей боль? — спрашиваю я дрожащим голосом. Не знаю, нужен ли мне ответ, но он мне нужен. — Ты сказал мне, что никогда не делал ничего подобного никому раньше, но ты также сказал мне, что Хлоя была твоей сестрой, так что… это неправда, что ты никогда не лгал мне, и если это одна из вещей, которые ты солгал, может быть, и это тоже было.

Теперь я его разозлила. Я вижу это по напряжению его мускулов, по сжатым челюстям и раздуванию ноздрей, когда он дышит. Судя по внешнему виду, не задушить меня значит с его стороны сильно физически сдерживать, и хотя я нахожу это немного беспокоящим, видимо, недостаточным, потому что вместо того, чтобы бежать, я остаюсь прижатой к стене и жду, пока он ответит на мой вопрос.

— Я причинил ей боль? — повторяет он спокойно, медленно, будто смакуя гнев, который разжигает внутри этот вопрос. Он подходит ближе и упирается руками в стену, пытаясь подставить меня. Я напрягаюсь, зная, что он пытается меня запугать. Чтобы наказать меня за такой некрасивый вопрос.

Он сокращает дистанцию, наклоняясь и наклоняя голову, будто собирается меня поцеловать. Вместо этого он прячет лицо в изгибе моей шеи. Я вздрагиваю от ощущения его теплого дыхания на чувствительной коже. Мои нервные окончания оживают, когда он прижимается губами туда, но я отталкиваю его. Он уклоняется от вопроса, и это ужасно.

— Мне нужно, чтобы ты ответил на этот вопрос, Картер. Мне нужна правда.

Схватив мои запястья, он грубо прикалывает их к стене над моей головой. — Я ее изнасиловал? — спрашивает он, приподняв бровь.

Я отказываюсь вздрагивать. — Ты?

Презрение сочится из его тона, когда он отвечает: — Нет.

Я хочу почувствовать облегчение. Может быть, я должна почувствовать облегчение, но трудно создать ощущение облегчения, когда сталкиваешься с разгневанным Картером Махони. — Хорошо. Я просто должна была спросить. Ты же знаешь, как страшно доверять тебе, Картер. Технически мы все еще знакомимся друг с другом, так что… я имею в виду, я должна была спросить.

— Ты веришь мне?

Тон у него ровный, но все равно тревожный звоночек. — Да. Нужно ли мне?

Он пожимает плечами. — Я говорю правду. Это не обязательно означает, что ты должна в это верить.

— Она… жива?

Его губы слегка изгибаются. Взгляд его глаз заставляет меня забрать вопрос обратно, но он не отвечает мне. Во всяком случае, не словами. Он медленно пожимает плечами, на его красивом лице суровое выражение. Его ответ может означать, что это не мое дело, и он не собирается мне рассказывать, или может означать, что он не знает, жива ли она, и ему все равно.

Это пытка. Выковыривать правду вот так, предлагая то, что доступно, и отказываясь от остального. Мне нужна вся правда, а не только ее фрагменты. Я хочу, чтобы он пошел ва-банк на меня, а не придерживался более безопасных ставок. Я хочу знать его всего, каждый темный уголок; Я не хочу быть отнесенной к поверхностному слою, как и все остальные.

Может быть, он прав, может быть, я действительно хочу быть особенной, но только потому, что это единственный способ узнать его по-настоящему. Вы бы не подумали, увидев его в окружении друзей в школьных коридорах, но Картер Махони — это крепость, и он держит всех взаперти.

Я хочу войти.

Я понимаю, что усиливаю его сопротивление, сражаясь с ним за правду. Я никогда не выиграю, открыто сражаясь с ним вот так. Он не отступит внезапно из-за того, что я достаточно ворчала по этому поводу — это не Картер. Он так не работает. Борьба с ним только уменьшит мои шансы получить то, что я хочу, а если я не узнаю правды, то я сойду с ума, пытаясь не отставать от этого придурка.

Его руки все еще на мне. Это важно. Как бы он ни был раздражен мной, как бы я его ни раздражала, он все равно хочет прикоснуться ко мне.

Я высвобождаю свои запястья из его хватки и наклоняюсь к нему, выгибаясь от стены ровно настолько, чтобы дотянуться до молнии на спине моего платья. Глаза Картера подозрительно сужаются, когда я тяну его вниз, и ткань вокруг меня ослабевает. Не говоря ни слова, я опускаю верх платья на руки, затем тяну ткань, пока она не падает на пол.

Взгляд Картера становится горячим, когда он смотрит на мое предложение, сначала задерживаясь на моей груди, затем скользя вниз по моему животу, наконец, останавливаясь между моими бедрами, прежде чем вернуться к моему лицу. В его темных глазах мелькает недоверие, но он ничего не говорит.

Безмолвно я делаю шаг вперед, прижимаясь своим телом к его. Его жар обжигает меня, и моя кровь согревается, когда я удерживаю его взгляд, отказываясь дрогнуть. Я обхватываю одной рукой его шею, а другую кладу на его сильное плечо, затем наклоняю голову и целую его сильную челюсть. Я целую его шею так же, как он пытался поцеловать меня минуту назад, но его тело неподвижно и не отвечает. Это просто заставляет меня стараться больше. Моя рука на его плече скользит вниз к его талии, и я притягиваю его к себе, слегка потирая грудью о его твердую грудь, затем снова целуя его челюсть.

В яростном порыве он хватает меня за волосы и откидывает голову назад. Мое сердце колотится, когда он отталкивает меня на несколько оставшихся дюймов к стене, затем толкает меня в плечо, пока я не падаю на колени. Страшно знать, что он может причинить мне боль, если захочет, но не знать, сделает ли. Я вся скрючена, потому что я не от страха чувствую себя сильнее. Во мне пробуждается похоть, когда я смотрю на него, потребность, вновь пробужденная, пульсирующая в глубине души.

Картер выдерживает мой взгляд, пока расстегивает молнию и пуговицы на своих брюках, побуждая меня отвести взгляд. Осмелившись бежать. Я не знаю, должна ли я. Я не знаю, хочет ли он меня. Он хочет преследовать меня? Хочет ли он наказать меня, чтобы снять свою агрессию? Мое дыхание учащается при этой мысли, поэтому вместо того, чтобы ждать, пока он засунет свой член мне в лицо, я отвожу от него взгляд и пытаюсь отползти.

Он нападает на меня в одно мгновение, его острые рефлексы и физическая сила позволяют так легко поймать меня в ловушку. Я застряла под его телом, животом вниз, пока он просовывал руку мне между ног и скользил ей под трусики. Я снова пытаюсь уползти, но он держит меня там, где хочет. Мой желудок скручивается от желания, и я стону, когда он вводит в меня палец. Я инстинктивно борюсь, хотя и умру от разочарования, если он снимет давление с моего клитора.

— Тебе нравится это? — грубо спрашивает он, все ещ удерживая меня. — Конечно нравится.

Я слишком тяжело дышу, чтобы ответить, но я все равно не знаю, что он хочет, чтобы я сказала. Мне все равно. Все, что меня волнует, это приятные ощущения, проходящие через мое тело, когда он прикасается ко мне.

Я никогда не знаю, чего ожидать, когда Картер открывает рот, но прямо сейчас, когда он трогает меня пальцами, он снова дергает меня за волосы и наклоняется близко к моему уху, говоря мне низким, серьезным шепотом. — Я все время думаю о том дне в классе, понимаешь?

У меня учащается сердцебиение, но я не двигаюсь. Я молчу. Я просто жду, чтобы увидеть, куда он пойдет с этим. Извинение в неподходящее время или колючая насмешка, призванная еще больше наказать меня за то, что я толкнула его сегодня вечером?

— Ты выглядела такой чертовски красивой, вся возмущенная и беспомощная. Знаешь, чего я так и не понял? Ты могла бы остановить это. Все, что тебе нужно было сделать, это соврать Джейку, притвориться, что он тебе нравится в течение пяти минут. Он бы отозвал меня и защитил тебя, но ты осталась верна своим чертовым принципам и сказала бедному ублюдку правду.

Не знаю, ожидает ли он на самом деле, что я ему отвечу, пока он это делает, но я все равно сглатываю и отвечаю. — Это было бы лишь временным решением. Если бы я притворилась, что он мне нравится, когда на самом деле это не так, то мне пришлось бы иметь с этим дело позже.

— Может быть. Или, может быть, ты хотела поиграть со мной, — предлагает он.

Несмотря на то, что сейчас я действительно хочу с ним поиграть, тогда я, черт возьми, точно не хотела, так что я качаю головой. — Это было не так. Ты, очевидно, вырос на мне, но у тебя приобретенный вкус.

— Но теперь я тебе нравлюсь, не так ли, принцесса? — Его палец обводит мой клитор, и я откидываю голову ему на плечо, слабый звук удовольствия вырывается из моего горла. — Тебе нравится, когда я держу тебя и играю с тобой, когда я обращаюсь с тобой, как со своей маленькой шлюхой. Ты хорошо справляешься с этой ролью, не так ли?

Его слова в сочетании с его пальцами, играющими со мной, посылают озорной всплеск удовольствия, парящий во мне, но я остаюсь на грани. Я не знаю, куда он идет с этим. Я не знаю, в настроении ли он быть милым или злым, Но я ставлю на зло.

Его прикосновения грубее, чем мне хотелось бы, но я не жалуюсь. Я почти уверена, что ему все равно в этот момент. Мое тело все еще реагирует; всплески удовольствия до сих пор поражают меня, когда он играет со мной. Затем удовольствие усиливается, и я прислоняюсь к нему спиной, чувствуя, как мое тело приближается к оргазму.

Картер кусает меня за шею, продолжая давить на клитор. Я задыхаюсь от неожиданного укола боли, но я полностью сосредоточена на удовольствии, которое, как я знаю, приближается ко мне.

— Тебе нравится это? — требует он.

— Да. — Мой ответ поспешный, мое дыхание тяжелое.

Стимуляция усиливается, я дышу короткими рывками. Затем, как раз в тот момент, когда я собиралась упасть с края в бездну наслаждения, Картер убирает палец между моих бедер.

— Нет, — стону я, прижимаясь к паркетному полу.

Позади меня Картер стягивает с меня трусики и шлепает по заднице. — Вверх.

— Ты злой, — сообщаю я ему, желая взглянуть на него, но слишком разочарованная, чтобы пошевелиться.

— Я стану злее, если ты, блядь, не послушаешь меня, — говорит он мне, шлепая меня по заднице так сильно, что я подпрыгиваю. Поскольку моя кожа горит, и за дальнейшим неповиновением может последовать еще один шлепок, я приподнимаюсь на предплечьях и подбрасываю задницу в воздух.

— Лучше, господин? — сухо спрашиваю я.

Его голос теплый и насыщенный, и его удовлетворение омывает меня, как жидкое удовольствие, когда он умиротворенно проводит рукой по жгучей коже моей задницы. — Конечно. Красивая.

Теплый румянец ползет по моей груди и шее, несомненно, крася щеки. — Спасибо, — бормочу я немного неуверенно.

Слышен шорох жесткой ткани, когда он стягивает джинсы, а потом я чувствую, как он придвигается ближе. Он трется головкой своего члена о мой вход, затем толкает его внутрь меня. Я могу сказать по тому, как это ощущается, по натяжению моей кожи, он снова входит голым. Я вздыхаю, но не беспокойтесь об этом. Он сделает это в любом случае, так какой в этом смысл?

— Ты будешь меня ненавидеть, если я сделаю тебя беременной? — он спрашивает.

Он не входит глубоко, просто проталкивает гладкий кончик внутрь меня и вытаскивает. Просто играет со мной. Картеру сложно исследовать мои границы, потому что он заставляет меня быть предельно честной — не только с ним, но и с самой собой. Он не позволит мне иметь зону комфорта. Я знаю, что он воспримет мои слова о том, что я не буду его ненавидеть, как разрешение, но я также знаю, что если я начну говорить ему слишком много вещей, это заставит меня ненавидеть его, угроза потеряет всякий смысл и станет неэффективной. Я могу только сказать ему, что буду ненавидеть его за то, что он сделал, если действительно буду. Я могу сказать «нет», только если он действительно на пределе моих возможностей. С Картером вы можете отключиться только в том случае, если вы буквально не можете больше терпеть. Все, что до жесткого лимита, является честной игрой.

— Сейчас не буду, — осторожно говорю я ему. — Наверное, когда-нибудь.

Он снова проводит рукой по моей заднице. — Хороший ответ.

Я закатываю глаза, хотя он меня не видит. Предоставьте Картеру проверить меня, когда он собирается заняться со мной сексом.

Он толкается глубже, и мне приходится упираться одной рукой в пол, чтобы удержаться. Это положение на полу тяжело для моих коленей. Я бы хотела, чтобы он сначала переложил нас на диван. Хотелось бы, чтобы он также надел презерватив. Я должна выяснить, как получить то, что я хочу от Картера. Спор не работает. Спрашивать точно не получалось. Я предполагаю, что подчинение тоже не совсем работает, потому что я более или менее подчинилась, а он толкается глубоко без защиты. Я не знаю, что еще попробовать.

Картер хватает меня за волосы и толкает вниз, пока моя щека не прижимается к полу. Мой живот сжимается, когда он прижимает меня к земле еще более грубо и засовывает в меня свой член. Это грубее, грязнее, еще менее комфортно, но дрожь удовольствия проходит сквозь меня, когда он внутри меня, когда он наполняет меня. Он держит меня и использует. Наказывает меня. Я должна ненавидеть это. Почему я не ненавижу это?

— Эта киска принадлежит мне, не так ли, принцесса? — спрашивает Картер.

Я сглатываю, пытаясь удержаться на полу, чтобы остаться на одном месте, пока он трахает меня.

Его кулак сжимается в моих волосах, и он толкается в меня так жестоко, что у меня вырывается легкий визг. — Ответь мне.

— Да, — быстро предлагаю я.

— Я могу делать с ним все, что захочу, не так ли?

Я стараюсь лучше держаться за пол. На этот раз я знаю, что он хочет ответа, и я также знаю, какого именно. — Все, что ты захочешь.

Вызов тает в его голосе, и он снова становится теплым, так что он омывает меня, как награда, когда он говорит: — Мм, хорошая девочка.

Он пытается меня тренировать. Забавно, ведь я тоже пытаюсь его тренировать. Ну что ж. Я думаю, это сработает, если мы будем тренировать друг друга. Я, конечно, не могу утверждать, что его обучение не работает, потому что это так. Но так же и мой. Своего рода. Возможно, я не всегда добиваюсь своего, но я уверена, что достигаю с ним большего прогресса, чем кто-либо другой.

Моя вера укрепилась, когда после того, как я без жалоб сделала еще несколько жестоких накачек, Картер отпускает мои волосы и вытаскивает свой член из моего тела. Я жду, тяжело дыша, чтобы увидеть, что будет дальше. Я остаюсь на месте, потому что он не сказал мне двигаться. Затем я слышу что-то подозрительно похожее на звук вскрытой упаковки из фольги, и мое сердце подпрыгивает. Он…?

Руки Картера ложатся мне на бедра, и он толкает меня локтем. — На спину.

Я переворачиваюсь на спину, чтобы посмотреть на него. Мой желудок сотрясается от странной смеси чувств, когда я вижу обертку от презерватива, лежащую на земле рядом с нами. Я хочу поцеловать его, и я это делаю. Я выгибаюсь, хватаю его за лицо и целую, аромат благодарности на моих губах смягчается под его губами.

Под благодарностью я чувствую себя победительницей. Подчинение действительно сработало, ему просто нужно было сначала доказать свою точку зрения, показать мне, что он возьмет то, что хотел, и посмотреть, как я отреагирую. Естественно, я ответила правильно, так что теперь он будет уважать мои пожелания.

Тепло разливается по мне. Мне нравятся его извилистые пути. Иногда Картеру трудно маневрировать, но он меня завораживает.

Картер разрывает поцелуй и проводит руками по внешней стороне моих бедер. Затем он поднимает мои ноги и двигается, пока не нависает надо мной, а мои согнутые ноги ложатся ему на плечи. Он наклоняется и касается моих губ своими, затем опирается на одну руку, а другой наклоняется вниз и направляет свой член между моих ног.

Его член в презервативе.

Я не могу не улыбаться. Я не могу не поцеловать его снова. Затем, когда я целую его, он толкается внутрь меня и крадет мое дыхание. Крадет мою душу.

— О, Картер, — бормочу я, изо всех сил пытаясь приспособиться, когда он наполняет меня так, как никогда раньше. — О Боже.

Прижавшись своим лбом к моему в знак нежности, он двигается внутри меня. По мере того, как ширина его члена неуклонно трется о мои стенки, интенсивное удовольствие течет по моему телу. Снова и снова и снова. Я не могу перестать стонать, когда он входит и выходит из меня, а удовольствие нарастает и нарастает.

Это не просто удовольствие, которое кажется таким невероятным, но близость между нами. То, что он так близко, наполняет меня любовью, в то время как он использует свое тело, чтобы наполнить меня удовольствием. Между всем этим, покорностью моего положения в сочетании с доминированием его и слабым фоновым ощущением того, что я наконец-то получила в свои руки с трудом добытую награду, мое сердце раскрывается, как цветок, не боясь подвергать свою нежность повреждению от такого потенциально опасного посетителя.

Когда мое тело больше не может терпеть, оно перепрыгивает через пропасть, свободно падая в удовольствие. Я кричу, и Картер целует меня, ловя звук моего удовольствия своими губами. Удовольствие продолжается, пока он трется о мои чувствительные стенки, продлевая удовольствие.

— Блядь, Зои, — бормочет он, закрывая глаза.

Вся сила вырывается из моего тела. Я немного соскальзываю по полу, пока Картер продолжает входить в меня, но у меня нет сил пытаться удержаться на месте. Оказывается, мне не нужно; мгновение спустя он стонет, его мышцы напрягаются, и он делает глубокий вдох. На этот раз я не чувствую, как он кончает, потому что на нем презерватив, но как только он кончает, он падает на меня сверху, как раньше.

Полностью удовлетворенная и все еще переполненная любовью, я обнимаю Картера и прижимаю его к себе. Мне нравится ощущение его теплой, мускулистой спины под моими пальцами. Когда ко мне вернется энергия, я хочу, чтобы он перевернулся, чтобы я могла целовать его везде, водить губами по выступам его пресса для стиральной доски, целовать вниз по V-образному вырезу, обрамляющему область его таза. Черт, я снова возьму его в рот и действительно покажу свою благодарность за все это удовольствие.

Я блаженно вздыхаю, захваченная сексуальным потоком мыслей обо всем, что я хочу сделать с его телом, затем он поднимает голову ровно настолько, чтобы поцеловать меня.

Мой мозг видит, куда я иду, и делает героическое усилие, чтобы остановить движение рта, но его игнорируют. Когда мой решительный рот открывается, я позволяю сумасшедшим, безрассудным словам вырываться наружу.

— Я думаю, что люблю тебя.

Мой желудок сжался, хотя мой тон был легким и мечтательным, далеким от тяжелого заявления. Он все еще, вероятно, воспримет это как-то странно. Мой мозг немедленно начинает генерировать оправдания и отговорки. Этот взрыв гормонов и привязанности сделал меня уязвимой; удар окситоцина заставляет меня чувствовать к нему привязанность, поток дофамина в мой мозг явно ослабил мою способность рассуждать. Я моглабы также быть на наркотиках! Он не может возложить на меня ответственность за то, что я говорю во время секса, точно так же, как я не считаю его ответственным за то, что он говорит во время секса — единственная разница в том, что он говорит гадости, а я говорю приятные вещи. Кроме того, я христианка; Я всех люблю! Это не должно означать ничего драматичного…

Однако вместо того, чтобы испугаться, Картер ухмыляется. — Ах, да? Черт, должно быть, я хорошо тебя трахнул.

Я улыбаюсь в ответ с легким облегчением и киваю. — Очень хорошо.

После продолжительного поцелуя он говорит мне: — Переночуй, и я сделаю это снова.

Мм, это заманчиво. — Я спрошу у мамы, — говорю я ему. — В любом случае, можем ли мы перенести эту постановку с площадки? Это не самое удобное место в мире. Обычно, когда я лежу на полу, у меня, по крайней мере, есть хороший мягкий коврик для йоги подо мной.

— Ага, — бормочет он, слезая с меня. — Я все равно должен избавиться от этого гребаного презерватива.

Я дарю ему еще одну сияющую улыбку. — Спасибо.

Поскольку он встает первым, я позволяю себе на мгновение полюбоваться его хорошо вылепленной задницей, пока он уходит. Он такой сексуальный. Я хочу сказать ему все самое приятное прямо сейчас.

Хотела бы я сдержать эти приятные ощущения после оргазма, чтобы потом принять удары, когда он будет испытывать мое терпение.

О, ладно, можно было бы также наслаждаться приливом дофамина, пока он длится.