Глава 15

Реджи отправляет нас на лавандовые поля в Топике.

Гектары сиреневых кустов тянутся во все стороны, почти такие же яркие, как закат, разрисовывающий облака в небе.

Оказывается, мы приехали как раз вовремя — скоро начнётся сбор урожая. Мы могли бы застать лишь пустые поля. Разве это не было бы иронично? Привезти прах моего умершего брата к лаванде, которую он так хотел увидеть при жизни, только чтобы обнаружить, что мы снова опоздали.

Я бреду между рядами цветущих кустов, позволяя пальцам скользить по ароматным стеблям, размышляя о времени и о том хитреце, которым был мой брат.

— Как думаешь, он хотел, чтобы мы вернулись сюда снова?

Слова срываются с языка прежде, чем я успеваю осознать, стоило ли их произносить. Дом идёт за мной, такой высокий, что даже на расстоянии его присутствие ощущается физически.

— О чём ты?

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему, стараясь не обращать внимания на то, как угасающий дневной свет заставляет его тёмные волосы казаться местами золотистыми.

— Я имею в виду пляж среди зимы. Светлячков. Личинок. Что угодно. Их ведь не увидишь круглый год. И вот это место.

Я обвожу рукой лавандовое море, радуясь, что другие посетители достаточно далеко, и слышать меня может только Дом, который смотрит на меня с непроницаемым выражением.

— Лаванда цветёт только в определённые месяцы. Мы просто оказались здесь в нужное время. Чистая удача.

Я опускаю руку.

— А что, если это была не удача? А что, если бы мы приехали, а поля уже были собраны? Что, если бы мы пришли в Чернила Долго и Счастливо, а они бы были закрыты? На день, на неделю?

— Ты думаешь, Джош хотел, чтобы мы совершили эти поездки больше одного раза.

Дом сжимает и разжимает челюсти, обдумывая моё предположение.

Я усмехаюсь.

— Думаю, он бы посчитал это забавным, если бы нам пришлось. Мы же говорим о Джоше. Человеке, который вечно был в дороге. Который никогда не говорил мне точно, где находится, а только называл часовой пояс и давал парочку намёков.

Иногда он мог быть настолько раздражающим, что я просто отказывалась участвовать в его игре. А иногда я проводила полчаса, изучая, что такое гривистый волк и у какого водопада он может пить, чтобы понять, в какой части света находится мой брат.

— Держу пари, он думал о том, чтобы написать больше информации на конвертах, но не стал. Он бы не считал возвращение назад проблемой. Он оставил нам достаточно денег, чтобы мы могли совершить эти поездки дважды.

Две недели назад завершился процесс распределения наследства, и я получила средства, которые мой брат хотел, чтобы я использовала для этих поездок.

Я открыла второй банковский счёт, перевела туда все деньги и назвала его «Фонд мирового господства зла».

Надеюсь, это кого-нибудь в моём онлайн-банке рассмешит, а не заставит отправить жалобу в ФБР.

Ты думаешь, у меня есть время вечно садиться в самолёт и летать через всю страну? — мысленно возмущаюсь я Джошу.

За этим тут же приходит чувство вины.

Могу ли я злиться на Джоша за это, если он сам так и не смог сюда приехать? Я действительно жалуюсь, что, возможно, мне придётся дышать этим восхитительным ароматом лаванды не один раз в жизни?

Какие ужасные мучения.

— Забудь, что я сказала, — бурчу я, краснея от раздражения и стыда.

Дом молчит, и я ему за это благодарна. Этот день был слишком странным, слишком тяжёлым. Моё запястье ноет.

Эта картина — безумно красивая, делает мне больно.

Я не знаю, хочу ли бежать отсюда или остаться навсегда. Но свет медленно гаснет, и я понимаю — пора делать то, ради чего мы здесь. Я тянусь к сумке, и моё запястье протестует резкой вспышкой боли, напоминая о словах, вписанных в мою кожу.

С любовью, Джош

Что за идеальная метафора, потому что, чёрт возьми, эта любовь тоже сейчас больно ранит.

— Думаю, это не самое плохое место, чтобы остаться, — задумчиво произношу я, поднимая пластиковый контейнер, чтобы Джош мог видеть, как солнце опускается за горизонт, а небо темнеет, становясь глубже по оттенку, чем окружающие нас растения. — Здесь хотя бы приятно пахнет.

Дом издаёт какой-то звук, который мне кажется недовольным. В груди вспыхивает раздражение, выжигая часть моей печали.

— У тебя что, проблемы с лавандой?

Он смотрит поверх кустов, его лицо снова застыло в этом знакомом, до зубовного скрежета раздражающем, непроницаемом выражении.

— Она нормальная.

— Нормальная?

Я крепче прижимаю Джоша к груди, оскорблённая за него и за эти чудесные ароматные растения.

— Лаванда — это восхитительный запах. Лёгкий, свежий, с земным, цветочным оттенком. Успокаивающий, но не приторный. Лаванда — это божественно. Ты когда-нибудь пробовал лавандовый латте? Он великолепен. Да, этот запах настолько хорош, что его можно пить. Если у хороших снов есть аромат, то это лаванда. Если ангелы существуют, можешь не сомневаться, они принимают ванну в лавандовой воде и моют свои задницы лавандовым мылом.

Пока я страстно, но абсолютно объективно восхваляю лаванду, Дом медленно переводит взгляд на меня, его брови приподнимаются всё выше с каждым моим аргументом.

— Я точно знаю, что люди, которые любят лаванду, физически, умственно и эмоционально превосходят остальных. А вот те, кто её не любит — бездушные роботы, мечтающие высосать из мира всю радость.

Я наклоняю голову, прикладывая ухо к крышке контейнера.

— Правда ведь, Джош?

Задерживаю дыхание, как будто прислушиваюсь.

— Он говорит, что я права и что Дом должен вынуть свой нос из своей не-лавандой-пахнущей задницы.

Дом скрещивает руки на груди и снова отворачивается к полям.

— Розалин всегда пользовалась лавандовыми духами, — говорит он после паузы. Пожимает плечами. — Я всегда считал этот запах… нормальным. Просто нормальным. Видимо, это и есть мой внутренний робот.

Мой поток язвительных комментариев мгновенно иссякает.

Отлично.

Я только что потратила последние пять минут, неосознанно восхваляя аромат его бывшей.

И чёрт бы меня побрал, она, наверное, пахла лавандой естественно, а он думал, что это духи. Это ведь Розалин. У неё всегда всё получалось с лёгкостью, будто само собой.

А теперь я внезапно начинаю сомневаться в своей любви к лаванде. Это мой собственный вкус, или я внушила себе, что мне нравится этот аромат, потому что в детстве хотела быть похожей на неё во всём?

Я сжимаю зубы, поворачиваюсь к Дому спиной, делая несколько медленных вдохов, чтобы успокоиться и напомнить себе, что обещала не бросаться на него с каждым удобным поводом.

То, что произошло между нами, случилось давным-давно. И я больше никогда не позволю ему обладать такой властью надо мной. На эти несколько коротких поездок я могу притвориться взрослой женщиной. Наверное.

Когда раздражение стихает, я медленно снимаю крышку с контейнера и поворачиваюсь на запад, туда, где солнце уже исчезло за горизонтом, но в небе ещё дрожит остаточное свечение.

— Надеюсь, тебе понравится этот запах, — говорю я брату, а затем бросаю взгляд на Дома, давая ему возможность сказать что-то тоже.

Его взгляд прикован к моим рукам, к тому, как я держу урну.

— Думаю, он уже любил его, — тихо произносит Дом. — А теперь будет любить всегда.

Я наклоняю контейнер, и прах Джоша срывается с ладоней, растворяясь в лавандовом бризе.

Загрузка...