Глава 3

Похоронное бюро без проблем сожгло тело моего брата, но вот делить его прах на восемь равных частей они отказались.

Оказывается, это не входит в их пакет «Ваш дорогой покойный теперь мёртв».

Так что теперь у меня есть вот этот маленький совок, предназначенный для муки, стеклянный контейнер, который вообще-то рассчитан на остатки ужина, и кухонные весы для шефов-перфекционистов, привыкших измерять ингредиенты до десятых долей унции. И всё это ради того, чтобы разделить прах Джоша по порциям, как какой-то наркодилер, обустроивший лабораторию на кухне дома детства Дома.

Я зачерпываю очередную порцию чуть агрессивнее, чем нужно.

— Осторожнее, — раздаётся глубокий голос.

Моё тело замирает, каждый сустав заклинивает от возмущения.

— Сейчас не время учить меня жизни. — Я сверлю взглядом карие глаза напротив.

После нашей перепалки на кладбище у меня даже нет сил на сарказм. Слишком много ярости бурлит внутри.

Восемь штатов — и рядом со мной Доминик Перри.

Да чтоб тебя, Джош Сандерсон. Даже после смерти ты продолжаешь меня мучить.

Дом опускает взгляд на контейнер, аккуратно закрывает крышку, после чего пишет название штата на красном пластике. Мы купили эти суперкачественные контейнеры по дороге сюда. Только лучшие контейнеры для праха моего брата.

Дом сбросил пиджак от траурного костюма и закатал рукава рубашки. Сейчас он работает с частью Джоша, которая отправится в Канзас.

Канзас. Что, чёрт возьми, мы будем делать в Канзасе?

Думаю, узнаем, когда доберёмся до загадочных координат из письма. Просто переступить границу штата и развеять пепел брату было недостаточно. Он оставил конкретные указания.

Это так похоже на Джоша — даже из своего последнего желания устроить квест. И если бы ситуация была другой, и мой спутник был бы кем-то другим, мне, возможно, даже было бы интересно разгадывать его загадки. Джош устраивал для меня поисковые игры на случайные праздники. День святого Валентина… День святого Патрика… Национальный день хот-дога…

— Чтобы ты хоть из дома вышла, — говорил он.

Признаюсь, в детстве я была домоседом, постоянно боялась, что аллергия на пыльцу вызовет приступ. Так что я предпочитала прятаться в своей комнате, где Флоренс могла легко забыть о моём существовании. Я забиралась на подоконник с книгой и читала о приключениях других.

Но Джош хотел, чтобы у меня были свои. Даже если всё заканчивалось тем, что я приходила в магазин, где он ждал меня с пакетом чипсов со вкусом сметаны и лука и банкой газировки.

Я представляю, как мой брат продумывал это, рисовал схемы, видя в этом очередную серию квестов для своей интровертной сестры.

Но что, он не доверял мне пройти этот путь одной? Думал, что мне нужен Дом, который будет подгонять меня, чтобы я не сдалась?

Я не настолько боюсь путешествий. Джош не раз брал меня с собой в поездки. У меня даже есть список мест, куда я хочу съездить.

Когда-нибудь. В будущем. Когда будет подходящее время.

У меня есть такая роскошь — время. В отличие от моего брата.

Чувство вины царапает кожу, как наждачная бумага по ожогу.

Джош уже бывал в больших туристических штатах — Нью-Йорке, Калифорнии, Луизиане. Но большую часть поездок он проводил за границей, поэтому внутри страны осталось несколько мест, куда он так и не попал. В списке есть интересные штаты, но есть и такие, которые меня совершенно не привлекают.

Ах да. Я вообще никуда не хочу ехать.

Потому что на каждой остановке рядом со мной будет мистер Ответственный Засранец.

— Мэдди…

— Зачем ты говоришь моё имя? — перебиваю я. — В этой комнате больше никого нет. С кем ещё ты мог бы разговаривать? Просто скажи, что хотел сказать.

Я придираюсь. Я знаю. Но его лицо само по себе пробуждает во мне желание спорить.

Как будто всего остального было мало, Дом умудрился сделать этот день ещё хуже. Оказалось, прах Джоша хранился в доме его родителей.

Оказывается, мой брат предпочёл отправить себя к Перри, а не к нашей матери.

Хороший выбор.

Сесилия, наверное, сделала бы из него бриллианты или что-то в этом роде, чтобы носить на фотосессиях.

Дом сказал, что моя мать даже не спрашивала про прах. Так что он не видел смысла передавать его ей.

Тем более, в завещании было ясно указано, кто должен развеять останки.

Я… и Дом.

Чёрт, мне даже думать о нас двоих вместе противно, не говоря уже о том, чтобы сидеть рядом с ним в одном помещении.

Но нам нужно поговорить, чтобы понять, что делать дальше.

Планировать поездку. Путешествовать вместе.

Я хочу покончить с этим как можно скорее. Я была готова улететь обратно в Сиэтл, попрощаться с Восточным побережьем и своим прошлым навсегда. Слишком многие люди на этой стороне страны оставили меня. Теперь моя очередь уходить.

Но, оказывается, я ещё не закончила. Так что вместо того, чтобы запереться в гостиничном номере с бутылкой джина до завтрашнего рейса, я позволила Дому уговорить меня приехать сюда, в наш старый район, где всё ещё живут его мать и моя бабушка. Мы в доме его семьи, потому что в дом бабушки я предпочла бы никогда не возвращаться.

Эта кухня хранит в основном хорошие воспоминания. Воскресные утренние блины от миссис Перри. Дни, когда мы собирали LEGO с близнецами, пока за окном лил дождь. Джош, готовящий нам сэндвичи с сыром после школы, пока Дом помогал мне с домашкой, когда тётя Флоренс выгоняла нас из дома.

Я отталкиваю последнюю мысль подальше. Да, когда-то Дом был добр ко мне. Но это было тогда, когда относиться ко мне, как к ребёнку, было нормально.

Но я выросла. И, видимо, это сломало его холодный роботизированный мозг.

Его челюсть напрягается, потом расслабляется.

— Ладно. Думаю, нам стоит начать с Делавэра.

— Делавэр? Это один из штатов? Но он же… прям рядом.

Мы всю жизнь жили в Пенсильвании. Как Джош умудрился ни разу не заехать в Делавэр? Даже я там бывала.

Дом кладёт один из конвертов между нами.

Делавэр

38°42'55.868” N

75°4'54.433” W

Почерк моего брата чёткий. Он хочет, чтобы часть его осталась в Первом штате.

— Это Рехобот, — Дом постукивает пальцем по координатам. — Пляж.

— Разве искать координаты не считается читерством?

Он прищуривается.

— А как ещё нам туда добраться?

— С помощью компаса и карты? — Я пожимаю плечами, следя за весами, когда отмеряю ещё 375 грамм праха.

Раньше Джош был человеком средних габаритов. Теперь он весит три килограмма. Делим на восемь частей, получаем примерно 375 грамм.

В его письме не было указаний, что всё должно быть разделено идеально поровну, но если это последнее, что я делаю для брата, я не собираюсь халтурить.

— Если бы мы так делали, мы бы до конца жизни бродили по Аляске. — Дом поднимает другой конверт.

Аляска

62°44'9.406” N

151°16'42.517” W

Кремовый конверт содержит небольшую приписку, которой нет на остальных.

Оставьте меня напоследок.

— Но если ты хочешь пользоваться компасом, — Дом продолжает, — провести недели, блуждая по штату вместе со мной…

— Гугл сгодится. — Я резко прерываю его и передаю ему седьмую часть Джоша. — Рехобот всего в паре часов отсюда. — Я бросаю взгляд в окно, где солнце ещё висит достаточно высоко. Мы ещё не потеряли дневной свет. И, кстати, я так и не добралась до бара после похорон, а значит, до сих пор абсолютно трезвая. — Согласна. Давай начнём с него. Поехали прямо сейчас.

Его рука замирает на полпути к надписи, оставляя на крышке контейнера обрывок: Северная Дако…

— Ты хочешь поехать сейчас.

Дом делает это до жути раздражающее что-то, когда произносит утверждение так, что оно звучит как вопрос. Как требование. Как будто идея принадлежала ему.

Или как будто сказанное мной настолько нелепо, что ему нужно повторить мои слова, чтобы я осознала их абсурдность.

Я не знаю, что именно это из двух.

Прошло почти десять лет с тех пор, как я пыталась разбирать тончайшие нюансы его голоса, выискивая мысли, скрытые за этим вечным суровым взглядом.

Теперь я даже не пытаюсь.

— Да, — бесцветно отвечаю я. — Я хочу поехать сейчас.

Чем быстрее мы доберёмся до этих координат, тем скорее я снова «услышу» брата.

Я согласилась сыграть в игру Джоша, но мои пальцы нервно подрагивают при мысли о том, что его голос — пусть и только на бумаге — находится прямо передо мной, в этой стопке конвертов.

И ещё, так мне придётся видеть Дома всего семь раз. А может, и меньше, если мы объединим несколько штатов в одну поездку. А я намерена это сделать.

Дом наблюдает за мной, и я стараюсь не ёрзать под его взглядом. Когда всё-таки начинаю двигаться, виню в этом колготки — а не то, что моё тело до сих пор одновременно хочет как приблизиться к нему, так и отдалиться подальше.

Он не отвечает сразу. Молча завершает процесс деления моего брата на порции.

Только когда контейнеры сложены в коробку, стол очищен, а я уже зависаю возле своей сумки, готовая выскользнуть отсюда, он наконец говорит:

— Ладно. Поехали сейчас.

Дом берёт ключи, подхватывает коробку с тем, что осталось от Джоша, и направляется к входной двери.

Мы правда это делаем. Мы правда собираемся сыграть в посмертную игру Джоша.

После того как мой разум полностью осознал безумие этой затеи, я наполовину ожидала, что ответственный, серьёзный бухгалтер скажет, что нет необходимости следовать указаниям буквально. Что просьба слишком эксцентрична и мы можем найти более практичное решение.

В подростковые годы Дом всегда был голосом разума, когда Джош придумывал очередную авантюру. Он не всегда мог его отговорить, но иногда у него это получалось.

А бывало и наоборот — Джош был слишком убедителен, и Дом оказывался в роли напарника в каком-нибудь бессмысленном безумии, в которое сам бы никогда не ввязался.

Это как раз один из таких случаев.

Смерть Джоша, похоже, стала его главным козырем в споре, потому что теперь Дом ведёт себя так, словно последняя воля брата — это самая логичная вещь на свете. Вот он, готов пересечь границу штата, чтобы развеять часть останков Джоша вместе с женщиной, которая его ненавидит.

Хотя, может, и он меня тоже ненавидит.

Скорее всего, я его просто раздражаю. Раздражаю и одновременно вызываю в нём чувство вины. А это почему-то больнее.

Часть меня злится, что Джош свалил на меня эту задачу без моего согласия. Что он использует мою скорбь, чтобы втянуть меня в одну из своих игр.

Но есть и другая часть — рана в сердце, которая до сих пор кровоточит. Часть меня, которая готова сделать что угодно, лишь бы снова почувствовать связь с братом. Даже если для этого придётся играть по его правилам.

Когда мы доберёмся до пляжа, мы откроем конверт. Я прочитаю ещё одну его записку.

Будет ли это послание для меня? Для Дома? Для нас обоих?

Но нас с Домом нет.

Может, когда-то… несколько недель — много лет назад, мы и были чем-то похожим на «нас». Дни, глупые и наивные, которые значили для меня слишком много. А для него — ничего.

Я всегда ненавидела мысль, что была тайной Дома. Но, с другой стороны, я рада, что Джош так и не узнал о том, что между нами произошло, и ему никогда не пришлось выбирать чью-то сторону.

Не знаю, как бы я это пережила, если бы Джош выбрал не меня. После того как Дом уже сделал этот выбор.

И это напоминает мне…

Слова застревают в горле, но я всё же заставляю себя задать вопрос, который тихо грыз меня с того самого момента, как Дом сел в машину одновременно со мной на парковке похоронного бюро. Как он уехал с поминок один.

— Тебе не нужно отчитаться перед Розалин? — Даже если они в ссоре или что-то в этом роде, он хотя бы должен отправить ей сообщение. — Мы вернёмся поздно. Жена может волноваться.

Но если ты сейчас скажешь, что она поедет с нами, я выхожу из игры.

Перед смертью Джоша я всеми силами избегала их обоих. Уклонялась от встреч в больничных коридорах, ускользала из палаты брата, чтобы уйти на работу, когда они приходили его навестить. Я говорила себе, что это поочерёдные смены, чтобы Джош не оставался один.

Но на самом деле я была трусихой. Пряталась от напоминания, что мне не хватило чего-то, чтобы быть на их месте.

Джоша больше нет, и в его последней просьбе было чётко сказано, что я должна провести это время с Домом.

Но терпеть это ещё и в компании их счастливой супружеской жизни я не собираюсь.

Дом замирает в дверях кухни, потом медленно поворачивается. Я вижу, как его густые брови резко опускаются, выражение становится непонимающим.

— Разве тебе никто не сказал? — В его голосе слышится лёгкое недоверие.

Что-то важное. Что-то, чего я не знаю. Что-то, о чём знают все остальные.

Я скрещиваю руки на груди и сверлю его взглядом. Мне не нравится быть в неведении, даже если сама же себя туда загнала, принципиально не спрашивая о нём, когда говорила с Джошем.

Его глаза опускаются к праху моего брата, и я напрягаюсь в ожидании следующих слов.

— Мы с Розалин в разводе.

Загрузка...