P.S. Я тебя ненавижу

Глава 17

Осень

— Этот болезненный сукин сын.

Джош, наверное, угорал с того, что выбрал именно это место для своего посмертного путешествия.

Мы с Домом только что заплатили по пятнадцать долларов за вход в Валтур-Сити, Аризона. Мы оба прилетели в Финикс несколько часов назад, и, поскольку наши рейсы оказались почти одновременно, я нехотя согласилась арендовать машину на двоих. Заселились, переоделись и поехали по координатам.

Которые привели нас сюда.

В город-призрак.

Дом сухо фыркает и первым шагает сквозь деревянный забор, обозначающий вход в Валтур-Сити.

Иронично, но эта мёртвая цивилизация на удивление оживлённая. Люди бродят по пыльным дорогам: кто-то, как мы с Домом, сам по себе, а кто-то в составе групп, ведомых гидами в костюмах Дикого Запада. Будь Джош здесь, он бы наверняка умолял купить ему ковбойскую шляпу и значок шерифа.

Здесь всё сухое. Не только юмор Дома. После прохладного, влажного Сиэтла моя кожа кажется тонкой, как хрупкая бумага, готовая потрескаться и рассыпаться. Я тянусь за бутылкой воды, которая болтается в боковом кармане рюкзака. Она узкая, лёгкая и совершенно недостаточная для этого климата. Половину я выпиваю в один глоток, и уже сомневаюсь, что оставшегося хватит хотя бы на двадцать минут.

Я явно не была готова. Октябрь должен быть прохладным, но температура уже добралась до тридцати градусов и, похоже, не собирается останавливаться. Даже мой солнцезащитный крем с SPF 60 кажется бесполезным под этим палящим солнцем. Я натягиваю шляпу пониже и ускоряю шаг, чтобы догнать Дома.

Он остановился перед зданием с криво нарисованной вывеской «Бордель».

— Ого. Проблемы с приложениями знакомств? — поднимаю бровь. — Решил уединиться?

Дом пытается смерить меня грозным взглядом, но я замечаю, как дёргается уголок его жёсткого рта.

— Ищу тень, чтобы прочитать письмо. Чтобы ты не сгорела дотла прямо посреди чтения.

— Это ты сейчас меня вампиром назвал? Самым сексуальным из монстров? Если так, то я воспринимаю это как комплимент.

Губы Дома изгибаются ещё сильнее.

— Внешность у тебя подходящая. Да и клыки тоже.

Я фыркаю, но всё равно взбегаю по деревянным ступенькам и скрываюсь в здании, точно такой же, как он меня назвал, — бегущая от солнца тварь. Не то чтобы я ненавидела солнечный свет. Просто я знаю, насколько больно бывает от передозировки. В солнечные дни я предпочитаю наслаждаться светом, сидя в своём кресле или прямо на полу у окна, в прохладной тени своей квартиры.

А не среди пустыни, где нет ни облаков, ни удобных навесов.

За моей спиной раздаётся тихий смех Дома, а потом и его шаги.

Затем он резко дёргается и выдыхает:

— Чёрт.

Я поворачиваюсь и тоже шарахаюсь назад, увидев тёмный силуэт.

Но потом понимаю, что мы не встретили призрака. Это всего лишь манекен в одежде прошлых веков.

Фальшивый человек — самое современное, что есть в этой комнате. Время безжалостно стёрло остатки того, что здесь оставили бывшие обитатели. Потёртое пианино прислонено к стене, напротив него висит перекошенное зеркало. В углу стоит массивная чёрная печь, простая, но красивая. Не то чтобы мне хотелось увидеть её горящей в этом адском пекле. Я делаю шаг вперёд, и половицы под ногами чуть прогибаются — напоминание о том, что этот дом живёт намного дольше меня.

В воздухе висит пыль, оседая на языке. Я снова достаю воду и делаю глоток.

— Очаровательно, — фыркаю я после, кивая в сторону жутковатой куклы, уставившейся на нас из соседней комнаты. — Что за местечко для загробной жизни.

Дом стоит рядом, массивный, тёплый.

— Думаешь, здесь есть призраки?

Я прищуриваюсь, пытаясь понять, издевается он или нет. Но лицо у него непроницаемое.

— Если они здесь есть, я не собираюсь говорить обратное и нарываться на их гнев. Но если ты хочешь, чтобы какая-нибудь призрачная проститутка наслала на тебя проклятье, то флаг тебе в руки. — Я указываю на старинный туалетный столик с треснувшим зеркалом.

Дом открывает рот, но я прижимаю ладони к его груди и толкаю в сторону следующей комнаты.

— Вот туда. Будешь оскорблять мёртвых, когда я буду вне зоны поражения.

Дом закатывает глаза, но не утруждает себя тем, чтобы скрыть улыбку.

— Трусиха.

Я уже открываю рот, чтобы придумать ответ получше, но он опережает меня.

Снимает рюкзак, расстёгивает боковой карман. Достаёт одно из писем Джоша.

— Хочешь прочитать? — спрашивает, протягивая мне конверт.

Я принимаю его. А потом мой взгляд невольно скользит вниз. На наши запястья.

С любовью, Джош

Моё тату теперь полностью зажило, только иногда слегка зудит и побаливает. Чёрные линии плавно вросли в кожу, и если закрыть глаза и провести по ним пальцем, я даже не почувствую.

Но я всё равно постоянно провожу по ним кончиками пальцев.

Десять месяцев, а я всё ещё думаю о нём каждый день. Не уверена, что хоть один час прошёл без мысли о Джоше. Без мимолётного воспоминания о его улыбке. Без желания написать ему какую-нибудь ерунду из своей жизни.

Когда я вытягиваю письмо из рук Дома, мой взгляд невольно цепляется за его запястье. Из-под ремешка часов выглядывают те же буквы.

Я тут же опускаю глаза, вдруг чувствуя себя неловко, и тороплюсь развернуть письмо. Мне нужно успеть прочитать его, пока кто-нибудь из очередных туристов не вздумает заглянуть в бордель. Внутри всё сжимается от предвкушения — ещё один кусочек моего брата. Ещё одно письмо. Когда я вижу знакомый почерк Джоша, мне даже кажется, что я слышу его голос, читающий строки вслух.

Дорогие Мэдди и Дом,

Добро пожаловать в Аризону!

Я много чего повидал в своих поездках, но так и не добрался до этих заброшенных шахтёрских городков.

Ну как, жутковато? Видите призраков?

Если я сам в итоге стал призраком, надеюсь, меня угораздило не застрять в этой больнице. Может, вам стоит провести тут обряд экзорцизма, а то вдруг я до конца вечности останусь бродить в этой дурацкой больничной сорочке. Хотя они, конечно, удобные…

Ладно, меня понесло.

Теперь ваше задание, если вы его примете (а вы, блин, примете, потому что я мёртв, и я так сказал): устроить фестиваль историй о Джоше. Пока бродите по Валтур-Сити, рассказывайте друг другу истории обо мне, которые знаете только вы. Да, я настолько тщеславен. И разрешаю вам быть максимально честными. Говорите не только смешное, но и то, в чём я облажался.

Потому что я облажался. Я это знаю.

Расскажите друг другу о вещах, о которых жалеете. О том, что не сделали вместе со мной. Ладно, начну первым.

Мэдди, в Уэльсе есть город, полный книжных магазинов. Мне жаль, что я не отвёз тебя туда и не купил тебе всё, что ты хотела.

Дом, мне жаль, что мы так мало ходили на игры «Филлис». Я так зациклился на поиске новых впечатлений, что забыл, насколько хороша классика.

Может, я теперь буду обитать на «Ситизенс Банк Парк», и ты просто возьмёшь лишнее пиво для меня в следующий раз, когда пойдёшь туда.

Постарайтесь сожалеть меньше, чем я.

Развейте меня по пустыне и сфоткайтесь с кактусом.

С любовью, Джош.

— Чёрт, — выдыхает Дом.

И я с ним согласна.

Я знаю, что эти поездки полностью посвящены Джошу, но до сих пор мы почти не говорили о нём. Даже тот вопрос, который я задала Дому минуту назад, был для меня огромным шагом.

А теперь мне предстоит провести следующие несколько часов, рассказывая истории? Истории, которые Дом не знает?

Кусочки Джоша, которые были только моими?

Но это ведь обмен. Дом тоже должен делиться.

И в конце концов, у меня будет больше Джоша, чем было сегодня утром. Будто он проживёт ещё немного.

— Пойдём. Осмотримся, — говорит Дом.

Его голос звучит не властно, а мягко, словно вопрос. Он чуть склоняет голову в сторону выхода.

— Да. Ладно.

Мы перешагиваем порог, и вдруг мне вспоминается утренний разговор с матерью. Как она хотела поехать. Как если бы я уступила, она бы сейчас была здесь.

Я никогда не смогла бы рассказать свои воспоминания о Джоше Сесилии Сандерсон. Не той женщине, которая использовала бы их для развлечения незнакомцев.

Резко оборачиваюсь к Дому и натыкаюсь лицом ему в грудь. Он тут же хватает меня за плечи, не давая упасть с крыльца.

— Извини, я шёл слишком близко, — говорит он.

— Тебе мама звонила? — выпаливаю я.

Дом мгновенно напрягается. Губы сжимаются в тонкую линию. Но он всё же кивает.

— Она просилась поехать с нами?

— Сесилия ни о чём не просит, — фыркает он.

Это правда, но мне не нравится, как он это сказал.

Я бросаю взгляд туда, где мы припарковали машину, готовая увидеть мать, идущую к нам в своём дизайнерском «бохо», вещающую о том, как это напоминает ей «Бёрнинг Мэн».

Но Дом тихо говорит:

— Я сказал ей «нет».

— Правда? — удивляюсь я.

В этот момент я осознаю, что Дом всё ещё держит меня, а его большие пальцы лениво рисуют успокаивающие круги на голой коже, обнажённой моим топом. Будто бы осознав это одновременно со мной, он резко отдёргивает руки и прячет их в карманы своих шорт.

— Джош когда-нибудь рассказывал тебе, как мы специально подстроили эвакуацию машины твоей матери?

Я ошеломлённо смотрю на человека, которого всегда считала мистером Ответственность.

— Нет, — слово застревает в горле вместе с моим недоверием.

Губы Дома кривятся в виноватой усмешке.

— Джош пришёл в школу, и я сразу понял, что он в бешенстве. А ведь он редко злился, так что я сразу понял — дело серьёзное. Он сказал, что Сесилия выбросила кучу твоих книг, пока тебя не было дома. Книг, которые много для тебя значили.

Я помню это. Среди них была подписанная копия книги моего любимого автора, которую я получила только благодаря тому, что Джош отвёз меня в город, стоял со мной в очереди целый час, чтобы я смогла встретиться с ней.

Сесилия просто решила, что ей нужна полка для её коллекции целебных кристаллов и что нет смысла хранить книги, которые я уже прочитала.

— После школы мы заехали к тебе домой, нашли запасные ключи от её машины. Джош знал, что она в это время на йоге или что-то вроде того. Мы нашли её машину, припарковали в зоне для пожарных, а потом позвонили в полицию и сообщили о нарушении.

— О боже, — я в шоке таращусь на него. — Вы не могли…

— Мы сделали это, — Дом наклоняется ближе, наши лбы почти соприкасаются, его взгляд приковывает меня к месту. — И я не жалею. Никогда не жалел. Никогда не буду. Вы оба заслуживали лучшего, чем она. Лучшего, чем Флоренс тоже.

Я с трудом сглатываю и отворачиваюсь, мысли мечутся в голове, пытаясь осмыслить этот одновременно детский и до странности трогательный поступок Джоша и Дома.

— Это… — я прочищаю горло, уверенная, что это просто сухой воздух мешает мне говорить. — Это был хороший ход. Думаю, теперь моя очередь рассказать историю.

Дом лишь фыркает и обходит меня, выходя под яркое солнце.

Солнечный свет льнёт к его коже, впитывается в руки и шею, будто ласка любовницы. Солнце обожает семейство Перри так же сильно, как ненавидит меня. Но даже если Дом загорает, а я сгораю, это не значит, что ему не страшны избытки ультрафиолета.

— Крем! — кричу я ему вслед.

Он останавливается на полпути через узкую пыльную дорогу, поворачиваясь ко мне. Сквозь тёмные стёкла солнцезащитных очков я не могу прочитать его выражение. Но даже если он сейчас закатывает глаза, я не собираюсь отступать.

— Ты мазался? — догоняю его, стаскивая рюкзак, чтобы найти в нём баллончик с солнцезащитным спреем, который я купила в аэропорту.

— Нет. Всё нормально.

— Всё нормально, — передразниваю его низким голосом. — Руки вперёд.

Дом колеблется, но потом вытягивает свои бесконечно длинные руки. Хорошо, что я купила спрей. Мне даже думать не хочется о том, чтобы размазывать крем по каждой открытой части его тела.

Спрей позволяет держаться на расстоянии.

Я покрываю его руки и голени защитным слоем, но когда обхожу его сзади, сталкиваюсь с проблемой.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты слишком высокий?

Он хмыкает. Я тыкаю его в бок.

— Присядь. Надо шею намазать.

— Это перебор, — бурчит он, но всё же слегка сгибает колени.

— Поблагодаришь меня через двадцать лет, когда у тебя не будет… — слово застревает в горле, и я осекаюсь.

Рак. Худшее слово из всех возможных.

Дом разворачивается, и я спешу загладить свою ошибку.

— Морщин. Когда не будешь сморщенным, как персик вяленый, — бормочу, торопливо запихивая баллончик обратно в рюкзак.

— Ты права, — тихо говорит Дом. — Не хочу морщины. Спасибо.

Я фыркаю и снова закидываю рюкзак на плечо.

— Ладно. Окей. — Окидываю взглядом заброшенный город и замечаю створки салунных дверей. Показываю на них. — Пойдём искать призраков в баре. И, кстати, Джош когда-нибудь рассказывал тебе, как помогал мне выбирать платье на выпускной?

Морщинки на лице Дома разглаживаются, и он улыбается.

— Нет.

Я вспоминаю тот день — яркое, счастливое воспоминание вспархивает в памяти, как бабочка, окрашенная в цвета радости, и я невольно улыбаюсь в ответ.

— О, правда? Он так и не рассказал, как решил вмешаться? Как решил примерить пару платьев сам?

Дом смеётся — громко, искренне, его смех разносится по залитому солнцем воздуху.

Оживляя место, давно ставшее безжизненным.